Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Спонсор показа: спн, айрис и странные фаноны о католических священниках.
ин процесс понял, что-таки да, у меня есть какая-то своеобразная манера рисовки, только в чем она выражается помимо решительного немогуйства делать черты лица не такими плавными, я толком не соображу.
Хочу научиться в электронку, уууу.

~жытоп, превью

@темы: Кей вернулся, дарующий поп!, Секта свидетелей голого живота Топа, тот, кто нормален, не может быть художником

---

флешмобов тайм

И тут мне напомнили, что я влетел на кучу флешмобов. Первый с вопросами-ответами, передавать никому не буду, но если кто хочет, могу вопросы вбросить. А второй с музычкой
1) Вопросно-ответная штука от  Tallulah

1. Ваши занятия по жизни?
Хочется написать что-то жутко пафосное по поводу того, что я разрабатываю хитроковарные планы, и вообще с толком провожу время, но лол.
Учусь, свободное время убиваю в интернетиках или стиме, время от времени что-нибудь пишу, и в принципе, не делаю ничего особенно полезного.
А еще иногда начинаю мутить странные вещи и творить спонтанные безумия, потому что не могу долго оставаться на каком-то одном определенном уровне, да и просто сидеть на одном месте.
2. Что бы вы сделали, если бы встретили в тёмной подворотне маньяка/чку?
Смотря какого плана маньяка, но поверьте, это в любом случае не очень приятно и радостно. Да, я все еще помню случай примерно пятилетней давности, когда нам ночью взбрело погулять. Городишко маленький, половина улиц - частные дома, колдобины на дорогах и почти полное отсутствие асфальта, а так же один работающий фонарь на полторы улицы. Темень, жуть и крипота. И мы идем, никого не трогаем, и нам "садится на хвост" какой-то странный мужик. И ты вот такой идешь, сперва просто косишься и ускоряешь шаг, потом осознаешь !вот_это_поворот!, что мужик тупо идет за вами и теребонькает, а когда тебя догоняют и хватают за рандомную часть тела, ты просто резко стартуешь и через пять минут оказываешься в другом районе города. Весьма эпизодически, конечно, но жизнь хоть чему-то, да учит. Сомневаюсь, что тот чувак был маньяком, но все же. Это я все к тому, что постараюсь с того места убраться как можно быстрее, желательно не привлекая при этом к себе все внимание.
3. А если там же встретите вашего кумира?
Ну, начнем с того, что я очень сильно сомневаюсь, что мои кумиры шатаются по темным подворотням в меру запущенных городов Ращии. Но если сей факт отбросить, то скорее всего вместо какой-то предсказуемой реакции типа криков, визгов и неудержимого фангерлинга, я встану на месте и с рожей "are u fucking kidding me" буду тыкать в него пальцем. А потом подойду и спрошу какую-нибудь совершенно невероятную фигню.
4. А если этот маньяк/чка и есть ваш кумир, как поступите?
Ах, какие вещи мне подбрасывает моя богатая фантазия, мне аж нравится. И нет, это не спонтанный прон. Скорее всего, уберусь оттуда подальше, и следующие два месяца буду увлеченно ваять фичок про серийные убийства или что-то такое.
5. Идеальный вечер для вас?
Мы сидели с моим Прекрасным Дилером, я пытался играть в слендерцо под корейщину в наушниках, а он кормил меня курицей. В комнате было почти совсем темно, для атмосферности, наверное, и кусок курицы иногда тыкался мне в щеку. Потом на игрушку я забил, и мы начали смотреть упоротое шоу с Block B, а Дилер закидывал на меня ноги, чтобы было теплее и удобнее. Потом он еще зачем-то меня покусал, а я фыркал и быгыгыкал.
И вот это вот все - оно было круто и замечательно.
Так что вот он - идеальный вечер.
6. Здоровье/Богатство/Удача/Любовь - что бы выбрали? (ответ должен быть один)
На самом деле, я терпеть не могу выбирать что-то одно из группы нужных/важных вещей или понятий, но пусть будет удача. Если ты удачлив, то сможешь реализовать свои стремления/умения и все подобное таким образом, что богатство приложится само, здоровье можно поправить за эти деньги, которые приложатся, а любовь, именно вот своего человека, ты встретишь при каких-нибудь обстоятельствах.
А вообще, выбирать глупо, ибо. Все зависит только лишь от тебя.
7. Парень на каблуках - это?
Я просто вброшу гифку

8. Есть ли у вас прозвище? (не ник! а именно прозвище в реале) Если да, то какое?
Бгг, ну, я сомневаюсь, что это именно прозвище, но так меня называет довольно большое количество людей. Дей.
9. Сбылись ли ваши детские мечты?
Учитывая то, что в возрасте шести лет я грезил о карьере киллера, а потом, чуть позже, о профессиональном стритрейсинге, то нет. Хотя, если честно, я не помню, о чем я именно мечтал в детстве.
10. Что бы вы сделали, если бы узнали, что завтра действительно наступит конец света?
Да что-то на моей памяти только он уже раза три собирался наступить, но все никак не наступит, хотя может, оно и к лучшему. А мои действия будут зависеть от того, где я нахожусь и сколько у меня осталось времени. Как вариант - обнести магазин с едой/выпивкой, угнать машинку и встретить погружение в неизведанное ничто на крыше какой-нибудь высотки.
11. Боитесь ли ошибаться?
Да.

2) Развлекательно-музыкальная штука, пришедшая от  Мэди. Семь особенно полюбившихся за последнее время музыкальных композиций

@темы: флэшмоб, this is the late night show with your favorite mc yoongi

---

Меня вот что убивает в некоторых людях.
Сидишь ты, никого не трогаешь, а тебе подходят и говорят "а знаешь, вот я тут запланировал мероприятие в честь чего-нибудь, и ты должен там быть". Моя рука плавно и красиво поднимается выше, готовясь медленно обнять лицо в фэйспалме, но когда на вопрос почему, чем и с чего вдруг я чем-то обязан, мне говорят "потому что/я хочу/отказывать некрасиво", красивого фэйспалма у меня не получается.
Человече, ты прекрасно понимаешь, что я не хочу находиться в том месте/компании/так далее, но все равно зовешь, я абсолютно предсказуемо более-менее вежливо говорю, что нет, спасибо, а ты потом ходишь и через каждые пять минут тыкаешь меня в то, что я такое хуйло, и поступаю очень плохо и фу-фу-фу.
Не то, чтобы меня как-то задевают подобные слова в мой адрес, я просто не понимаю такого подхода к людям и ситуациям.
Так что я буду не очень хорошим человеком, буду сидеть дома, читать книжки-учебники и страдать ерундой в свободное время. вот так вот.
Вообще, я тут понял, что абсолютно разучился писать о том, что у меня происходит.

@музыка: 30 seconds to mars - hurricane

@темы: о таком никогда не напишут книгу

---

Что делать, если ты потерял себя: гугл поиск

Я сейчас думаю о том моменте своей жизни, когда мы сидели с моим Прекрасным Дилером у него во дворе на лавочке и играли в карты. Лавочка была неудобная, и карты то и дело норовили провалиться сквозь промежутки между досок, тот кусочек лета был прекрасным и жарким, и я пил не то банановый, не то клубничный молочный коктейль и пытался впихнуть его Дилеру, но он все время отказывался.
Тогда он делал меня в пух и прах, вот в разнос просто, а я сидел, негодовал, потому что так меня нагибает в карты действительно только он, и проигрывал один джитопный драббл за другим. Не помню уже, сколько их было. Я негодовал, закрывался картами, наигранно фыркал, и меня откровенно тащило с того, что происходит, потому что это было замечательно.
Нужное количество драбблов, я кажется, все же принёс со временем, но не в память о куче проигранных партий, а просто так.
А еще у меня была идея.
И весьма расплывчатое представление о том, что я её осуществлю, оформлю в слова-картинки, чтобы красиво и как надо, и принесу ему. Просто потому, что мне этого хочется.
С момента того, как идея собралась в голове более-менее четко, прошел практически год.
Но я, кажется, сделал это именно таким, каким оно было в моих мыслях.

Автор: Zincum
Название: Get your crayon
Фэндом: BigBang
Персонажи: Чхве Сынхён/Квон Чиён
Рейтинг: PG-13
Размер: ~15100
Посвящение: your little Desert Eagle

You know when I was a little kid
All I ever wanted to
It's make something bigger out of my life

Чиёном движет желание найти что-то такое, что идеально впишется в тот промежуток между строками, который ему необходимо заполнить. Нужно это сделать именно сегодня: он чувствует, что если не сейчас, то уже никогда не вернется к начатому. В голову лезут мысли о том, что лучше всего пишется тогда, когда накатывает вдохновение, но Квон прекрасно знает, что способен сочинять тексты, которые будут нравиться всем и каждому, даже если он царапает их в самый последний день на коленке перед дверью в студию. Но сегодня всё идет совсем не так, как ему хочется. Вернее, сегодня процесс не идет никак.
Квон вздыхает и трёт виски кончиками указательных пальцев. Пальцы холодные, словно он простоял на морозе без перчаток минут двадцать, но Чиёну это даже нравится. Он снова прокручивает в голове уже сложившуюся версию куплета и хмурится. Это всё не то. Нет чего-то такого, что может зацепить, текст пустой и плоский, и это не исправить ни музыкой, ни голосом.
Чиёном движет желание убить время, чтобы, взглянув на часы, можно было спокойно отправиться спать, потому что появляться на людях с мешками под глазами ему не положено. Он бездумно переходит по ссылкам в окне браузера и не знает, что именно ему нужно. Когда глаза начинают слезиться от черных букв на белом фоне и пестрых картинок, Чиён нажимает на первую попавшуюся строчку, даже не успев прочесть, что именно там написано.
Телефон коротко пищит и вибрирует в кармане, извещая о том, что Сынри снова доступен для звонка, однако Чиён настолько устал, что не хочет ни с кем разговаривать. Он практически не глядя тыкает пальцем в сенсорный экран телефона, набирая сообщение, и его нисколько не заботит, что он промахивается мимо нужных букв. Так же как и то, что Сынри в конечном итоге будет десять минут ломать голову, прежде чем поймет, что этот текст представляет собой ни что иное, как напоминание о переносе завтрашней репетиции.
Чиён снова переводит взгляд на монитор, и уголки его губ невольно приподнимаются в легкой улыбке, когда он видит там самого себя. У него на фотографии розовые, слегка растрёпанные волосы, немного уставший взгляд и бензиновая зажигалка в руке.
Он закрывает глаза, проводит по векам кончиками пальцев, едва касаясь кожи, и улыбается снова, вспоминая прохладный парижский ветер.
Тогда ему нравилось абсолютно всё. Париж надолго запал ему в душу, и Квон с трепетом относился к появившемуся ощущению бесконечной лёгкости и невесомости. Ему казалось, что он вот-вот найдет в себе что-то новое и неизведанное ранее, такое же легкое, как воздух, и лежащее на поверхности, или нечто серьёзное и от этого ещё более ценное. В Париже всё совсем по-другому: он не похож ни на один из тех городов, где Чиён был ранее, и Квон как губка впитывал все окружающие его настроения. Париж – это стиль и вкус, огромный и целостный город со своими отчётливыми и неповторимыми нотками, в образы которого Чиён позволил себе окунуться с головой. Ему казалось, что город принял его, а с его эмоциями творилось нечто невообразимое, и успокоиться и разложить всё по полочкам удалось только через несколько дней. Он каждые пару часов одёргивал руку от телефона, ловя себя на мысли, что хотел позвонить Сынхёну и рассказать о том, что намечается что-то новое и совершенно потрясающее, но он ещё не понял, что именно. Ощущения распирали его изнутри, и молчать не было сил.
А Сынхёну просто нравились его розовые волосы, и он гудел что-то восторженное Квону на ухо и дергал его за пряди, когда тот пытался передать словами и жестами все свои впечатления. По возвращении в Корею Чиён напоминал ему ураган, и Чхве опасался, что после этого всплеска эмоций весь его энтузиазм пропадёт, оставив место незавершённым идеям и усталости. Однако того запала хватило надолго.
Чиён мотает головой из стороны в сторону, отгоняя воспоминания, и прокручивает страничку ниже. Обычно он не посещает фансайты, но сейчас Чиёном движет любопытство, и он просматривает опубликованные фотографии и скользит взглядом по комментариям под ними. В глубине души расползается приятной тяжестью чувство гордости. Он сумел сплотить всех, и они – BigBang, талантливые, яркие, известные. И Квону первый раз закрадывается мысль, что он смог, что у них получилось. Что это и есть успех. Он начинает вспоминать первые месяцы после дебюта, то, как было страшно, что что-то вдруг пойдет не так, но сейчас от этих мыслей тепло и легко, потому что они справились. Каждый из них достиг многого по отдельности, но вместе они сумели преодолеть ещё большее.
Чиён цепляется за свое имя в тексте и просматривает собственную биографию, разбавленную непонятно откуда взявшимися «фактами» и фанатскими домыслами. Он усмехается и читает дальше, движимый всё тем же любопытством, но спотыкается на простых словах о том, что он слишком идеальный и таким просто нельзя быть.
«Джи-Ди – это человек-океан. Не то чтобы у меня были кумиры. И если всё-таки быть чьим-то фанатом, то его».
Квон запоздало понимает, что слишком любит искать скрытый смысл даже там, где его нет, и не факт, что понимание чего-то, к которому приведут его мысли, ему понравится. Ему двадцать пять лет, он успешный певец, модель, автор и композитор, и половина девушек Кореи готова расплыться в счастливой улыбке, если он просто посмотрит в их сторону.
Он слишком идеален для своих двадцати пяти.
В голове Чиёна что-то щёлкает и надламывается.
Он достиг своего предела, и дальше просто некуда развиваться. То, что он представляет собой сейчас, – это его потолок, тот максимум, на который он способен.
***
Расстояние до поверхности измеряется километрами. По крайней мере, ему самому так кажется, когда он бездумно продолжает смотреть вверх, на уже давно исчезнувший свет. У него снова мерзнут кончики пальцев, а в легких давно закончился кислород, и перед глазами начинают плавать разноцветные круги. Но он продолжает плавно опускаться на дно, расслабленно раскинув руки в стороны и даже не пытаясь сделать хоть какое-то движение. Вокруг слишком много давящей темноты, но в этих ощущениях Квон находит определенную прелесть. Ему кажется, что он опускается на дно Марианской впадины и где-то там, внизу, его уже поджидают никому ранее не встречавшиеся голодные монстры. Он закрывает глаза и не видит никаких различий между темнотой снаружи и внутри, только разноцветные пятна, похожие на бензиновые кляксы, становятся немного ярче. Он медленно тонет сам в себе.
«Какая ирония», - думает Квон, и эта мысль прошибает его насквозь, словно разряд тока. Хочется пошевелиться и сделать хотя бы короткий вдох, но он уже слишком далеко от поверхности, и вода прижимает его с невероятной силой. Ему не выплыть.
Из сна Чиёна выхватывает резко, с глубоким судорожным вдохом. Просто приходит осознание, что он больше не спит. Не спит, но не может ни открыть глаза, ни пошевелить даже кончиком пальца. Сознание тут же взрывается от нахлынувших бессистемных мыслей, и Чиёну кажется, что он вот-вот задохнётся от чувства собственной беспомощности. После кажущихся бесконечными усилий веки слабо дергаются, и Квон медленно успокаивается, стараясь дышать глубже – оцепенение проходит. Вставать ещё слишком рано, но спать больше не хочется, и Чиён ставит себе будильник на десять утра просто на всякий случай. Он щурится, тыкая в экран телефона пальцем, потягивается и переворачивается на другой бок, разминает холодными пальцами затёкшую шею и сильнее кутается в одеяло.
***
− Эй, хён, - в комнату заглядывает помятый и нахмурившийся Сынри. – У тебя телефон трезвонит уже минут десять. Хён?
Сынри подходит ближе к кровати и хочет потыкать спящего Квона в бок, пощекотать и стянуть с него одеяло – как же так, он сам спит, а остальным мешает – но останавливается на полпути. Из-под одеяла торчит только взъерошенная макушка, и младший Сынхён лишь вздыхает, тянется к звонящему телефону и отключает поставленный на повтор будильник.
Сынри заботливо задергивает шторы, пишет что-то маркером на стикере, клеит его на дверь с той стороны и тихо выходит, бросив на Квона быстрый взгляд. Тот ворочается и морщится от скользнувшей по лицу полоски света из коридора, но не просыпается.
«Хёна не будить.»
Чиён открывает глаза ближе к обеду и встает с кровати уже с полностью оформившимся чувством, что он опоздал везде, где только можно опоздать.
***

− Красный? − ошарашено спрашивает Квон, смотря на своего парикмахера в зеркало. – Ты уверена?
− Ну да, мне кажется, что это будет оригинально. Тем более, красного ещё не было, хотя я уже откровенно запуталась в твоих цветах и прическах.
Тэ Хён ласково пропускает его волосы между пальцев, поглаживая и легко ероша, словно представляя, какими они будут после покраски. В огненно-красный. Судя по тому, сколько восторга на её лице, ей эта концепция нравится. Чиён думает, что явно что-то упустил: это первый раз, когда с ним не стали советоваться, как он будет выглядеть.
− То есть уже всё решено?
− Тебе не нравится?
- А нельзя какой-нибудь?.. Квон хмурится, пытаясь мысленно подобрать цвет, который ему действительно понравится. – Пепельно-фиолетовый?
− Слишком блёкло. Эй, ну что с тобой сегодня? Тебе всё пойдет, будет здорово! - убежденно кивает она. – И ты только представь, как это будет смотреться в рамках того шоу, которое вы на днях устроите!
И правда, что это с ним.
Чиёну кажется, что он будет выглядеть, как попугай.
Чиён думает, что ничего не теряет и красного действительно не было.
Чиён говорит, что открывать церемонию он хочет, всё же будучи блондином, но соглашается. Он действительно ничего не теряет.
***

В здании YG царит приятный полумрак, а в коридоре совсем темно, и очертания дверей скорее угадываются, чем действительно видны. Чиён медленно идёт вперед, устало щурясь, и ведёт по стене кончиками пальцев. Он знает, что до выключателя еще метров десять, а до нужной двери и того дальше, но он всё равно не отнимает пальцев от стены.
Больше всего ему нравится студия именно в это время – когда до полуночи всего пара-тройка часов и почти везде выключен свет. Но кто-нибудь почти всегда репетирует в самой дальней комнате. Просто отрабатывает заученные движения, совершенствуется, пытается сосредоточиться. В то время, когда их дебют маячил где-то на горизонте, Квон часто приходил сюда просто расслабиться и краем глаза посмотреть на чужие репетиции через узкую щель дверного проема. Тогда это казалось ему чем-то особенным и захватывающим, это волновало и будоражило каждый раз, когда он подбирался к двери репетиционной, усаживался на полу с пластиковым стаканчиком кофе в руках и впитывал в себя ритмы, голоса, движения. Это одновременно и успокаивало, и пробуждало желание подорваться и начать что-нибудь пробовать и придумывать самому. Тогда их было ещё шестеро, они спали по несколько часов в сутки и с утра до вечера пропадали на занятиях. Тогда им говорили, что они просто обязаны сделать что-то незабываемое, на них возлагали большие надежды. Сейчас их пятеро и они полностью оправдывают название своей группы.
Чиён резко одергивает руку от стены, прячет её в карман толстовки и снова возвращается к мысли, что он сейчас именно такой, каким хотел его видеть Ян Хён Сок в далеком 2006 году. Что ждать он него чего-то большего почти бессмысленно.
Он проскальзывает в репетиционный зал так, словно боится, что кто-то его сейчас застукает, и включает свет. Длинные лампы под потолком начинают мерцать и разгораются, освещая вытертый паркет. Чиён плотно прикрывает за собой дверь и несмело проходит на середину зала, рассматривая свое отражение в больших зеркалах во всю стену. На Квона накатывает чувство дежа вю, и этот момент отчего-то кажется ему таким интимным, что он прикрывает глаза и улыбается одними уголками губ. Он опускается на пол, поджимает под себя ноги и включает музыку на телефоне, откладывая его в сторону. Меньше всего хочется, чтобы кто-нибудь его здесь видел. Не сегодня.
***

Квона распирает от желания выговориться. В его голове просто слишком много всего, и ему кажется, что, если он сейчас не отчитает Сынри за сегодняшнее, не расскажет что-нибудь Тэяну или не обсудит с менеджером расписание его давно уже наметившегося турне, он просто взорвётся. Но Сынри снова носит неизвестно где, Ёнбэ наверняка уже спит, а с менеджером они уже всё обсудили раз сто, и половина второго ночи не лучшее время для звонков по работе.
Чиён думает, что ему нужно отвлечься, что тогда станет легче. Однако чуда не происходит, и он мечется от одной стены к другой по своей комнате, пока не ударяется об угол кровати и не падает поверх одеяла.
2:16.
Чиён чувствует себя предельно уставшим, но сон никак не идёт, даже когда он забирается под одеяло, и ему ничего не остается, кроме как просто убивать время в попытках уснуть, считать, сколько осталось до звонка будильника и прикидывать, сможет ли он за это время выспаться.
4:27.
Экран телефона потухает, переходя в режим ожидания, но до этого момента в сознание Квона успевает врезаться сегодняшняя дата – 28 ноября. До этой чертовой MAMA 2012 остаётся всего два дня.
***

Окружающие его настроения Чиён, кажется, чувствует каждой клеточкой своего тела, и он не может сказать, что ему это нравится. Опустив на глаза козырек кепки, он впервые ловит себя на мысли, что этих эмоций для него слишком много. В аэропорту душно, но Квон не спешит расстегивать куртку. Пространство, на которое он может максимально близко подпустить человека, медленно сжимается и обхватывает Чиёна со всех сторон.
Он тянет молнию на куртке вверх, застегивая до конца, и опускает голову, закрывая глаза. Спать хочется до такой степени, что перед глазами плавает горячий туман и сдавливает виски.
Менеджер что-то рассказывает ему и Дэсону, но Квон не слушает, залипая в своей параллельной вселенной, и из транса его выводит навязчивое ощущение, что на него кто-то смотрит. К тому, что вокруг него всегда полно людей, которым хочется потрогать, сфотографировать его и оглушить своими визгами, он привык. Тем более, это аэропорт. Но сейчас здесь нечто другое.
− Эй, Чиён-а, - тихо зовет Квона Дэсон и легко толкает в плечо, а затем смотрит куда-то за него и улыбается тепло и ласково. – Мы найдем минутку?
Чиён в недоумении оборачивается, а затем кивает, в то время как менеджер недовольно сообщает, что им пора на посадку.
Чиён кивает и понимает, что снова тонет – это ощущение словно ходит за ним по пятам последние дни. Тонет в бесконечной искренности и открытости, которую он видит в глазах ребёнка, неуверенно переминающегося с ноги на ногу в десятке шагов от него.
− Привет,- Дэсон подходит ближе к девочке и присаживается возле неё на корточки. – Ты потерялась?
На девочке смешная оранжевая шапка с нарисованным тигренком, и Квону совершенно внезапно и необъяснимо хочется улыбаться только от одного её вида. Он прислушивается к своим ощущениям и наслаждается опустившимся на него спокойствием, понимая, что все его мысли постепенно блекнут и отходят на второй план, что обо всем можно подумать немногим позже, попробовать разложить все то, что его мучает, на маленькие составляющие и разобраться с этим постепенно и вдумчиво. Чиён понимает, что решить всю его проблему сразу никто не в состоянии, даже он сам. Понимает, но ничего не может с этим поделать, потому что это сидит в нём слишком глубоко, слишком прочно, с каждым днем прорастая все глубже и глубже, и собственные мысли кажутся Квону слишком инородными и даже болезненными. Но сейчас ему хорошо так, как иногда бывает поздним вечером, когда просто сидишь на диване перед телевизором, немного уставший и расслабленный, когда заниматься уже ничем не хочется и дел на вечер и не осталось вовсе.
Когда Квона начинают буквально тянуть на посадку, тот улыбается девочке и неожиданно для себя обещает прислать ей открытку из Гонконга, машет рукой, а затем разворачивается и бежит за ушедшим вперед Тэяном.

***
Сынхён понимает, что опаздывает уже минимум на час, но не может себе отказать в маленьком повседневном удовольствии – пятнадцати минутах спокойствия за столиком в дальнем углу кофейни.
Когда колокольчик над входной дверью мелодично звенит, извещая о новом посетителе, Сынхён одним глотком допивает кофе, крутит в руках опустевшую чашку с темными разводами по краям, хмурится и заказывает себе еще одну порцию. Утро ощущается слишком тяжёлым и неприветливым, от усталости сдавливает виски и то и дело подрагивают пальцы, и Сынхён думает о том, что влетит на приличную сумму, если Чиён снова решит ввести в практику наказание за опоздание в десять тысяч вон за минуту.
В то время это спонтанное предложение казалось очень весёлым. Сынхён заводил себе по пять будильников, но все равно просыпался не от них, а от сообщений Чиёна, содержащих либо дразнящие смайлики, либо фразы в духе «Доброе утро! Советую не забыть дома свой кошелёк, он тебе обязательно пригодится!». Дальше обычно следовали метания из угла в угол в попытке собраться и ничего не забыть, а потом Сынхён дремал на заднем сиденье автомобиля и почему-то всегда приходил в студию раньше Квона.
Сынхён думает об этом, когда едет на репетицию, вспоминает их сумбурное веселье перед последним Биг Шоу, и ему становится необъяснимо тепло и уютно. Бумажный пакет, в который составлены стаканчики с кофе, приятно шуршит и греет руку, и вся неловкость от опоздания постепенно сходит на нет.
В Гонконгском выставочном центре людей столько, сколько может вместить в себя маленький стадион, и Сынхён то и дело уворачивается от работников, норовящих задеть его то лестницей, то связкой проводов, то ещё чем, и бережно прижимает бумажный пакет к груди. Он коротко кивает по сторонам в знак приветствия и старается как можно быстрее дойти до сцены: Чиён должен быть где-то там. Кофе ещё должен быть горячим.
− Сынхён!
Чхве поворачивается на голос Ёнбэ и останавливается, дожидаясь, когда тот подойдет.
− Припозднился ты, - Ёнбэ улыбается, подходя ближе, и протягивает сжатый кулак Сынхёну, тот улыбается в ответ и дотрагивается своим кулаком до его. - Давненько уже не виделись.
− Что поделать, - Сынхён пожимает плечами и как-то виновато наклоняет голову вбок, и Тэян понимающе хлопает его по плечу. - Чиён здесь? Он с меня шкуру, наверное, спустит, если поймёт, что я только что пришел.
− Да нет, не спустит. Идем,- Ёнбэ манит за собой, и Сынхён идёт следом, ничего не спрашивая. Они проскальзывают в какой-то узкий коридорчик, заваленный всяким хламом и заставленный ящиками, и всю дорогу идут молча - Сынхён не сводит взгляда с затылка Ёнбэ и улыбается чему-то своему. Он действительно успел соскучиться по ним за каких-то полторы недели, и, хоть у них не будет времени собраться где-нибудь на кухне всем вместе, чтобы просто выпить пива, Сынхён всё равно рад.
Ёнбэ выводит его на крохотный балкончик, непонятно для чего вообще предназначенный, и опирается о перила локтями.
− Вон, смотри.
Сынхён подходит и непонимающе моргает, когда Ёнбэ машет рукой куда-то вниз, в сторону сцены, и не сразу замечает, что он указывает ему на Квона. Чиён носится туда-сюда по маленьким ступенькам на сцене, рассматривает потолок, постоянно указывает в разные точки площадки и советуется со всеми.
− Он спрашивал про тебя, но, кажется, слишком занят сейчас, чтобы тебя отчитывать. Но доля лидерского негодования на твою голову всё равно обрушится.
Сынхён улыбается.
− Эй, Ёнбэ? Хочешь кофе?

***
− Так, все всё запомнили? − Чиён цокает языком, прячет руки в карманы куртки и обводит взглядом группу, улыбается несколько через силу в ответ на утвердительные кивки и гулкое "так точно, босс!" Сынхёна.
Они репетировали тысячу раз, обговаривали всё - не меньше, и Чиён должен быть спокоен и уверен в том, что всё пройдёт гладко и они действительно сделают шоу, но ему всё равно неспокойно. Квон объявляет, что через полчаса можно будет выдвигаться в отель − их время закончилось − и уходит, делая вид, что у него срочный звонок.
Сынхён смотрит ему вслед, ждет с минуту и медленно направляется за ним.
Чиён сидит на заваленной на бок колонке, сцепив в замок пальцы, и смотрит куда-то перед собой, и Сынхён чувствует себя сталкером, наблюдая за ним из-за угла. У Чиёна уставший вид и растрёпанные волосы, неброская дутая куртка и совершенно обычная чёрная кепка без всяких надписей. Сынхён думает, что всё это слишком непохоже на Чиёна, когда делает шаг из-за угла.
− Ты опоздал сегодня, − Квон реагирует в ту же секунду, как Сынхён появляется в поле его зрения, но взгляда на него не поднимает. − Тебе стоило бы ответственней относиться к работе. Мы тут не в игрушки играем, знаешь ли. Я же говорил, чтобы ты не опаздывал.
Чиён прикрывает глаза и забирается на колонку с ногами, прижимаясь спиной к стене. Лучше бы Чиён злился: в такие моменты он пугающе-притягательный, и не знаешь, чего от него ожидать в следующую минуту. Но Квон не показывает абсолютно никаких эмоций, и Сынхёну становится не по себе.
− Рейс задержали, а потом в аэропорту я долго не мог найти свою сумку.
− Врёшь, − Чиён тихо усмехается и поднимает взгляд на Сынхёна.
− Вру, − легко соглашается тот и улыбается. − Я хотел принести тебе кофе, но потом понял, что тебе было немного не до этого.
− М?
− Я видел, как ты работаешь.
− Всё всегда нужно перепроверить, чтобы система не дала сбоя и всё получилось идеально, − Чиён голосом выделяет последнее слово. − Сынхён? А что это был за кофе?
− Капучино с корицей.
Чиён морщит нос, фыркает и, наконец, улыбается.
− Капучино с корицей, Сынхён, пьют маленькими порциями в уютной кофейне где-нибудь за углом, но никак не в такой обстановке, да еще и из огромного бумажного стакана, − произносит Чиён, молчит долго и мечтательно, словно представляя себя в этой самой кофейне с чашечкой горячего кофе в руках, а затем переводит взгляд на Сынхёна, хмурится и спрашивает. − А то, что предназначалось мне, никто не выпил?
Сынхён не выдерживает, улыбается и смеется, и Чиёну внезапно хочется потыкать в эти ямочки на его щеках, как он делал раньше.
− Не выпил. Но кофе холодный уже. Заедем сейчас, я куплю тебе новый?
− Нет, я хочу именно этот.
Привкус корицы оседает на языке Чиёна, и он улыбается одними уголками губ, покручивая в руках наполовину опустевший стакан. Сынхён говорит что-то, но потом замолкает, и они сидят в узком тёмном коридоре и просто молчат. Чиёну становится на удивление спокойно, и он расслабляется совсем, когда Сынхён включает музыку, делает тише и засовывает телефон в карман.
− Чтобы только нам было слышно, − говорит он, и Чиён не имеет ничего против.
Кофе, признаться, совершенно отвратный, особенно, когда холодный, и Чиён в принципе не любит корицу, но почему-то делает глоток за глотком и сидит с Сынхёном до тех пор, пока ему не начинает названивать потерявший их Сынри.
***
Ближе к полуночи Чиён закрывается в своем номере, достаёт из шкафа два чемодана и вываливает их содержимое на кровать в одну большую бесформенную кучу. Вещи разваливаются по покрывалу пестрым комком и мнутся, пока Квон перебирает все возможные варианты, вытаскивая одну рубашку за другой и прикладывая к пиджакам и курткам. Следующими на покрывало со звоном высыпаются подвески и цепочки, и Чиён мечется от одной комбинации к другой, не зная, на чём остановиться. Он давно все решил и продумал, но сейчас ему практически жизненно необходимо пересмотреть всё заново, скомпоновать уже имеющееся, сделать что-то новое, безупречное.
Когда в дверь тихо стучат, половина вещей с кровати сметается на пол. Квон тихо шипит, запускает пальцы в волосы и стоит так до тех пор, пока стук не повторяется снова.
− Что?
− Чиён-а, открой?
Чиён закрывает глаза и не двигается с места. Ёнбэ стучит снова, и за дверью опять становится тихо, но Квон точно знает, что Тэян никуда не делся и что он не уйдёт, пока не дождётся более вразумительного ответа.
Полоска света скользит по дурацким тапочкам Ёнбэ, когда Чиён наконец открывает дверь, и тот следит за этим светом, мягким и обволакивающим, до тех пор, пока Квон не высовывается из номера.
− Что-то срочное?
Ёнбэ взъерошенный и немного сонный, расслабленный и спокойный − полная противоположности Чиёну, который сейчас ощущает себя так, словно идёт по канату без всякой страховки, когда под ним полкилометра свободного падения.
− Нет, просто, − Тэян мягко толкает дверь плечом, и Квон уступает, отходя на шаг и пропуская его в номер.
Ёнбэ заходит внутрь, осторожно обходит Чиёна, ставит две чашки на край стола и наблюдает за Квоном, начинающим медленно собирать разбросанные по полу вещи.
− Чиён? Давай помогу?
В ответ он получает лишь недовольный взгляд, сквозящее в нём плохо прикрытое раздражение и короткое "спасибо, я сам". Когда последняя рубашка комом летит в раскрытый чемодан, Ёнбэ легко хлопает Чиёна по плечу и кивает.
− Расслабься немного.
− Don't touch me, GD is dynamite, − тянет Чиён, опасно щурясь. Больше всего ему сейчас хочется, чтобы его оставили в покое, выключили свет и закрыли дверь в его номер с той стороны. Однако Тэяна, очевидно, мало заботят желания Квона, и он с ногами забирается на край его кровати, бережно подвинув оставшиеся на покрывале вещи.
− В оригинале звучит по-другому, − улыбается он и протягивает чашку с кофе. Чиён раздражённо цокает языком, но за кружкой все же тянется и шипит о том, что его вариант звучит правдоподобнее.
У Чиёна уставший взгляд, и он весь кажется таким взъерошенным и болезненно-бледным, что Ёнбэ очень хочется с ним поспорить, но он прикусывает кончик языка и молчит.
− Сегодня ты переживаешь больше обычного.
Чиён вздыхает, закрывает лицо тыльной стороной ладони и осторожно опускается спиной на подушку.
− Думаешь?
− Не думаю − вижу, − Ёнбэ подносит кружку к губам, вдыхает горьковатый аромат кофе и не сводит взгляда с Чиёна.
− Я просто хочу, чтобы все получилось идеально, понимаешь? − Квон говорит медленно, делая большие паузы между словами, пытаясь подобрать нужные. − Чтобы было что-то такое, что не забудешь, если увидишь. Я хочу быть хорошим лидером для вас, − немного погодя добавляет он.
Ёнбэ молчит долго и вдумчиво, не торопится успокаивать или переубеждать в чём-то, не сыплет фразами "да брось, ты и так лучший", и Чиён благодарен ему за это.
− Чиён-а, − тихо зовёт он.
− Что?
− Просто будь собой, − Тэян коротко кивает. − У тебя же всегда так. Нервничаешь сначала, но шоу продолжается, и волнение отступает. Не накручивай себя из-за ерунды. Завтра все увидят то, что даже не могли себе представить.
Чиёну на мгновение становится совсем чуть-чуть легче.
***
И вечером следующего дня они делают это.
Именно такое шоу, которого хотелось Чиёну. Когда зал буквально взрывается эмоциями, слыша первое "get your crayon", Чиён постепенно расслабляется, втягивается в выступление и уже не думает о том, что, скорее всего, его рэп на открытии церемонии звучал так, будто был написан за пять минут до выхода на сцену, что он кажется сейчас не самим собой, а огненно-красным сгустком из нервозности и идиотизма.
Когда они исполняют ровно половину "fantastic baby", Чиён ловит на себе взгляд Сынхёна, тот подмигивает ему и до конца выступления находится в поле его зрения, маячит из стороны в сторону таким же ярким, как и сам Квон, розовым пятном, улыбается, но улыбки у него разные: широкие и благодарные − залу, а едва заметные − Чиёну. С такими улыбками обычно обещают, что всё всегда и обязательно будет хорошо, но в этой его поддержке есть ещё что-то, чего Чиён уловить не может.
Чиён выкрикивает в микрофон своё "make some noise" и поднимает руки, и всё тонет в окружающих их искрах, а маленькая круглая площадка начинает медленно подниматься. Чиёну кажется, что он попал в эпицентр фейерверка, он не слышит ничего, кроме собственного голоса в наушнике и восторженно гудящего зала, и понимает, что это действительно то, чего он хотел, что это даже больше, чего от всех них ждали.
Уже после, за сценой, они обнимаются и шатаются туда-сюда, перекрикивая друг друга, а сам Чиён готов обнять вообще любого желающего, который подвернется ему под руку. Он ерошит волосы Сынри, превращая его прическу в подобие гнезда, точно так же, как это делал еще на тренировках до дебюта, младший Сынхён хохочет, тянет Квона за связку цепочек на шее вниз и пытается увернуться, но в итоге спотыкается и падает, утягивая следом за собой и Чиёна. Квон смеется тоже, громко и заразительно, и почти задыхается, когда сверху на него заваливается Ёнбэ, а затем и все остальные. Сынри пыхтит и пытается скинуть с себя всех, но получается плохо, и под общий галдеж они пёстрым клубком валяются на полу еще с минуту, пока им не помогает кто-то из стаффа.
− Ты избил меня своей дурацкой шляпой! − жалуется Чиён, смеясь, когда Сынхён помогает ему встать.
− Она не дурацкая, она красивая, − Чхве поднимает с пола шляпу, бережно отряхивает козырек, пытается приладить сломанные чёрные перья на прежнее место, но выглядят они всё равно растрёпанными и поникшими.
− Но ты меня избил ей, − Чиён улыбается и потирает подбородок, куда в общей суматохе пришелся удар козырьком.
− Но она все равно красивая, − Сынхён бережно гладит шляпу, а затем прилаживает её на растрепанные волосы Чиёна козырьком вбок, наклоняет голову и рассматривает его. − Вау, фантастик бэйби, − тихо тянет он и улыбается снова так же, как улыбался ему на сцене, и Чиёну на мгновение кажется, что в этой улыбке и во взгляде проскальзывает восхищение. Чиён смаргивает наваждение, картинно поправляет свои красные меха и опускает на глаза небольшой козырёк.
− GD? Yes, Me. Do you love Me?
− Yes, sir.
− I'm one of a kind?
Сынхён вопросительно выгибает бровь, а затем кивает в ответ и не может перестать улыбаться.
***
Декабрь опускается Чиёну на плечи тяжело, принося очередной перелёт, к бесконечной череде которых он уже давно привык, отголоски ночного афтепати, пульсирующую боль в затылке и совсем лёгкое ощущение того, что он забыл сделать что-то важное, причем важное не для кого-то, а для себя в первую очередь. Из иллюминатора, что по левую руку, видно крыло самолета, а сидящий рядом Сынри постоянно тараторит что-то, но потом замолкает, и Чиён погружается в свои мысли на весь полёт, но вспомнить так и не может, делает себе заметку в телефоне, чтобы подумать об этом позже снова, но всё равно расстраивается.
Он задремывает буквально на минуту − песня началась, но ещё не закончилась, когда его вырывает из полусна, но Чиён прекрасно помнит, что ему привиделось, и думает о том, что в этом тоже должен быть скрытый смысл. Он пытается сохранить в памяти то, что ему приснилось. Пустой ночной Сеул, сверкающий вывесками вдоль дорог, и он сам, один, бегущий по маленькому промежутку между двумя полосами движения. Бегущий, догоняя что-то или кого-то, бегущий так, словно от этого зависит сейчас вся его жизнь. Чиён вспоминает и прокручивает этот небольшой отрывок снова и снова, но не может понять, за чем он бежал: впереди не было ничего, кроме задних фар машины, исчезающих в конце улицы.
На Чиёна накатывает волна глухого раздражения, когда он встает с кресла и опирается рукой на выпавшую из кармана пачку мальборо, ломая три последних сигареты. Он успокаивает себя мыслью, что сигарету всегда можно попросить у Сынхёна. У Сынхёна, в принципе, можно много чего попросить. И он так и делает, но решается только тогда, когда они уже отъезжают от аэропорта.
Сынхён, сонный и помятый, сидит на расстоянии вытянутой руки и бездумно водит пальцем по экрану телефона, гоняя рыбок на заставке. У Чиёна почему-то образ такого Сынхёна никак не желает складываться в одно целое с этими маленькими золотистыми рыбками, и он тихо фыркает и прячет улыбку за шарфом.
− Что? − Сынхён поднимает на него взгляд, но Чиён не может перестать улыбаться. Раздражение смещается куда-то на второй план.
− У тебя есть сигарета?
Чиён задаёт этот вопрос и от чего-то чувствует себя практически школьником. Ему кажется, что он спросил слишком громко, и услышали все: и водитель, и парень из охраны, дремлющий на переднем сиденье. Квон придвигается к Сынхёну ближе на пару сантиметров и ждет ответа.
− Ты похож сейчас на ребёнка, который только что рассказал старшему брату свой самый большой в мире секрет, − внезапно говорит Сынхён и лезет во внутренний карман куртки за пачкой сигарет. − Не бойся, я не расскажу маме, что ты куришь.
− Только попробуй, − Чиён легко улыбается, принимая сигарету, и долго крутит её в руках.− И я буду отбирать у тебя завтрак, который мама собирает тебе в школу.
Сынхён не выдерживает и тихо смеется.
− Чиён-ши, не курите, пожалуйста, в салоне.
− Я и не курил, − Квон цокает языком, вздыхает и трет виски пальцами.
Когда машина практически подъезжает к Сеулу, Сынхён просит остановить. Водитель смотрит на него немного раздражённо, но соглашается и съезжает к обочине.
− Иди, − Сынхён кивает Чиёну, но тот не понимает. − Ты курить хотел.
− А. Спасибо, − Чиён открывает дверь, но не вылезает из машины, лишь опускает на асфальт ноги и прижимается грудью к коленям, стараясь вылезти как можно дальше на свежий воздух. Из-за перепада температур и первой за день сигареты начинает легко кружиться голова и пальцы немного покалывает, но Чиёну это ощущение нравится. Дым сигарет Сынхёна тяжелый и горьковатым привкусом остается на языке. Чиён затягивается в последний раз и щелчком отправляет сигарету за ограждение.
***
Чиёну кажется, что его жизнь идет по кругу. День за днём не меняется абсолютно ничего: работа, работа, работа, трёхчасовой и не вполне здоровый сон раз в сутки, при условии, что очень повезёт, и снова работа. Где-то вдалеке сознания маячит то самое чувство, которое у него теперь всё время будет ассоциироваться с Гонконгом, и на него наслаивается всё новое и новое "упустил".
Чиён сам не замечает, как становится раздражительным и огрызается на любую, даже самую невинную шутку.
− Чиён-а? − Дэсон ловит его за локоть на выходе из тренировочного зала, и к Чиёну закрадывается подозрение, что он ждал его здесь, а учитывая то, что Чиён задержался достаточно даже по собственным меркам, Дэсон ждал долго.
− Что?
− Давай поговорим?
Чиён заламывает брови и осторожно расцепляет пальцы Дэсона на своём локте.
− О чём-то конкретном?
Дэсон неопределенно молчит в ответ.
− Понимаешь. Я устал и хочу хотя бы немного, − Чиён выделяет последнее слово голосом, − поспать, пока у меня еще есть на это время.
− Я понимаю, − голос у Дэсона мягкий ласковый, как у старшего брата. Он и не настаивает вроде, но в это же время отказать ему практически невозможно. − Но по пути в общагу заедем кое-куда? Буквально полчаса.
Чиён вздыхает, но соглашается.
Через двадцать минут они сидят за столиком возле окна в какой-то кофейне, и Чиён ложечкой помешивает горячий травяной чай. Ложка задевает о края чашки и звонко стучит, и Чиёна это раздражает, но остановиться он не может, продолжая раз за разом задевать металлом керамические стенки. Дэсон смотрит на чашку пристально и неотрывно, затем берет из сахарницы неровный кубик коричневатого тростникового сахара и бросает в пряно пахнущий чай.
− У тебя иногда бывает такое, − начинает объяснять он в ответ на непонимающий взгляд Чиёна. − Ты делаешь что-то, отдавая этому всего себя, но иногда некоторые действия лишены смысла.
Чиён снова стучит ложкой о стенки чашки, и на этот раз часть чая выплескивается на коричневое блюдце.
− То, что я делаю, бессмысленно? − произносит Чиён холодно. − Это значит, что я сам бессмысленный? Ты это хочешь сказать?
Ложечка опускается на блюдце с предельной аккуратностью.
− Это то, что ты подумал после. Первый раз, когда только услышал, ты понял правильно. Ты понял, что я имел в виду.
− А что? Что я подумал до этого?
− Не загоняй себя до смерти, Чиён.
Квон отпивает чай, морщится, ставит кружку обратно и размешивает сахар до конца. Дэсон сидит напротив, скрестив возле подбородка пальцы, и ждет ответа, но Чиён молчит.
− Пять минут осталось, − наконец сообщает он.
− Что?
− Пять минут. Ты обещал, что это займет полчаса.
Дэсон берёт из сахарницы ещё один сладкий кубик и надкусывает. Время тянется медленно, почти висит над их столиком желейным сгустком, покачиваясь в разные стороны и медленно стекая вниз стрелками часов по циферблату. Чиён вздыхает, прячет лицо в ладонях и по-прежнему молчит.
− Ты ничего не хочешь мне рассказать?
− Мне кажется, что я забыл что-то. Не могу объяснить что. Не могу вспомнить. Но это очень важное.
− Настолько?
− Я думал об этом всё время, когда мы летели из Гонконга.
Дэсон протягивает Чиёну сахарный кубик, и тот отнимает руку от лица и тянется к сладости. Как только пальцы касаются немного шершавой поверхности сахара, Квона словно прошибает разрядом тока, и в памяти вспышкой вырисовывается оранжевая шапка с каким-то глуповато-милым нарисованным тигрёнком.
− Дэсон.
− Да?
− Дэсон. Я вспомнил, − руки Чиёна мелко дрожат, и он прячет их под стол, зажимая между коленями. − Это действительно было очень важным.
Дэсон ободрительно улыбается одними уголками губ и зачем-то придвигает к Чиёну сахарницу.
− Теперь тебе легче?
− Аэропорт, девочка, там, в Инчхоне, помнишь? Я обещал ей тогда, что пришлю открытку из Гонконга. Я не знаю, зачем я это сделал. Но это важно, очень, понимаешь?
Дэсон не отвечает ничего, смотрит на часы и говорит о том, что полчаса уже истекли, но если Чиён хочет, они могут задержаться еще ненадолго. Квон мотает головой, просит счёт, благодарит Дэсона за чай и вызывает себе такси, решая вернуться в свою квартиру − ключи он всегда носит с собой.
Когда Чиён, устроившись на переднем сиденье, тянется захлопнуть дверь, Дэсон подходит ближе.
− Если для тебя это действительно важно, скажи ей об этом. Я знаю, ты придумаешь способ.
Рассматривая город через тонированное стекло, Чиён слушает какую-то убаюкивающую ненавязчивую мелодию по радио и думает, почему это для него вдруг оказалось таким значимым. Он не знает эту девочку. Девочка, возможно, тоже не знает его, и вряд ли сейчас вообще помнит ту ситуацию, но Чиёна это нисколько не утешает. Он не смог выполнить собственное случайное обещание потому, что он попросту забыл об этом. Потому что тогда было нечто другое, что имело для него больший смысл. Квон кутается в куртку и думает над словами Дэсона. Он обязательно придумает, как это исправить.
***
Каталог дизайнерской мебели и аксессуаров для дома, забытый кем-то в студии, подкидывает Чиёну идею, что купить большую, практически на полстены доску для маркеров − это, в принципе, было бы неплохим вариантом решения одной из его проблем. Так будет легче писать, будет больше пространства для этого, и оно всегда будет висеть на стене своеобразным напоминанием о незаконченных делах.
Доска большая, чёрная и глянцевая, и абсолютно не вписывается в интерьер спальни в его квартире, но Квона это мало заботит − компания любезно дарит ему четыре упаковки маркеров в качестве бесплатного приложения к покупке. Маркеры маленькие, аккуратные и тоненькие, и Чиён сам не замечает, что постоянно носить какой-нибудь из них в заднем кармане джинсов или крутить в руках становится не привычкой даже − необходимостью.
Декабрь проходит быстро, сумбурно и скомкано, и Чиён плохо понимает, что происходит с ним в этот месяц. Он не может писать тексты, не знает, что делать со своим имиджем, и к концу зимы месяца возвращает своим волосам натуральный цвет, потому что красный − это слишком. Квона начинают раздражать яркие цвета, они напоминают ему о лучших периодах его жизни, и почему-то о волосах Сынхёна, которые когда-то были приятного мятного цвета. А сейчас от яркого слезятся глаза, и в его гардеробе появляется все больше и больше тёмно-серых и чёрных вещей. Чиёна раздражает буквально все: фразы в его адрес, люди, собственные привычки и всё, что он делает. Если его спрашивают, в чём дело − сухо отшучивается, криво улыбается, прикрывается спонтанным творческим кризисом и посылает всех к чёрту с предложениями поспать на пару часов дольше или же взять выходной и отдохнуть.
Он днями и ночами пропадает в студии, раз за разом переписывая текст песни, выход которой намечен на апрель, и пытаясь наложить его на практически готовую музыку, постоянно извиняется и просит подождать еще немного, буквально пару дней, и тогда все будет идеально, как обещает Квон. Но у него не получается идеально совершенно ничего, и сил не всегда хватает даже на то, чтобы просто спуститься, сесть в машину и доехать до дома. Грядущее мировое турне ложится ему на плечи мёртвым грузом, и пару дней подряд Чиён всерьёз думает отказаться от этой идеи, но уже поздно что-либо менять. Ян Хён Сок говорит что-то про то, что было бы неплохо, если бы практически мировая звезда и его гордость G−Dragon выпустил новый сольный альбом, и Чиён понимает сам, что да, это действительно было бы не плохо, но он не может написать одну чёртову песню так, чтобы она ему нравилась, и работать над альбомом для него сейчас просто не представляется возможным. Чиён рассказывает об этом Сынхёну совсем вскользь и таким тоном, каким обычно говорят, что за окном сегодня дождь и нужно взять зонтик, если не хочешь промокнуть. Рассказывает, когда они курят на маленьком балкончике здания YG, и Сынхён просто кивает и говорит таким же будничным тоном, что у Чиёна всё обязательно получится тогда, когда он сам будет готов к этому. Квон коротко кивает в ответ и тянется за новой сигаретой, думая о том, что это хорошо, что Сынхён не замечает, насколько ему сейчас тошно.
Но Сынхён замечает всё, понимает, но старается держаться на расстоянии, потому что совершенно не знает, что делать в таких ситуациях и как сказать Чиёну то, что он действительно об этом думает, так, чтобы он к этому прислушался. Поэтому Сынхён просто заводит маленькую традицию вырывать Квона из процесса работы каждые семь вечера, если он сам в это время оказывается в студии, и тянуть за рукав на тот самый маленький балкончик, чтобы покурить. Курить иногда совсем не хочется, но они все равно стоят там минут по двадцать, не разговаривая практически ни о чем конкретном, но Чиён не против.
***
Чиён то и дело подкручивает кран с горячей водой, пытаясь отрегулировать температуру, но вода все равно то обжигающе-горячая, словно он поливает себя кипятком, то холодная, как в открытом бассейне осенью. По душу клубами расползается пар и еле уловимый запах тропических фруктов от пены шампуня, и Квона начинает подташнивать. Он сползает по стене к самому низу душевой кабины, закрывает глаза обнимает голову руками и подставляет лопатки под горячие струи, но ему становится только хуже.
Становится невыносимо душно, и Чиёна мелко потряхивает, когда он наконец поднимается и закручивает оба крана, открывает дверцу кабинки и хватает ртом прохладный воздух. Сил хватает только дотянуться до полотенца и обмотать его вокруг бедер - через шаг Чиён чувствует, что ноги подкашиваются, и он осторожно оседает на пол.
В себя Квон приходит, когда в душе уже совсем холодно, с ощущением всё усиливающейся тошноты и пониманием того, что у него совершенно нет сил встать. Он плохо помнит оставшийся вечер: как поднялся наконец и ушел на кухню, накинув на себя халат, чтобы хоть как-то согреться, как долго думал, стоит ли звонить в больницу и попросить хотя бы консультацию с лечащим врачом, думал, стоит ли говорить об этом остальным, и пытался не обращать внимания на то, сколько усилий ему потребовалось, чтобы просто заварить себе чай.
Чиён оказывается в больнице поздно ночью, в полусне отвечает на вопросы врача и подставляет руку медсестре для капельницы. Он создает всем слишком много проблем.
Наутро он чувствует себя еще хуже, а от объяснений врача про то, чем опасен астенический невроз, становится совсем тошно, и его хватает только на то, чтобы попросить его сохранить его попадание в больницу в тайне, если это ещё возможно. Врач сомневается, но соглашается наконец, и Чиён звонит в YG, сообщая удивительно бодрым голосом, что он берёт себе несколько выходных и уезжает к родителям и что вернётся только после нового года. Матери он звонит чуть позже, ему неловко, но он врёт и ей, говоря, что не сможет приехать, потому что слишком много работы, но обязательно заглянет к ней в гости, как только у него получится. Медсестра, протирая спиртовой салфеткой свежий синяк над надписью "Vita Dolce", ставит новую капельницу, смотрит укоризненно и пристально, но молчит.
***
Первым, что видит Чиён, выходя из кабинета Ян Хён Сока, оказывается ярко-красный блейзер Сынхёна. Даже в полумраке коридора этот красный кажется огненным, и Чиён закрывает глаза на несколько секунд, чтобы унять подступающее раздражение. Сынхён стоит в паре метров от двери, прислонившись спиной к стене, и выглядит слишком расслабленно и спокойно для конца рабочего дня.
− Не думал, что тебя тоже вызвали, − Квон легко толкает дверь плечом, и та закрывается с тихим щелчком.
− А меня и не вызвали, − он поворачивается к нему и смотрит так бесконечно долго и пристально, что Чиён не выдерживает, тихо хмыкает и опускает взгляд, начиная рассматривать стрелки на черных сынхёновых брюках. – Я просто ждал.
Чиён не реагирует почти никак: незаинтересованно бубнит что-то в ответ, скомкано желает спокойной ночи и медленно направляется к выходу. Ему очень хочется неприкасаемого личного пространства, таблетку от головной боли и хотя бы пару часов относительно здорового сна, и даже неважно, что все это вряд ли поменяет общую картину его самочувствия, хотя после недели в больнице, бесконечных таблеток и капельниц с витаминными растворами Чиён чувствует себя хотя бы живым. Но он слишком устал и выдохся, чтобы разговаривать с кем-то, тем более разговаривать о работе – хён непременно поинтересуется.
Сынхён не делает попыток заговорить, но, поворачивая за угол к лестнице, Чиён спиной чувствует тяжелый и почти осязаемый взгляд.
Когда Чиён уже открывает дверь машины, его хватают за руку в районе локтя и тянут в сторону. От резкого движения начинает кружиться голова, и шапка сползает на глаза, но Чиён всё равно замечает полы красного пиджака, выглядывающие из-под незастегнутого пальто.
− Идем.
Квон растерянно смотрит на Сынхёна и даже не вырывается, сжимает и разжимает начинающие мёрзнуть пальцы, когда Чхве перехватывает его руку в районе запястья и ловит такси. Чиён понимает, что все идет совершенно не так, как он планировал, только тогда, когда перед ним открывается дверь машины.
− Ты рехнулся? – Чиён излишне резко выдирает свою руку из кольца теплых пальцев и смотрит на него недоверчиво и раздраженно, но Сынхён даже не меняется в лице, проталкивая его внутрь. Лицо обдает теплым воздухом из салона, и на минуту становится тяжелее дышать, но момент упущен, и Чхве уже сидит на соседнем сидении, протягивая водителю какой-то клочок бумаги с адресом.
− Я с тобой никуда не поеду. Не сейчас, − почти по слогам проговаривает Чиён и трет виски кончиками пальцев. За запотевшим тонированным стеклом начинают плыть витрины, медленно и смазано.
− Это важно, − сообщает Сынхён совершенно обыденным тоном, и в полумраке его глаза кажутся совсем черными.
− Высади меня.
− Нет.
Чиён рисует по холодному стеклу пальцем и долго и сосредоточенно смотрит на крупные тяжелые капли, собирающиеся на нижней черте его абстракции. Затем осторожно трогает одну пальцем, и та скатывается по стеклу вниз, оставляя за собой неровный след. В голове проплывают размытые ассоциации с постоянными перелетами и иллюминаторами, и Квон машинально дотрагивается ещё до двух капелек. Когда новая водяная дорожка расчерчивает холодное стекло, а контур рисунка теряет четкость и медленно расплывается, Чиён вытирает палец о джинсы и засовывает руку в карман.
− Сейчас же.
− В другой раз, − голос Сынхёна становится мягче, раздражение Чиёна – больше.
− Это что-то срочное?
Сынхен молчит до следующего поворота и слишком долго подбирает слова, но так и не находит нужных и просто медленно кивает. Квон обреченно вздыхает, откидывается спиной на спинку сиденья и отворачивается к окну. Дальше они едут молча.
***
− Мы кого-то встречаем? – Чиён в недоумении разглядывает людей на перроне, когда Сынхен подходит к нему и всовывает в руки теплый картонный стаканчик с кофе.
− Не совсем. Слушай, Чиён-а.
− Что? – он делает небольшой глоток и вдыхает горячий пар, растворяющийся в воздухе над стаканчиком. – Ты хочешь поведать мне, зачем ты меня притащил на вокзал в половину одиннадцатого вечера? Или же ты хочешь спросить меня, действительно ли здесь мне хочется быть?
− Назови мне любое четырехзначное число.
Чиён давится кофе, поправляет сползшую шапку и смотрит на Сынхёна так, словно он действительно сошел с ума.
− Прости, что?
− Назови мне число, четырехзначное, ну?
Сынхён почти незаметно переминается с ноги на ногу, и взгляд у него теплый, почти горячий, как кофе в стаканчике.
В голове Чиёна вспыхивает воспоминание о съёмках рекламы для G−market, и он неожиданно даже для себя улыбается, снова утыкаясь в стаканчик с кофе и булькая что-то, отдаленно напоминающее «двенадцать», хоть это и не совсем то, о чем его просит Сынхён.
− Двадцать? – переспрашивает Сынхён, и хоть Чиён и не смотрит на него, знает, что тот улыбается тоже.
− Нет, двенадцать, − тот упрямо настаивает на своем.
− Двадцать-двенадцать?
− Да хоть сколько, только скажи, зачем ты меня сюда привез?
− Подожди минуту, сейчас все поймешь. Будь тут, хорошо? − Сынхён прячет руки в карманы и уходит, оставляя ничего не понимающего Чиёна одного.
Квон растерянно мнется на месте, подходит к краю платформы и рассматривает мокрые, отливающие металлическим блеском рельсы. Если они кого-то встречают, то кого? А если Сынхён задумал что-то, то зачем? Чиён отстранённо вспоминает, когда он в последний раз ездил на поездах, вскользь смотрит на снующих туда-сюда людей, на большие сумки, на отбывающий от соседнего пути поезд. Поправляет надоевшую шапку и делает глоток уже начавшего остывать кофе. Чиён здесь и сейчас чувствует себя совершенно лишним, и ему очень хочется вернуться в свою квартиру, позвонить в агентство и сказать, что ему слишком плохо, чтобы заниматься подготовкой новой концепции, попросить пару-тройку выходных и валяться все время в кровати, вставая только для того, чтобы покормить Гахо и сварить себе кофе.
− А теперь ждем сорок минут, и всё, − Сынхён подходит неожиданно, и Чиён вздрагивает и тут же оглядывается.
− Что – все? Что ты сделал?
− Идем внутрь, здесь холодно, − Чхве снова хватает его под локоть и тянет внутрь здания, но уже не так навязчиво. – А я купил нам билеты.
− Какие?
− На рейс с номером двадцать-двенадцать.
***
Через полтора часа Чиён понимает, что раздражение отступило. Он вместе с Сынхёном едет в неизвестное никуда, где их ждет снятый на пару дней домик на окраине города – Сынхён уже когда-то успел обо всём позаботиться. На работу он не вернётся минимум два дня – опять же спасибо Сынхёну, который позвонил менеджеру и без всяких объяснений заявил тому, что он украл вечно занятого лидера на несколько дней, а затем просто бросил трубку. Вагон полупустой и тёплый, и расслабленного Чиёна покачивает из стороны в сторону под мерный стук колес, у них одни наушники на двоих, и ему первый раз за последнее время становится уютно. Сынхён почти не разговаривает, лишь изредка рассказывая какую-нибудь ерунду, а Квон устало улыбается, а потом они спорят из-за права выбрать новую песню из их общего на этот вечер плейлиста.
В дом они заезжают поздней ночью – хозяин жилья встречает их на вокзале, отдает ключи и забирает деньги, отвозит их по нужному адресу и долго разговаривает о чем-то с Сынхёном. Квон сперва пытается слушать, но никак не вникает в суть разговора, а затем уходит на задний двор и впервые за последние две недели тянется в карман за пачкой сигарет. Когда он возвращается обратно в гостиную, там никого не обнаруживается, но Чиён не сильно расстраивается. Он падает на диван, включает торшер и старается не думать о том, что он в какой-то степени благодарен Сынхёну за все то, что он делает.
Чхве возвращается минут через двадцать с большой плоской коробкой, присаживается рядом с диваном и долго смотрит на растрепанную макушку Чиёна.
− Мм?
− Голодный?
Чиён заторможенно кивает, встаёт и идёт следом за Сынхёном на кухню. Тот сразу ставит на плиту чайник, и маленькое помещение делается в разы уютнее от такой мелочи. Чиён усаживается за стол, подпирает подбородок руками и бездумно следит за происходящим.
− Зачем это всё?
− Не знаю, − Сынхён пожимает плечами и придвигает ближе к Чиёну тарелку с куском пиццы. Квона начинает настораживать то, что всё идет слишком гладко и хорошо, но он старается не подавать вида. Сынхён смотрит выжидающе, и Чиён крутит в руках кусок пиццы, уже не зная, хочется ему есть или нет. – Просто.
Чиён думает о том, что ничего не бывает вот так вот "просто", как говорит Сынхён. У самого же Сынхёна практически все просто, но Чиён не уверен, что это именно этот случай.
− Ты что-то знаешь?
− О чём ты?
− Ты знаешь, − раздраженно повторяет Квон, отодвигая от себя тарелку. – С тобой всегда так, ты не умеешь врать. Ты не умеешь врать мне, − подумав, добавляет он.
− Ты мог бы сказать мне, тебе так не кажется? И остальным. Но тебе стоило придумать прикрытие получше. Мне звонила твоя мать, и тебя не было у них на новый год.
− И где же я был, по-твоему?
− Я видел счет из больницы, − Сынхёну неловко, Сынхён зол и немного обижен, он сцепляет пальцы в замок и смотрит на Чиёна пристально и долго. Тот выдерживает его взгляд до последней секунды.
− Я больше никогда не буду использовать рабочий компьютер для проверки почты. Давай, добей меня уже, хватит на сегодня прелюдий, − Чиён срывается на Сынхёне с нескрываемым отчаянным вызовом, но тот только тяжело молчит и смотрит куда-то за его плечо. – Ты не понимаешь.
Стул скрипит по деревянному полу, Квон встает и проходит мимо, бросая напоследок короткое «я спать».
***
Сынхён пьет третью кружку чая и методично выковыривает из пиццы маслины, думая, в каком именно месте все пошло не так, как нужно. Он все еще зол и обижен на Чиёна, но это скорее остаточное, чем что-то серьёзное. Квон всегда такой. Излишне самостоятельный, всегда пытающийся разобраться со всем сам, он никогда не рассказывает лишнего и терпеть не может, когда его жалеют. Когда Сынхён думает о том, что он давно не видел друга в таком состоянии, что тут что-то гораздо серьёзнее, чем обычная усталость и случайная простуда, половица за его спиной тихо скрипит.
− Что ты тут делаешь?
Чиён, опирающийся о дверной косяк, выглядит помятым и бледным, его волосы взъерошены и смешно торчат в разные стороны, но Сынхёну сейчас совсем не весело.
− Ты пробовал спать?
− Пробовал, − зло шипит Квон, шлёпает босыми ногами по полу и наливает себе стакан воды. – Результат ты сейчас наблюдаешь.
Сынхён медленно встает, забирает опустевший стакан и кладёт руки на худые плечи Чиёна. Тот нервно дёргается, пытаясь уйти от прикосновения, но ему не позволяют, удерживая крепче.
− Ты не понимаешь, − голос у него сухой и тихий, и Чиён подается вперед и утыкается лбом Сынхёну в плечо, уже сейчас осознавая то, что после будет жалеть об этом минутном проявлении слабости. − И прекрати вести себя так, будто я маленький ребёнок. К чему это все вообще? Мне это не нужно. Я в состоянии справиться сам. Сам, понимаешь, ты?
− Иди в комнату, − Сынхён гладит его по плечу и стоит до тех пор, пока Чиён не отстраняется и не уходит. Чхве гремит дверцами шкафчиков на кухне, а затем идёт в комнату следом.
Чиён лежит на диване, накрывшись своей курткой и отвернувшись лицом к спинке.
− Чиён-а, − тихо зовет Сынхён, но Чиён не реагирует. – Эй.
− Чего тебе?
− Встань на минуту?
Он медленно переворачивается, рассматривает в темноте силуэт Сынхёна, включает торшер и садится на диване, притягивая к себе ноги и обнимая колени.
− Вот не надо только, а? Я не хочу разговаривать.
Сынхён плавно качает головой в разные стороны, протягивает Квону большую кружку и начинает искать в шкафу одеяло.
Чиён непонимающе смотрит на кружку с горячим какао, выпивает его почти сразу и принимает колючий шерстяной ком.
− Зачем? – наконец неуверенно спрашивает он.
− Спи, − Сынхён садится на пол рядом с диваном, прислоняясь к нему, и вытягивает ноги вперед. Часы показывают половину шестого утра.
− Зачем, Сынхён?
− Знаешь, в следующем году я хочу сняться в одном фильме. Ты засыпай. Я расскажу.
Чиён не знает, намеренно ли Чхве уходит от ответа или просто не замечает вопроса, но послушно укладывается обратно на подушку, притягивая к себе замерзшие ноги. Под одеялом ему становится тепло, и он устал настолько, что не может ничего сказать и даже открыть глаза, хотя прекрасно понимает, что ещё не спит. Привкус какао все ещё чувствуется во рту, и Чиёна совершенно не волнует то, что одеяло короткое и колючее. Он пару раз пробует позвать Сынхёна и сказать ему, чтобы тот прекратил с ним разговаривать, потому что он не хочет и все равно ничего не запомнит, но у него не получается. В голове большими сгустками расползается горячий туман, и он засыпает с мыслью о том, что уже не помнит названия фильма, в котором Сынхёну предложили роль.
Чиён просыпается сам ближе к обеду, потягивается и щурится от солнечного света, пробивающегося через неплотно задёрнутые шторы, и натыкается взглядом на Сынхёна, который спит совсем близко, прямо на полу рядом с диваном, положив голову на самый его край. Квон заламывает брови и шумно вздыхает, аккуратно встает, смотрит на Сынхёна долго и неуверенно, а затем берёт подушку, кладёт её на пол, осторожно подхватывает Чхве под руки и укладывает его головой на подушку. Сынхён морщится, переворачиваясь, но не просыпается. Чиён накидывает на него сверху одеяло, стараясь укрыть его всего, задергивает шторы до конца и тихо выходит из комнаты.
Телефон практически разряжен, но Чиён не может остановиться и бездумно открывает все приложения подряд. Ему необходимо чем-то убить время, и думать над тем, что произошло вчера, Квону кажется далеко не самым лучшим вариантом.
Мобильник коротко вибрирует в руке, и на дисплее всплывает иконка с маленьким письмом. Чиён смотрит на сообщение подозрительно и недоумённо и дотрагивается пальцем до желтого конверта.
"Где вы?"
Следующие десять минут Квон проводит, размышляя над тем, стоит отвечать Ёнбэ или все-таки нет. Потом рука сама тянется к телефону.
"Не знаю."
"Тебя похитили, что ли?"
"Можно и так сказать. Куда идет поезд рейса двадцать-двенадцать? Я там."
Телефон мигает дисплеем и выключается сразу после того, как Чиён нажимает "отправить". Зарядного устройства у него с собой, разумеется, нет.
***
продолжение в комментариях

@темы: фанфики, Кей вернулся, дарующий поп!, Секта свидетелей голого живота Топа, this is the late night show with your favorite mc yoongi

---

В свете недавних событий

- Объяснять немцу, что обозначает слово "борода" - бесценно
- Гитарист Калибана, Марк, солнышко просто и вообще мимими, и даже поделился с нами (со мной и какой-то тян, стоящей рядом) бутылкой воды прямо со сцены, ибо жарко там было безумно
- Слушать со сцены фразочки аля "Рязань, заебись!" - это ололо и в своем роде тоже из лав
- Слэм - это весело, и я бы полез в кучу, если бы меня не удержали
- А еще нам сегодня додали фоточек, и теперь у меня есть фоточки с клевыми бородатыми мужиками

И самое забавное, что я вынес оттуда даже весьма странный джитопный фичок, навеянный атмосферой

Сынхёну все это окончательно перестает казаться хорошей идеей, когда он отдает свою куртку девушке-гардеробщице, и та оборачивает вокруг его запястья бумажную полоску-браслет. Бумажка на руке неудобная, да и какого-то совершенно дурацкого голубого цвета, и Сынхён стягивает рукава толстовки практически до кончиков пальцев.
- Тебе понравится. Я обещаю, - заверяет его Чиён, теребя точно такой же браслет-пропуск в клуб. Сынхён в этом не уверен, но что сделано, то сделано. Квон, как оказалось, чертовски хорошо умеет убеждать.
Чиён улыбается в предвкушении, хватает Сынхёна за руку и тянет по небольшому коридорчику в зал, подходит к барной стойке, по-прежнему не отпуская Чхве, и заказывает два пива.
Сынхён крутит головой по сторонам и откровенно не понимает, что он здесь забыл. В соседнем зале уже начинают настраивать инструменты, и Сынхён думает, что когда начнётся сам концерт, он попросту оглохнет.
- Держи, - Чиён разворачивается к нему, облокачивается о стойку и протягивает Сынхёну стакан с пивом. Тот смотрит на него, колеблется мгновение, но протягивает руку и сжимает пальцы на холодном стекле. Квон улыбается широко и довольно.
- Напомни мне, что я здесь делаю?
- Приобщаешься к той музыке, которая потяжелее.
Сынхён в ответ лишь хмыкает, осматривает зал и, приметив в углу свободный столик, направляется к нему, кивком позвав Квона за собой.
***
После второй кружки пива Сынхён чувствует себя гораздо расслабленней, несмотря на то, что людей в клубе значительно прибавилось, а Сынхён в принципе не любит большие толпы. Чиён радостно болтает о чём-то - Сынхён не слушает - и вливает в себя уже четвёртый стакан.
- Скоро уже нужно будет идти, - говорит он, мягко улыбаясь. - Иначе к сцене не пробьемся.
Сынхёну сложно понять, каким образом они вообще смогут это сделать, если клуб способен вместить человек сто пятьдесят максимум, а желающие все продолжают подтягиваться.
- Эй, Сынхён?
- Да?
- Я отойду на минутку, ты не теряйся только, хорошо?
Сынхён заторможено кивает и просто смотрит на немного пошатывающегося Чиёна, выбирающегося из-за столика и уходящего куда-то к выходу, и возвращается мыслями в реальность только тогда, когда приметная кофта Чиёна в черно-белую полоску исчезает в толпе.
Сынхён пытается понять, что такого особенного делает Квон, что он так легко на все соглашается, и снова прокручивает в памяти тот момент, когда Чиён бесцеремонно ввалился в его комнату, даже не дожидаясь разрешения, и начал махать перед его лицом бумажным конвертом, постоянно при этом повторяя "уууу, что я достал, ты посмотри только!" Сынхён тогда откровенно недоумевал, но на конверт посматривал с интересом, Чиён радостно носился вокруг него и дразнил, не давал конверт в руки и постоянно улыбался. А потом это случилось. Чиён достал из конверта два билета, забрался к Сынхёну на кровать, придвинулся близко-близко и выпалил на одном дыхании "ты же пойдешь со мной?", и Чхве кивнул, не задумываясь ни о чём вообще, и понял, что согласился бы тогда, даже если бы Чиён принес пятнадцать дисков с Санта-Барбарой и предложил бы посмотреть все сразу, от начала до конца.
- У них так странно, - Чиён возвращается на удивление быстро и лезет трогать мокрыми холодными руками щеки Сынхёна. - Там туалет забавный какой-то, вот все вроде бы нормально, но там три двери, на одной табличка "Man", на другой "Woman", а на третьей написано "Others". Интересно, что бы это могло значить, - Чиён хихикает в кулак, а затем убирает от лица руки и улыбается так открыто и весело, что Сынхён фыркает и улыбается тоже.
- Пойдем, нам пора уже, - он хватает со стола полупустой стакан, другую руку вытягивает назад, пару раз хватает ладонью воздух и сжимает пальцы крепче, чувствуя ладонь Сынхёна в своей.
- Мы же не пройдем тут.
- К самой сцене пролезем! Держись за меня только.
И Сынхён держится, стараясь не отставать, держится и смотрит, как Чиён двумя глотками опустошает стакан, всовывает его кому-то в руки из толпы, и начинает двигаться к сцене, пробираясь боком и нагло пихая всех локтями. Он смотрит на растрепанную макушку Квона всю дорогу, сжимает ладонь крепче и не отпускает даже тогда, когда Чиён наконец останавливается.
Всё так, как он и обещал - они стоят возле самой сцены, Чиён забирается на оградку и держится за нее. Группа выходит на сцену, зал взрывается приветственным гулом и толпа, напирающая сзади, придавливает Сынхёна вплотную к спине Квона. Сынхён сдавленно выдыхает, а Чиён поворачивается и улыбается.
- Тебе понравится! - почти кричит он и улыбается еще шире, а затем находит ладонь Сынхёна и кладет её на металлический поручень рядом со своей. - Ты держись только!
Через пять минут Сынхён не слышит вообще ничего, кроме бесконечных басов и ударных, но ему начинает казаться, что он понимает, зачем Чиён его сюда привел. Чхве понятия не имеет, что перед ними за группа, не знает ни одного слова из их песен, но ему нравится. Нравится ощущение, как музыка проходит через него, как все буквально вибрирует - он сам, воздух вокруг, Чиён, к которому его прижимает толпа. Сам же Чиён наклоняется, вытягивает вперед руку и ждет, когда гитарист начнет хлопать в подставленные ему ладони; не подпевает - подпевать такому сложно - просто выкрикивает слова, и его совершенно не волнует, что он с трудом слышит сам себя и что оглохнет на левое ухо, потому что колонка висит так близко, что до нее можно дотянуться рукой.
Когда солист, сурового вида мужчина, наклоняется и дает стоящим ближе всех потискать себя за бороду, а какая-то девчонка рядом восторженно визжит, Квон разворачивается к Сынхёну лицом, наклоняется к самому уху и кричит что-то. Сынхён не может разобрать ни единого слова.
Чиён подается еще ближе и говорит снова, Сыхнён не слышит, но в этот раз читает по губам, смотря на Квона снизу вверх. У того огромные темные глаза, волосы взъерошены еще больше обычного, капелька пота стекает по виску, и Сынхён думает, что сходит с ума от слишком громких звуков. Потому что Квон говорит "Держи меня", взбудоражено улыбается и снова разворачивается к нему спиной.
Толпа прижимает Сынхёна к худой спине в полосатой кофте, и Чхве сам подается еще ближе, упираясь подбородком в плечо Чиёна, снова просовывает руки к ограде и хватается одной ладонью за поручень, а другой перехватывает Квона за талию. Тот вскидывает обе руки вверх и выкрикивает текст припева. Сынхён думает, что это один из самых странных моментов в его жизни, но он совсем не хочет его упускать.
Когда со сцены доносится "Hey, you! To the left, to the right! Are you ready?!", Чиён спрыгивает с ограды, оказываясь в кольце рук Сынхёна.
- А вот сейчас начнется! - Кричит он Сынхёну в ухо. - Смотри, чтобы не зацепило! - Чиён притягивает Сынхёна ближе к себе, почти обнимая, и восторженно смотрит, как толпа расходится к стенам, а потом, как по команде, несется друг на друга, беспорядочно размахивая руками и толкаясь. На какой-то миг Сынхёну становится действительно страшно.
- Не бойся, - Чиён кричит ему снова. - Если хочешь, я сейчас тебя выведу.
Но ответа Квон не дожидается, крепко сжимает запястье Сынхёна и медленно начинает пробираться к выходу. Сынхён совершенно не понимает, что происходит, уворачивается от чьего-то кулака, вжимает голову в плечи и идет следом. Чиён доводит его до барной стойки, отпускает руку и смотрит на толпу, а затем не выдерживает и срывается с места, ныряя обратно. Сынхён хочет было полезть следом, но его словно останавливает что-то, он окидывает залом взгляд, ища хоть кого-то адекватного, но не находит.
- Черт возьми, что происходит? - с ужасом спрашивает Чхве сам у себя.
- Это слэм, детка, - какая-то девушка улыбается ему, всовывает в руки кружку с пивом, а затем достает из-под барной стойки бутылки с водой и начинает поливать всех без разбору.
Чиён возвращается к Сынхёну под конец песни, целый и практически невредимый, разгоряченный и мокрый.
- Сделаешь так еще раз, и я тебя убью, клянусь.
- Это весело, - Чиён подходит вплотную, берет из рук Сынхёна кружку и делает несколько жадных глотков. Сынхён совершенно не понимает, что может быть веселого в игре "стенка на стенку". - Тебя не зацепило? - Квон тянет руку к его лицу, берет пальцами за подбородок и рассматривает со всех сторон. - На первом таком концерте мне прилетело в нос чьим-то ботинком, - он улыбается и выглядит так, словно тогда был самый счастливый момент в его жизни. - Идем, я хочу умыться.
Сынхён стоит, облокотившись о музыкальный автомат, пока Чиён умывается, и понимает, что у него гудит в ушах. Он немного пьян - на пару бутылок пива, и самую малость сходит с ума.
- Волновался за меня? - Чиён закручивает кран, фыркает и трясет мокрой челкой в разные стороны.
- Сделаешь так еще раз, и я тебя убью. Обещаю, - Сынхён смотрит, как Квон медленно подходит ближе к нему, и облизывает пересохшие губы.
- Значит, ты сходишь со мной снова?
- Как себя вести будешь.
- Я буду хорошо себя вести, - Чиён заговорщически улыбается, подходит вплотную, сжимает пальцами ткань толстовки на груди Сынхёна и тянет к себе. - Обещаю.
Сынхён замирает и боится пошевелиться, ему кажется, что он сейчас сделает что-то не так, и Чиён попросту исчезнет.
- Посмотрим,- сдавленно выдыхает он.
Чиён жмется еще ближе, тяжело дышит и то и дело облизывает губы, и Сынхён понимает, что сюда следовало приходить хотя бы ради этого момента. Квон улыбается все так же нахально и отстраняться совершенно не думает. Сынхён открывает было рот, но Чиён не дает ничего сказать, перебивая.
- Если ты меня сейчас поцелуешь, я тебя ударю.
Сынхён чувствует, что его мир переворачивается с ног на голову.
Чиён понятия не имеет, почему он говорит о своих желаниях именно сейчас и именно таким образом.
- Обязательно ударю, - Чиён кивает, пытаясь убедить в этом скорее себя, чем Сынхёна, а затем тянет Чхве на себя и целует так, будто мечтал об этом поцелуе несколько лет.
Чиён мокрый и горячий, и его мелко потряхивает от возбуждения, когда они вваливаются в кабинку туалета, что посередине, в ту самую, с надписью "Others", про которую говорил Чиён в начале вечера.
Сынхён судорожно пытается закрыть дверь на щеколду, когда Чиён запускает руки под его толстовку и быстро гладит ладонями живот, хватается пальцами за пряжку его ремня и вжимается в него всем телом.
- Сынхён, Сынхён...
Чхве поворачивается, опираясь на дверь спиной, прижимает Чиёна ближе, и он тихо стонет в его губы, когда Сынхён сжимает его бедро, ведет руку выше и несмело накрывает ладонью пах, поглаживая через ткань джинсов.
- Сынхён, - Чиён почти всхлипывает и расстегивает наконец ремень, а затем и сами джинсы Сынхёна. - Я ударю тебя, обязательно, ты не забудь только...
Чиён совершенно не думает, какой именно бред он несет, когда стягивает с бедер Сынхёна джинсы вместе с бельем, когда сжимает своей ладонью его член, замирает на мгновение, прижимается ближе и начинает двигать рукой. Чиён вообще в этот момент ни о чем не думает и ничего не понимает кроме того, что сейчас ему хорошо до такой степени, что он не хочет, чтобы это заканчивалось. Когда Сынхён сдавленно стонет ему на ухо, Чиён готов кончить, даже не прикоснувшись к себе. Он пропускает момент, как сам оказывается со спущенными джинсами, и стонет почти в голос; Сынхён прижимается к нему бедрами и сжимает ладонью оба члена. Квон сбивается с ритма, кусает Сынхёна в плечо через толстовку и накрывает его руку своей.
- Эй, детка, - голос у Сынхёна тихий и охриплый, и у Чиёна плывут круги перед глазами только от этого голоса, но он все же поднимает голову и тут же оказывается вовлеченным в новый поцелуй.
Чиён чувствует себя подростком, воздерживавшимся от секса несколько лет, когда кончает буквально через несколько движений чужой руки, прячет лицо в изгибе шеи Сынхёна и тихо стонет, и в эту секунду Сынхёна накрывает тоже.
- Чиён?..
- Просто не спрашивай, - немного отдышавшись, говорит Квон, пытаясь унять дрожь в коленях.
- Я и не собирался. У меня не будет неделю никого. Останешься погостить?
Чиён смешно фыркает, легко трется о Сынхёна и тянется застегнуть джинсы.
- Как вести себя будешь.
- Тебе понравится. Я обещаю.
Сынхён, стоящий на ногах только благодаря двери, подхватывает Чиёна под руки, трется губами о его щеку и медленно целует, Чиён тихо мурлычет в ответ.
- Хорошо.

@темы: фанфики, is love, Кей вернулся, дарующий поп!

---

Мне странно, странно настолько, что я абсолютно не хочу во все это лезть, потому что не знаю, чем оно может закончиться.
Есть человек, назовем его "субъект А", с которым мы уже очень давно бро. Мы находимся с ним в разных городах, и возможность увидеться - по неделе раз в полгода, если не раз в год. Я по нему скучаю, хочу его видеть гораздо чаще, чем оно происходит в жизни и так далее, но я не могу общаться с ним в интернетах. У меня как будто блок стоит какой-то. Мне сложно написать ему, потому что я не знаю, что говорить, да и в принципе это как-то совсем не то. Когда мы сидим ночами у него на кухне, я готов рассказать всё что угодно. Как я, что я и зачем я вообще. В интернете же разговор дальше, чем "Как дела? - Да вроде неплохо. А у тебя? - Тоже" разговор у нас никогда не заходит. И так уже два с копейками года.
А есть другой человек, назовем его "субъект Б", с которым мы тоже бро, еще дольше, чем с первым. Он иногда передает приветы от субъекта А, а так же передает мне по шее от него же за то, что я такое мудло, и здесь очень подходит фраза Гермионы, которая "Я вам не сова!"
И все дело в том, что субъект А в скором времени переезжает в другой город, который меня вообще никак не касается, я там был один раз, и в лучшем случае как-нибудь попаду снова, но. Если он туда переедет, а он переедет, возможности увидеться с ним плавно сведутся к нулю.
А еще субъект Б тоже собирается переехать в этот город, пока на стадии планов, но все же.
И если у меня образуется такой же блок, общение с ним сведется в лучшем случае к перебрасыванию картинок-песенок друг другу в контакте.
И как-то очень странно даже теоретически терять все это.
Такие дела.

@темы: самовнушение - лучшее лекарство

---

Как-то так.

29.01.2014 в 23:56

Пишет  your little Desert Eagle:

такие дела

Первые 5 человек, которые комментируют эту запись словами "я в деле", получат сюрприз от меня в течение 2014 года. Это может быть любая вещь: билет в кино, книга, открытка, вкусняшки, что-нибудь, что может поднять вам настроение. единственное условие - вы должны скопировать этот флэшмоб себе в дневник.

@темы: флэшмоб

---

Я тут как-то спонтанно подумал о том, что есть такие мысли, которые можно сравнить с ранкой на нёбе, которая не болит и прошла бы быстро, если не трогать её языком. В смысле, эти мысли сами по себе могут быть бестолковыми и немного неприятными, и если забить и не думать день-два об этом предмете/проблеме/чём-нибудь еще, это-что то забудется и перестанет волновать вовсе. Но это при условии "не трогать".
А вообще, у меня неделю болит язык, и мне бы заливать ранку хлоргексидином и не трогать её, но я постоянно забываю и дергаю штангу в разные стороны.
Вот такие дела.

---

Не думал, что такое вообще произойдет, но я снова полюбил царапать что-то на коленке в блокноте или тетрадке.
По мотивам, и вообще, это Омский нуар, так что ахтунг.
Апд.
Внезапно как-то так. Я подумал и решил, что нужно собрать все в кучу, сделать все, как полагается, с хронологией и прочими делами. Я думал об этом два дня подряд, и оно само. Все еще по мотивам, нуару, и ахтунг.


- Ты хоть иногда из участка выползаешь? – Кутх поднимает взгляд на стоящего в дверях Цинка и неопределенно пожимает плечами. Ему сегодня точно не дадут нормально поработать.
- Что-то срочное?
- Да так, просто мимо проходил.
Цинк выглядит непривычно в темно-синем строгом костюме, с собранными в низкий хвост волосами и приглаженной назад челкой. Он приветственно машет рукой и подходит ближе, опуская на стопку папок бумажный пакет. Кутх непонимающе смотрит то на пакет, то на гостя, который блаженно растекся по креслу в углу кабинета, закинув ноги на подлокотник.
- А ты чего такой официальный?
- Уволился, - тянет Цинк и весело улыбается.
- У тебя свадьба через три месяца.
- Которой я не хочу.
- А она тебя – очень даже.
- Я за неё очень рад, и если ты скажешь еще хоть слово по этому поводу, то получишь пончиком в лоб, - Цинк кивает на бумажный пакет.
Кутх усмехается и тянется рукой к пакету за еще теплым пончиком.
- Может, тебя пристроить в участке?
Улыбка медленно сползает с лица Цинка, и он наконец нормально устраивается в кресле, закидывая ногу на ногу.
- Спасибо, но я в состоянии найти себе работу сам.
- И я потом опять буду вытаскивать твою задницу из неприятностей?
- Примерно так, - Цинк встает, потягиваясь, и берет со стола верхнюю папку, начиная без интереса просматривать её содержимое. Кутх молча за ним наблюдает, покручивая в руках пончик. Через пару минут друг наконец откладывает папку, придвигая её обратно Кутху, и задает интересовавший его вопрос.
- А кто тот тип? Я с ним только что столкнулся на входе. Явно же к тебе приходил.
- Ага, - соглашается Кутх, не спеша отвечать.
Выражение лица Цинка становится крайне заинтересованным.
- Не скажешь, - констатирует факт он.
- Не скажу, - подтверждает Кутх и сцепляет пальцы в замок.
- Как знаешь, - Цинк подхватывает с кресла свой плащ. – Так, ладно, не буду отвлекать, - он перекидывает плащ через плечо и идет к выходу. – От Алексии привет. Заходи как-нибудь на ужин.
- Обязательно, - Кутх кивает и тянется за одной из папок.
- Эй, вляпаешься во что-нибудь серьезное – полезу за тобой,- мужчина улыбается и тянет дверь на себя.
- Как будто тебе кто-то позволит это сделать.
- Как будто меня это волнует.

***

Цинк лениво просматривает копии договоров и истории сделок, тихо шурша большими листами, когда срабатывает дверной звонок. От бесконечных букв и цифр уже рябит в глазах, но вдаваться в подробности и вникать в суть дел Цинку совсем не хочется. Хочется чашку горячего кофе и поговорить с кем-нибудь о ерунде, чтобы отвлечься от ненужных мыслей.
− Милый, ты кого-то ждешь? − ласково спрашивает Алексия, выглядывая с кухни. − Уже иду! − добавляет она громче, вытирает руки кухонным полотенцем и идет в прихожую.
Цинк откладывает бумаги, смотрит на часы, по привычке откидывает назад челку и идет следом.
− Не виделись всего месяц, а ты все прекраснее и прекраснее. Здравствуй, Алексия. Угостишь честного детектива чашечкой кофе? − Кутх улыбается, целует девушке руку и протягивает ей букет цветов.
− Привет, − Алексия забирает у Кутха шляпу, убирает ее на полку в прихожей и смущённо сжимает в руках букет. − Спасибо за цветы, они такие красивые. И ты не стой в дверях, проходи, − она легко сжимает пальцами рукав пиджака Кутха и отступает назад. − Ты как раз вовремя, сейчас будем обедать.
− Кто к нам пришел?
− Настоящий джентльмен, − Алексия все так же смущенно краснеет, заправляет за ухо прядь волос и проходит мимо Цинка в гостиную. − Милый, вылезай из своих бумаг, я сейчас накрою на стол.
− А мы ждали тебя на ужин, − Цинк стоит, прислонившись плечом к дверному косяку, и наблюдает, как Кутх стягивает с шеи шарф и ослабляет узел галстука. − А для меня где цветы? − вкрадчиво спрашивает он и выгибает бровь, замирает на пару секунд и смеется. − Привет, − он подходит ближе, легко толкает Кутха кулаком в плечо и жмет ему руку. −Ты где пропадал все это время?
− Работа, друг мой, работа, − Кутх разминает затекшую шею и разглаживает несуществующие складки на брюках.
− Ну хоть иногда себя жалей, а? − фыркает Цинк и кивает Кутху на кресло, в которое он тут же опускается и блаженно потягивается.
− Да-да.
− Балда, − Цинк фыркает громче, но гораздо веселее, и снимает с верхней полочки серванта вазу. − Ты надолго?
− Не знаю, как получится, − Кутх улыбается, прикрыв глаза и потягивается в кресле, когда с кухни доносится "Мальчики, обед готов".
− Хотите, я принесу сюда? − в дверях появляется Алексия, но Кутх отрицательно мотает головой, поднимается и идет за ней следом.
− Эй, лови! − поворачивается он вдруг к Цинку, лезет в карман и поднимает руку для броска. Цинк смотрит непонимающе, но ловит маленький поблескивающий предмет, разжимает пальцы и перекатывает по ладони небольшую золотистую пулю с надрезами-царапинками.
− Экспансивная?
− Ну ты же возмущался, что тебе не принесли цветы? Может быть, когда-нибудь расцветет, − Кутх довольно ухмыляется, глядя на возмущенного Цинка, шипящего что-то про "придушу", и думает о том, что нисколько не удивится, если тот всюду будет таскать её с собой. − Пойдем уже.

***
Кутху нравится квартирка Цинка, маленькая и уютная, не захламленная папками с делами и отчетами. Здесь всегда тепло и по-домашнему уютно, в его собственной квартире такой атмосферы не было уже давно, если она вообще когда-то была. Кутх подцепляет вилкой кусочек лазаньи и выглядит совершенно довольным и расслабленным, рассказывая Алексии всё, что приходит в голову, и изредка поглядывая на Цинка, который если не спит над тарелкой, то точно находится где-то в своей параллельной вселенной.
− Эй, − Кутх щелкает у него перед носом пальцами, и Цинк вздрагивает. − Ты с нами или как?
Цинк наконец выходит из своих мыслей и сталкивается с взглядом Кутха, в котором ясно читается "ты ничего не хочешь мне рассказать?", но он лишь улыбается, предлагает выпить еще кофе и делает вид, что ничего не понял, так мастерски, что Кутх почти в это верит.

Когда в гостиной звонит телефон, и Цинк вскакивает со стула, чтобы взять трубку, Кутх смотрит на часы, благодарит за обед и встает из-за стола, аккуратно задвигая за собой стул.
− Помочь убрать посуду? − спрашивает он Алексию, и, не дожидаясь ответа, берет со стола тарелки и ставит их в раковину.
− Ну, не стоило, ты же в нашем доме гость, − она улыбается, собирая оставшуюся посуду. − Эй, Кутх?
− Да?
− Заходи к нам почаще?
− Обязательно, если у меня получится. Кто-то же должен вас охранять? − подмигивает он Алексии, придерживающей ладонью начавший округляться животик. − И вы уже решили, как назовете сына?
− Александром.
− Замечательное имя. Проводишь меня до двери?
− Конечно.
Когда Кутх заглядывает в гостиную, бросает пару слов на прощание и ненавязчиво приглашает как-нибудь снова навестить его в участке, прихватив с собой пончики и кофе, Цинк прикрывает трубку ладонью, улыбается ему в ответ и кивает.
На другом конце провода раздается безэмоциональное покашливание, привлекающее внимание к собеседнику.
− Прошу прощения, и я снова слушаю, − голос Цинка становится серьезнее, когда он возвращается к разговору.
− Мне показалось, или я действительно слышал знакомый голос?
− Не думаю, что у нас есть общие знакомые, − Цинк усмехается в трубку, прекрасно осознавая, насколько его ложь очевидна.
− Да?
− Именно так.
− Что ж, наверное, я просто ослышался. Но на вашем месте я бы помнил, что кто-нибудь может не одобрять подобный выбор и действия.
− Оу. Это шантаж? − Серьезность в его голосе уступает несколько заинтересованной язвительности − Цинку происходящее определенно нравится все больше и больше.
− Что вы, теперь показалось вам. Вообще, я нахожу это довольно занятным. Вы − первый человек, готовый сунуть голову в пасть акуле добровольно.
− Не волнуйтесь, в своих силах я уверен. Хотя я сильно сомневаюсь, что Семья будет об этом волноваться.
− Все верно, но это все равно занятно. Я перезвоню позже. Всего хорошего.
Цинк усмехается, когда слышит в трубке короткие гудки, и обдумывает происходящее. Все это обещает быть очень интересным. И испытательный срок − это так мило. Цинк усмехается вновь, подхватывает висящий на спинке стула пиджак и наскоро завязывает галстук.
− Собираешься куда-то? − Алексия подходит неслышно и кладет руку ему на плечо.
− Ага. Меня, скорее всего, можно ждать только завтра вечером.
− Работа?
− Что-то вроде, − Цинк накидывает пиджак на плечи по пути в прихожую, кладет в карман ключи от машины, натыкается пальцами на подаренную Кутхом пулю, мнется пару секунд и вытаскивает руку.
− Хорошо. Снова играем в примерную семью? − Алексия улыбается понимающе, подходит ближе, поправляет воротник рубашки Цинка и проводит ладонями по его плечам.
− Как и всегда. Ложись спать пораньше, хорошо? Ты сегодня целый день на ногах.
− Ну опять ты за свое.
− Я все равно за вас волнуюсь, − Цинк легко целует Алексию в макушку и разворачивается к двери. − Не скучайте без меня.
− Будь осторожнее?
− Обязательно.

***

− Что? Ты все равно не спишь, − Цинк, в два часа ночи стоя на пороге чужой квартиры, выглядит еще более возмущенным, чем сам Кутх.
− А если бы спал?
− Но не спишь же.
− Твоя правда, но вдруг я бы подумал, что меня грабят, и ты бы наткнулся на дуло пистолета, сунувшись в квартиру?
− Не драматизируй, эй, − Цинк заходит внутрь и шуршит пакетом, передавая его Кутху. − Отвлекись от работы на вечер.
− Ты хотел сказать, на ночь? − скорее для проформы спрашивает Кутх, на самом деле не имея ничего против.
− Может быть, − неопределенно машет рукой Цинк и проходит на кухню.
Под потолком горит тусклая лампочка, в воздухе витает легкий запах сигаретного дыма, стол завален бумагами и заставлен пустыми чашками из-под кофе, и Цинк, обреченно вздохнув, начинает составлять чашки в раковину.
− Ну не стой с таким видом, я же знаю, что ты все равно ничего жизненно важного не делал. Оу, − Цинк замечает тлеющую в пепельнице сигарету, подходит к окну и открывает его шире, впуская холодный ночной воздух. − Ты же не куришь.
− Не делал, да, − внезапно легко соглашается Кутх, сгребает со стола документы и закидывает их на холодильник. − И ты прав, я не курю.
Цинк хмыкает, берет сигарету в руки, хочет было затушить её, но подносит к губам, затягивается и только тогда щелчком выбрасывает в окно.
− Сыграем?
Кутх вопросительно выгибает бровь, однако в его взгляде скользит неподдельный интерес.
− Ты пришел ко мне посреди ночи, чтобы предложить сыграть?
− А почему нет? − Цинк отходит от окна и начинает лазать по посудным шкафчикам в поисках стопок. − Я просто проезжал мимо и увидел, что у тебя горит свет.
Кутх смотрит на Цинка долго и выжидающе, а затем идет к себе в комнату и начинает шарить в ящиках стола в поисках карт.
− Проезжал мимо с бутылкой текилы и лимонами? Ну-ну, − он незаметно улыбается, находит наконец карты и возвращается на кухню, где смеется уже в голос от вида Цинка, с самым сосредоточенным видом нарезающего лимон тонкими дольками.
− Все готово, босс, − Кутх усаживается на стул, и перед ним опускается тарелка с нарезанным лимоном, наполненная уже стопка и солонка. − Раздавай.
− Правила?
Цинк картинно думает, подцепляет лимонную дольку, отправляет ее в рот и облизывается, довольно жмурясь.
− Перед каждой партией по одной, проигравшему − штрафную. Идет?
− Идет, − Кутх раздает, делая это с таким видом, будто провел в казино половину своей жизни, придвигает карты к Цинку, тянется за рюмкой и одним ловким движением вливает в себя ее содержимое.
− Лимончик? − Хитро спрашивает Цинк, протягивая Кутху лимонную дольку, и выпивает свою порцию. − И поехали.
После четырех партий Кутх понимает, что он любит и ненавидит одновременно того человека, который вообще придумал текилу, того, кто изобрел бутылки объемом в литр и того, кто додумался её купить. Ему спокойно и хорошо, и хочется еще выпить, а так же чего-то такого, чего он сам еще не в состоянии понять.
− Знаешь, меня никто так не нагибает в карты, как ты, − Цинк недовольно бузит, наливая себе штрафную рюмку. − Где мой лимончик?
Кутх тянется к тарелке, берет дольку, и протягивает её Цинку, который, не долго думая, ловит ее губами, затем макает палец в соль и быстро его облизывает.
− Я никогда не пущу тебя в казино, − Кутх широко и немного пьяно улыбается, раздавая снова.
− Это ты виноват, между прочим.
− С чего еще? − очередная карта медленно опускается на стол.
− Потому что. Но я еще отыграюсь! − Цинк проводит пальцем по опустошенной наполовину бутылке, подхватывает ее и разливает по рюмкам снова, стуча горлышком по краям. − Но если ты будешь раздавать так − я прибью тебя, обещаю.
− Не прибьешь, детка,− довольно тянет детектив, рассматривая обреченно вздыхающего Цинка.
− Знаешь, мне недавно звонил кое-кто, − на стол ложатся две карты, и Кутх запоздало думает о том, что такие разговоры вполне могут оказаться отвлекающим маневром.
− Кто?
− Один наш общий знакомый, − Цинк невольно растягивает слова, и говорить становится все труднее, но он снова пьет и слизывает с пальца соль, а затем выжидающе смотрит на Кутха. Тот слегка наклоняет голову вбок и тоже тянется за рюмкой. − Луккини. Тебе говорит о чем-нибудь это имя?
− Что?
− Ты светишь картами, − Цинк тянется рукой через стол, смыкает пальцы на запястье Кутха и наклоняет его руку так, чтобы не было видно карт. − Мы же играем по правилам, черт возьми.
− Что?
− Луккини, да, ты все правильно понял. Помнишь, я говорил тебе, что если ты вляпаешься во что-то, я сунусь за тобой?
Кутх старается сосредоточиться на картах.
− На что я тебе ответил, что будто тебе кто-то это позволит.
Цинк улыбается широко и пьяно, и сейчас похож на большого наглого кота, который прекрасно знает, что сделал то, чего делать ни в коем случае нельзя, но не скрывает этого.
− Как будто меня это волнует.
Кутх смотрит пристально, и его взгляд тяжелый настолько, насколько позволяет состояние, затем кладет карты на стол рубашкой вверх и трет виски пальцами.
− Просто какого хрена, Цинк?
− Я же сказал. За тобой.
Кутх поднимается и неровно бредет к окну, достает откуда-то пачку сигарет, чиркает зажигалкой пару раз и наконец прикуривает. Цинк смотрит, поднимается тоже и подходит ближе, становится рядом и смотрит на тонкую струйку дыма, поднимающегося от сигареты.
− Беспокоишься?
− Чего ещё.
− Беспокоишься.
− Ну даже если и беспокоюсь, блядь, то что с того?
− Кутхи? Ты же все-таки не куришь. Дай мне, − голос у Цинка виновато-мягкий, и Кутх хмыкает, качая головой. − Кутх?
− Ты ничего не видел, тебе все кажется.
Цинк смотрит долго и непрерывно, ждет, когда Кутх затянется снова, а затем придвигается к нему вплотную, почти касаясь его губ своими, и ловит ртом выдыхаемый дым, придерживая Кутха за локоть.
−Что?..
Кутх не отшатывается, не убирает руку, лишь замирает и смотрит в ответ с бесконечным удивлением, чувствуя себя так, словно весь его мир только что перевернули с ног на голову. Подрагивающими пальцами он снова подносит к губам сигарету и затягивается. На лице Цинка играет легкая полуулыбка, когда он придвигается снова и опять вдыхает дым. Кутх чувствует, что у него начинают дрожать колени.
− Я ничего не видел и мне кажется?
− Нет, не кажется.
− А какого хрена тогда? − Тихо спрашивает Кутх, не глядя тушит сигарету и цепляется за воротник рубашки Цинка, почти наматывая ткань на кулаки. Пуговица с тихим треском отрывается и падает на пол, и Кутх замирает, понимая, что не понимает вообще ни черта ни сейчас, ни в принципе. Цинк не спешит отвечать, подается вперед и смазано скользит своей щекой по щеке Кутха. Тот не отталкивает и не делает вообще ничего, рассматривая цепочку на шее Цинка, невольно скользит взглядом ниже и замирает.
− Что это? − зачем-то спрашивает он, хотя прекрасно узнает ту самую пулю, которую он шутя подарил ему с месяц назад. Он понятия не имеет, как Цинк приспособил к ней цепочку, зачем он это сделал и почему носит её у себя на шее.
− Это подарок, − наконец отзывается Цинк.
− Придурок.
− Знаю, − Кутх чувствует, как губы Цинка прижимаются к скуле и скользят ниже.
− Идиот.
− И это тоже.
− Вообще на голову больной, − Кутх закрывает глаза и шумно выдыхает в поцелуй. Цинк целует легко и осторожно, губы у него сухие и горячие, и Кутх запоздало понимает, что этот идиот действительно полезет за ним куда угодно. − Точно, больной.
Цинк согласно кивает, шепчет что-то про "ты виноват" − Кутх почти не слушает − и целует снова, просовывая руку ему под локоть и обнимая за спину.
− Знаешь. Если на твою задницу свалятся такие неприятности, из которых ты не сможешь выбраться, я сам тебя закопаю, − голос у Кутха хриплый и сбивчивый, он немного отстраняется и смотрит на Цинка в упор, прижимаясь своим лбом к его.
− Обещаешь?
− Да.

Pt.2

Больше всего ему сейчас хочется уехать. Неважно, куда, насколько и зачем, просто взять с тумбочки ключи от машины, накинуть на плечи куртку и выйти на свежий морозный воздух, сильно хлопнув дверью.
Он не знает, что происходит на самом деле. Понимает прекрасно, но не может склеить все кусочки этой картинки воедино. Не может различить, где кончаются его желания и начинаются желания тех людей, которые имеют хоть какое-то влияние на его жизнь. Однако несколько вещей он понимает предельно ясно.
Стрелка на спидометре едва заметно дергается и отклоняется вправо, когда Цинк вжимает педаль газа в пол. Телефонный разговор – это лишь обычная беседа, которая должна даваться даже легче, чем при встрече. Ну так какого черта? Цинк громко хмыкает и подавляет в себе желание сплюнуть на пол салона – пачкать собственный автомобиль совсем не хочется. Нужно успокоиться, скорость и так уже выше разрешенной на добрый десяток миль в час.
На одном из светофоров он все же тормозит, не пытаясь проскочить в самую последнюю секунду. Цинк постукивает пальцами по рулю и рассматривает улицу через подмерзшее стекло, скользит взглядом дальше и обращает внимание на отражение в одном из зеркал заднего вида.
На часах без четверти два ночи.
Кутх неторопливо меряет шагами пространство между автобусной остановкой и дверью какой-то забегаловки, и неясно, ждет ли он такси или кого-то из кафе. На нем черное не до конца застегнутое пальто, серый шарф, и волосы слегка взъерошены, словно он вышел на улицу сразу после того, как поднялся с кровати.
Цинк разворачивает машину только через несколько секунд после того, как на светофоре загорается зеленый. Окно он открывает на ходу, и, поравнявшись с Кутхом, слегка высовывается наружу.
Кутх молчит и смотрит несколько удивленно, переминаясь с ноги на ногу от холода.
- Ждешь кого-то?
- Убиваю время, - неопределенно пожимает плечами Кутх и подходит на пару шагов ближе к обочине – Цинк остановил машину практически на середине полосы. – Хотел сходить кое-куда, но передумал.
Цинк как-то понимающе кивает и снова начинает постукивать по рулю, однако его раздражение постепенно проходит.
- Хочешь – садись.
Кутх колеблется, словно взвешивает все «за» и «против», обходит машину и садится на сиденье рядом с водительским.
- А куда едем-то?
- Черт знает, - Цинк внезапно весело ухмыляется. – Если что, потом обратно подкину.
- Небось завезешь в лес и изнасилуешь, извращуга, - Кутх пристегивается и прячет легкую улыбку за воротником пальто, а Цинк улыбается еще шире и трогает с места.
Почти всю дорогу они молчат, Цинк сосредоточен на каких-то мыслях в своей голове, а Кутх – на дороге. Доказывать Цинку, что все должно быть наоборот, совершенно бессмысленно. Когда машина выезжает из города, Кутх заинтересованно смотрит на водителя, а затем снова обращает взгляд к окну.
- Ты серьезно решил привязать меня к дереву где-нибудь на окраине лесополосы? – не то, чтобы Кутх действительно так думает, но язык так и чешется задать этот вопрос.
Хотя идея сама по себе заманчива.
Весьма.
Цинк запускает пальцы в недавно подстриженные волосы и слегка ерошит их, а когда убирает руку, пряди остаются торчать на затылке в разные стороны.
- Понимаешь… Я бы подумал об этом, будь на улице лето, - Цинк почти мурлычет, когда открывает дверь и выходит из машины. – Но если я буду думать об этом сейчас, кто-нибудь из нас точно останется без яиц. Такой морозище! – Он захлопывает дверь и уходит, однако возвращается быстро, держа в руках бумажный пакет.
- Вылезай, - командует Цинк, и Кутх, тихо хмыкнув, выбирается из прогретого салона наружу. Цинк сидит на капоте спиной к нему и шелестит пакетом.
- Чего стоишь, иди сюда, - он легко хлопает ладонью рядом с собой и достает из пакета два картонных стаканчика с кофе.
Кутх благодарно кивает, принимая кофе, и греет начавшие подмерзать пальцы о теплый шершавый картон.
- Зачем мы здесь?
- Не знаю, - почти честно отвечает Цинк и подносит стаканчик к губам, делая глоток. – Отсюда красивый вид на ночной город.
Кутх про себя соглашается с этим, и в его голове кружатся мутные кадры из романтических кинофильмов.
- Это что, свидание? – весело спрашивает Кутх и слегка отклоняется назад, опираясь о капот ладонью.
- А ты хочешь сходить на свидание? – вопросом на вопрос отвечает Цинк, и в его глазах читается продолжение фразы - «со мной». И улыбается он так довольно и нагло, что Кутх слегка нервно ведет плечами и начинает рассматривать эмблему на стаканчике с кофе.
- Еще чего.
- Неужели? – Цинк, еще полчаса назад злой и взвинченный почти до предела, сейчас спокоен и выглядит довольным настолько, что Кутху хочется спихнуть его в сугроб.
- Так все же, о чем ты думаешь? - Кутх пристально рассматривает Цинка и надеется, что он поведется и не отреагирует на эту смену разговора. Конечно же поведется. – Боишься, что не справишься?
- Не знаю. Хотя, скорее всего боюсь, что справлюсь слишком хорошо.
Воздух вокруг становится каким-то тягучим, слова путаются и теряют нужный смысл. Кофе постепенно остывает в стаканчиках, и Цинку хочется спать. Кутху хочется не меньше, но он пока еще держит себя в руках.
- Эй, Кутх. Поведешь обратно? – Цинк сминает пакет и выбрасывает его куда-то. – Если я и обычно вожу ты знаешь как, то сейчас, боюсь, я если не угроблю нас, либо побью машину, либо нас схватят за задницу за нарушение правил.
- Кончено, - Кутх ловит ключи и прокручивает брелок на пальце, а затем садится в машину.
Цинк становится забавным, когда сонно рассказывает что-то несвязное, приобняв Кутха за плечо и устроившись где-то между своим сиденьем и водительским.
- Будет забавно, если нас так поймают, - Кутх косится на товарища, зевающего ему куда-то в ухо.
- Нет, ну а что?
- Да ничего, - тот лениво отмахивается.
На самом деле ему совершенно плевать, увидят их или нет. Цинк что-то бормочет на ухо в полусне, и Кутх понимает, что он согласился бы провести так еще пару ночей, и плевать, что спать они скорее всего будут прямо в машине, так и не доехав до дома.

запись создана: 29.12.2012 в 17:38

@темы: фанфики, качественный зеленый чай, Это мафия, Цинк, мафия!

---

Первое декабря. Первое, мать его, декабря. И гифочка, которая как в вк. "Добавь *вставить нужное* к себе на стену, чтобы он у тебя хоть где-то был".

- Пока, ребята! - Чиён бодро машет рукой друзьям, разворачивается и весело убегает к дому.
Постепенно замедляя шаг и растирая замерзшие пальцы в промокших перчатках, он смотрит на уже темное небо и большие пушистые хлопья снега, плавно падающие вниз. Улыбка медленно сползает с его лица, и он раздраженно дергает колючий темно-зеленый шарф на шее, пытаясь прогнать подступающее уныние, с которым за последние пару месяцев он почти сроднился.
Снег, похожий на пушистое белое покрывало, сминается под ногами с приятным тихим хрустом, и Чиён думает об этом, когда сворачивает на другую улицу. Он стягивает перчатку, выставляет перед собой ладошку и просто ждет, когда снежинка опустится ему на руку, а затем сжимает её в ладони и закрывает глаза.
На улице спокойно, и можно не думать ни о чем, не разговаривать с матерью и не видеть этих так и не до конца разобранных коробок в новом доме.
Чиён вздыхает и хмурится, укоряя себя за плохое настроение. Все так, как и говорила мама - он нашел новых друзей, и с ними так же интересно, как и с прежними, но Квону кажется, что он оставил что-то важное в той своей жизни, которая у него была еще два месяца назад. Только он никак не может понять, что.
- Будешь так стоять на одном месте - примерзнешь, - тихо говорят ему, и Чиён поднимает взгляд.
Вечерний воздух почти такой же температуры, что и мысли внутри, Чиёну очень холодно и совсем пусто, и он, этот самый паренек, что сейчас стоит напротив и смотрит, чуть наклонив голову, смотрит и улыбается осторожно и ласково, кажется почти нереальным.
Квона накрывает с головой волной осознания того, что то самое важное, что он потерял, забыл или спрятал сам от себя так, чтобы не найти потом никогда, вот-вот выплывет на поверхность. Из полуоткрытых губ вырывается облачко пара.
- Или ты уже примерз? - все так же улыбаясь, мальчик подходит ближе и с осторожным любопытством протягивает руку, ловит ладонь Чиёна и сжимает её в своей. - У тебя руки холодные.
- А ты теплый.
Квону кажется, что все это с ним происходит во сне. На языке вертится один лишь вопрос, и Чиён сжимает плотнее потрескавшиеся губы, чтобы не задать его раньше времени.
- Идем?
"Кто ты?"
"Я же знаю тебя, правда?"
- Идем. А куда? - Чиён взволнованно улыбается, чувствуя, как теплые пальцы сильнее сжимают его ладонь, и послушно идет следом. Снег под ногами все так же хрустит, а на улице уже совсем темно. У мальчика пухлые, покрасневшие от мороза щеки, и его взгляд кажется знакомым настолько, будто Чиён видел его каждый день.
"Точно знаю, но почему-то не могу вспомнить, как тебя зовут"
- Домой.
- Но я не хочу домой, - Квон расстроенно надувает губы и замедляет шаг. - Пойдешь со мной? - практически на одном дыхании произносит он и неуверенно мнется с ноги на ногу. Потерянное прошлое, а может, настоящее или будущее сейчас где-то совсем рядом, и Чиён уверен, что вот-вот вспомнит, осталось лишь подождать немного. - А маме я скажу, что мы с тобой знакомы давно, что вместе в школе учимся. Пойдешь?..
Мальчик улыбается шире и кивает.
У Чиёна маленькая комната, в углу которой все еще стоят коробки, и ему немного неловко за беспорядок, но гость не обращает на это внимания, забирается на подоконник и поджимает под себя ноги. Незаметно задвинув под кровать кучку пластмассовых солдатиков, Чиён забирается следом и прижимается плечом к холодному стеклу.
- Ну что? - с веселым смущением наконец спрашивает он, переводя на мальчика взгляд. - Если мне восемь, это не значит, что я не могу игать с игрушками! Можно подумать, у тебя их нет! - Чиён фыркает и выходит из комнаты, ероша и так растрепанные волосы, и возвращается с двумя кружками горячего чая.
- Хочешь что-то спросить?
- Я вспомнил кое-что. Сынхён, - неуверенно произносит Чиён. - Ты - Сынхён?
Мальчик делает глоток чая, сжимая чашку ладонями, а затем медленно кивает.
- Сынхён.
Напряжение в воздухе лопается с таким звуком, с каким разбивается большой елочный шарик, и оседает за окном холодной снежной пылью.
- Я знал, - улыбается Чиён. - Я понятия не имею, откуда, но я знал, правда.
Сынхён все так же улыбается, одними уголками губ, понимающе и ласково, и слушает Чиёна практически до полуночи. О его проблемах, переживаниях, о том, что ему кажется, что он знает Сынхёна всю свою жизнь.
- Сынхён? - Квон плотнее кутается в плед и зевает, и голос его звучит устало и грустно. - Мне кажется... Что я должен что-то сделать. Там, в будущем, когда вырасту. Что-то большое и значимое. Но я все никак не могу понять, что.
- Спой мне.
***
Чиён просыпается, резко вздрогнув, и обнаруживает себя в самолете. Спина затекла, а щеку покалывает шерстяной свитер Сынхёна.
- Проснулся? - тихо спрашивает он, вынимая наушники из ушей. - Снилось что-то? Ты, как только заснул, хмурился постоянно.
Квон слушает Сынхёна на автомате, в голове размытыми картинками и отголосками проплывают остатки его сна - маленький Сынхён с пухлыми покрасневшими щеками, пушистый снег и колючий длинный шарф.
- Снилось, - наконец отвечает он, потягивается и сползает на сиденье ниже, закрывая глаза снова. - Но это был хороший сон. Спасибо.
- За что?
- Просто спасибо, - Чиён сонно улыбается и думает о том, что это бывает здорово - иметь возможность ничего не объяснять, и прижимается виском к плечу Сынхёна. Тот смотрит на него мучительно долго - Квон макушкой чувствует этот взгляд - и улыбается в ответ.
Через полчаса, когда они приземлятся, улицы встретят их тонким покрывалом пушистого снега.

@темы: фанфики, самовнушение - лучшее лекарство, Кей вернулся, дарующий поп!

---

24/7

Я очень долго хотел сделать к этому какое-нибудь подобие коллажа.
Потому что Чихо не берет трубку и слушает музыку в своей комнате, забравшись с ногами в кресло. Потому что Чихун не выпускает из рук телефон и не знает, куда себя деть. Потому что плохо, потому что неправ, потому что хочет, чтобы Чихо думал о нем, и в тоже время боится этого. Но хочет все равно, очень-очень хочет.
Просто потому что.



Автор: Zincum
Фэндом: Block B
Персонажи: Zico/P.O
Жанр: джен, ангст, ER
Предупреждения: ненормативная лексика

Самое страшное − это то, что осознание собственной ошибки к нему почти всегда приходит на пару минут позже того момента, когда он в очередной раз феерично облажался. Сердце пусть не останавливается, но пропускает пару-тройку ударов, и еще через несколько секунд подсознание выдает этот самый момент, где следовало бы сбавить обороты, подумать несколько раз и промолчать, прикусив кончик языка и подавив желание сказать очередную глупость.
Чихун ощущает себя слишком большим для этой лестничной клетки с обшарпанными стенами и неровными перилами, со смятой банкой-пепельницей на полу. Серое пространство сжимается вокруг него со всех сторон, и он ощущает себя еще более неуместным в своей ярко-синей толстовке и кедах с салатовыми шнурками.
Чихун медленно подталкивает ногой пепельницу ближе к ступенькам и как завороженный наблюдает за тем, как она накреняется и с грохотом скачет вниз, рассыпая по лестнице смятые окурки. С каким-то болезненным удовлетворением он смотрит, как жестяная банка опасно балансирует на самом краю, наконец соскальзывает и пропадает в темноте между лестничными пролетами.
В последний раз он чувствовал себя таким придурком только тогда, когда не менее феерично облажался на первом крупном выступлении, спустя несколько месяцев после их дебюта. Запнуться о маленький выступ-лесенку, сбиться с ритма, чуть не прозевать свою партию. И чёртов Чихо тогда так ничего и не сказал, лишь похлопал по плечу понимающе и легко поерошил волосы, и Чихуну больше всего на свете хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться, сделать еще что-нибудь, чтобы уйти от этого прикосновения – слишком болезненно тогда чувствовался этот ободряющий жест. Потихоньку поднимался градус безграничного обожания, и от этого становилось еще хуже – лучше бы хён отвесил затрещину, как это постоянно делал на репетициях, подколол бы, что он, такая здоровенная детина, без посторонней помощи и шагу самостоятельно сделать не может, но так нет же.
Чихун мотает головой и садится на корточки возле захлопнувшейся перед его носом двери, натягивает капюшон на глаза и понимает, что это самое «облажался» происходит с ним не так редко, как ему хочется думать, а с завидным постоянством. И хочется, ужасно хочется спихнуть все на что-нибудь – на погоду, на усталость, на самого Чихо, но от этого становится еще противнее и тоскливее. Чихун уже давно большой мальчик и должен сам отвечать за свои ошибки, как бы паршиво ему не было.
Вот и сейчас. У Чихо иногда бывает просто невыносим, и дело даже не в том, что он рядом почти всегда, двадцать четыре на семь. На репетициях, в общежитии, в скайпе по вечерам, когда не спится. От того, что он так близко, хорошо до легкой дрожи в коленях и покалывании в кончиках пальцев, и безумно хочется быть к нему еще ближе, гудеть что-то ему на ухо по телефону, хватать его за капюшон и удирать от него через всю студию, когда тот начинает орать и грозить, что пришибет, если догонит. Обожание, зародившееся в тот самый далекий момент их знакомства, наконец достигло своего предела.
Оставшийся вечер и половину ночи Чихо не берет трубку, и на третьем гудке тридцать второго вызова Чихун нажимает отбой. Не то, чтобы он удивлен, но все равно оказывается не готов к этому, он крутится на кровати и даже засовывает голову под подушку, пытаясь уснуть, но в конечном итоге выходит, что он шел спать, а прошел мимо.
Чихун сейчас очень хочет, чтобы Зико о нем не думал. Чтобы тот смотрел телевизор, занимался еще какой-нибудь ерундой, пил чай и набрасывал в блокноте новый текст. Чихуну правда очень этого хочется, но он не может выпустить из руки телефон, отправляя Чихо сообщения раз в пятнадцать минут. Короткие и иногда повторяющиеся – Чихун уже и не ждет ответа, просто проверяет, не отключил ли Зико телефон. Так паршиво ему уже давно не было.
Чихо тогда выгнул бровь и хмыкнул, а еще кулаки в карманах сжал, и думает, наверное, что Чихун этого не видел.
Чихо сказал «ну окей», а еще «всем спасибо, все свободны», и хлопнул дверью прямо перед носом мало чего соображающего на тот момент Чихуна, и пару секунд спустя тот понял, что проебать того, чьего внимания добивался так долго, по собственной тупости – это гораздо страшнее, чем облажаться на сцене.
***
Когда Чихо звонит ему спустя три с половиной дня после того разговора на лестнице, Чихун буквально забывает, как дышать, и неверяще смотрит на вибрирующий на столе телефон с мигающей на дисплее фотографией Зико. У хёна на фотографии придурочная, но довольная улыбка, и Чихун зависает на пару мгновений, рассматривая снимок, но потом спешно хватает телефон.
- Хён?
- Да-да.
Разговор с самого начала идет не так, как нужно. Чихун молчит несколько мучительно долгих секунд, а затем неуверенно переспрашивает.
- Хён?..
- Завтра чтобы в шесть в студии был, - голос Чихо глухой и немного раздраженный, и у Чихуна снова сбивается дыхание, он громко сглатывает и кивает. – Понял? Молодец.
- Хён, я хотел…
- Малой, я занят, перезвоню через пару минут.
- Хорошо, - гудит в трубку Чихун и первым сбрасывает звонок.
И Чихун послушно ждет. Час, два, три. После четвертой кружки кофе мучительного ожидания он списывает все на то, что у Зико, как у лидера, дел гораздо больше, чем у него. К концу вечера – на то, что у Чихо просто странное ощущение времени.
***
В студию Чихун летит, даже забыв поесть и выпить кофе. Он почти бежит по коридору, запинаясь, хотя часы показывают всего лишь половину шестого, и врывается в комнату запыхавшийся и раскрасневшийся, опирается о дверной косяк и делает было шаг внутрь, но останавливается и неловко переступает с ноги на ногу.
Чихо смотрит на него ничего не выражающим взглядом, но Чихуну кажется, что этот самый взгляд тянет его куда-то глубоко на дно, откуда не выбраться совсем, и от этого становится как-то совсем странно, и от повисшей в воздухе какой-то усталой неловкости Чихуну очень хочется выйти в открытое окно. Ситуацию немного спасает только Юквон, который, прокашлявшись, начинает что-то монотонно рассказывать.
Чихо весь вечер ведет себя подозрительно тихо, не хохмит и не подкалывает никого, кивает вместо ответа к месту и без и совсем не смотрит на Чихуна.
На душе становится совсем паршиво.
Чихун лезет в карман, набирает сообщение, почти не глядя на дисплей, и отправляет его Зико. Отчет о доставке ему так и не приходит.
***
Он не имеет ни малейшего понятия, что с ним будет дальше. Отношения – это самое сложное, что может быть между двумя людьми. Чихун не уверен даже насчет того, какие именно между ними отношения, но четко понимает то, что хочет отмотать время назад до той самой точки и сделать все по-другому. Чихуну очень хочется, чтобы все было долго и счастливо, чтобы можно было вокруг хёна крутиться так же, как и раньше, улыбаться глуповато и ловить его за руку, пока никто не смотрит. Он сжимает ладонь в кулак, не доставая руку из кармана все той же синей толстовки, в попытках сохранить то самое тепло, которое оставалось на коже от руки Чихо, и вспоминает, как тот тогда кривился, оглядывался несколько раздраженно и притягивал Чихуна ближе к себе, отчего у того в груди все замирало, и он был готов урчать, как большой и бестолковый кот.
Чихун уже полтора часа стоит на той самой лестничной площадке и гипнотизирует тяжелым взглядом дверь, даже не представляя, что именно нужно сказать. Он просто стоит и ждет, когда Чихо выйдет покурить.
Зико появляется уже тогда, когда на улице начинает темнеть, и выходит он не из квартиры, а поднимается по лестнице, держа в руках два шуршащих пакета из супермаркета, что на другом конце улицы. Чихун скользит взглядом по жестяному боку пивной банки, выглядывающей из пакета, и только после этого переводит взгляд на Чихо.
- Чего тебе, малой? – тот продолжает подниматься по лестнице и смотрит куда-то вбок, словно хочет пресечь любую попытку поймать его взгляд.
- Подожди, - Чихун неуверенно отлепляется от стены и спускается на дрожащих ногах Зико навстречу.
- Что-то еще сказать мне хочешь?
- Нет.
- Молодец. Выход где, ты знаешь. Вперед.
Чихо раздраженно хмурится и поднимается еще на одну ступеньку, обходит Чихуна, задев того плечом, и ищет ключи в кармане.
В голове у Чихуна что-то щелкает, и он понимает, что проебать все снова он просто не имеет права. Он разворачивается, ловит Чихо за край куртки и начинает тараторить, быстро и гулко, почти не делая пауз между словами. Чихо стоит к нему спиной, не отвечает, но и не уходит, просто слушает про то, какой он, Пё Чихун, законченный придурок, что он не подумал даже, что все может так совершенно по-дурацки получиться. Что не отталкивал он его ни разу, что будет носиться с ним и чуть ли не пылинки сдувать, если хён позволит, что он рядом быть хочет все эти чертовы двадцать четыре на семь. Что не подумал тогда, что спать не мог, потому что Чихо не отвечал на сообщения и звонки, что паршиво ему было так, что он чуть с ума не сошел, что это он во всем виноват. Что привычка у него дурацкая – отшучиваться как-то криво, когда очень страшно, что в очередной раз облажался по-крупному, что бестолковый он, как ребенок, но это его ничуть не оправдывает.
- Все?
Чихо медленно разворачивается и смотрит снизу вверх все тем же взглядом, но Чихун отрицательно мотает головой.
- Прости меня. Я такой дебил, хён.
- Самокритично, - Чихо перехватывает пакет удобнее и теребит в руке ключи. Чихун медленно разжимает пальцы и отпускает край его куртки.
- Я люблю тебя, - Чихун говорит тихо-тихо и проглатывает конец фразы, и в итоге получается так, что слов не разобрать почти, но Чихо все равно слышит.
- Заебал, блядь, - Зико почти рычит и с размаха швыряет ключи в спину медленно спускающемуся по лестнице Чихуну. Тот нервно дергается и чуть не соскальзывает со ступенек, разворачиваясь, и смотрит на Чихо, кидающего на пол пакеты и спускающегося к нему. Когда тот подходит совсем близко и наматывает на кулак ворот его толстовки, Чихун чувствует себя тряпичной куклой, смотрит на Зико долго-долго и улыбается совершенно по-глупому. – Смешно тебе?
- Нет, - мотает головой Чихун и улыбается шире, видя, как заканчивается и без того небольшой запас терпения хёна. – Прости меня. Я с тобой хочу.
- Нахрена? Чтобы шарахаться от меня, чуть кто посмотрит? Ах, ну да, так ведь интереснее, - Чихо голосом выделяет последнее слово, и Чихуна буквально передергивает от понимания того, что с этого дурацкого «так интереснее» все и началось.
- Нет, - голос у Чихуна становится совсем низким и гудящим эхом разлетается по подъезду. – Я не хотел, правда. Я не то совсем имел в виду. Я такой дебил, хён. А ты классный такой и хороший, всегда видел, как я лажаю, но помогал и подсказывал, и я потом понял, что совсем-совсем не могу тебя проебать, что это страшнее гораздо чем то, что… - дальше Чихо попросту не понимает ни слова, лишь бестолково пялится на опущенную голову и борется с желанием отвесить такой подзатыльник, чтобы искры из глаз посыпались.
- Сказал ведь, заебал уже, - Чихо хмурится и отпускает наконец ткань толстовки, но что-то в его голосе меняется, и Чихун закусывает губу и незаметно улыбается. Становится как-то почти хорошо, и Чихун снова хватает край хёновой куртки и неуверенно плетется за ним следом. То, что Чихо не сопротивляется – это хороший знак.

@темы: фанфики, Кей вернулся, дарующий поп!, this is the late night show with your favorite mc yoongi

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я не делаю совершенно ничего, что мне нужно делать. Я завел себе мышь, которая носится по моим рукам, только её достанешь из клетки. Я пишу что-то невнятно-абстрактное про аэропорт и открытки. Я совершенно запутался во всем.

@темы: this is the late night show with your favorite mc yoongi

---

«Когда люди умрут, дельфины выйдут на сушу» (с)

Знаете, я тут посмотрел такую вещь.
Это было нечто большее, чем просто история о музыке, о любви и дружбе.
Посмотрел я это буквально за день, и я бы скринил происходящее буквально каждые десять минут, если бы мне было, с кем этим поделиться - я сидел, грыз локти и включал серию за серией.
Кстати, за 16 серий там 5 раз мелькала реклама с бревнотопом, но не суть.
Там мне дали совершенно все, что я хотел увидеть: бро-моменты, лав из лав, ревность, целеустремленность и преданность. А еще отпшку, по которой я хочу читать километры джена, интересного парнишку, которого выпилили в первой же серии, и просто солнышко, в котором слоу-я ближе к десятой серии наконец-то признал МенСу.
В принципе, это просто история о настоящей дружбе, о проверке этой самой дружбы и о выводах, до которых после всего этого можно дойти.
Но я не помню, что именно в последний раз заходило мне так же, как это.

Shut Up! Flower Boy Band.

@темы: качественный зеленый чай, Кей вернулся, дарующий поп!

---

"Свидание ыбло здорово" (с) Сынхён, Без Бэ.

Ну, что я имею сказать. 11 - это ну как-то совсем и решительно мало.
А еще я имею желание репостнуть кое что.

22.07.2013 в 19:20

Пишет  your little Desert Eagle:

а я говорил, что такое отдых?
этот пидр утащил меня на местный филиал ада - карусельку "Клоун"
А МОЖЕТ НЕ НАДО - вопросил я.
НАДО АХАХАХА МИМИМИ НУ ПОЙДЕМ АНЯНЯН - продолжал Цынк.
а в итоге мы пошли - и твою ж мать, КАК Я ОБ ЭТОМ ПОЖАЛЕЛ. ибо поплохело мне где-то на половине первой минуты переворотов и кульбитов в воздухе. потом я немного пообвыкся и судорожно дышал ртом, надеясь на то, что земля примет меня в свои объятия. НО ПОТОМ Я ЗАСКОЛЬЗИЛ ПО КРЕСЛУ ТУДА-СЮДА Т_Т и дальнейшее для меня свелось к аду, в котором я держался за ручки и скользил задницей по креслу, набивая себе синяки на бедрах. но, к моей чести, я позволил себе всего лишь пару-тройку стонов боли, ибо синяки я набил себе таки. а вот Цынк радостно ололокал (по его версии) и визжал как телка (по моей версии).
я его ненавижу ._.,
и потом мы с этим идором попали под ДОЖДИЩУ И ГРОЗИЩУ, и стояли на крылечке ПР в ожидании конца дождя. в итоге я не выдержал - и рванул по лужам до хаты, и в итоге мы с Цынком бежали по лужам, черпая обувью воду, и хохотали как два наркоши во время прихода. но романтика_тм и все такое, хотя я слишком стар для этого дерьма.
а сейчас этот идор мешает мне печатать и держит мою руку. и вапще там киношка недосмотренная - там бревно АДОВО АДИЧЕСКИ бревнит, Сынри внезапно неплохой актер и вполне не раздражающая телочка.
и чаечек с печеньками.

НУ ЧТО ТЫ КУТХИЧЕК Я ЖЕ ЛЮБЯ ВСЕ ВООБЩЕ ЫБЛО ПРЕКРАСНО И ВААПЩЕ ТЫ ПЕРВЫЙ ВОЗОПИЛ НУОКЧОПОЙДЕМ
ПОДУМАЕШЬ СИНЯКИ Я ВОН ТОЖЕ НАБИЛ ПАРОЧКУ
А ТЫ СРАЗУ НЕНАВИЖУ ДА НЕНАВИЖУ
И ДА
ТЫ ВИЗЖАЛ КАК ТЕЛКА (примечание Игла: "вы же понимаете, что он врет?"
А Я ЛЮБЛЮ ТАКИЕ КАРУСЕЛЬКИ
Цынки.

А вообще, у меня тут один пидр замуж выходит.
Б-же, мой мальчик совсем вырос.

@темы: is love

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Вчерашний день плавно перетек в тоже вроде бы как день, только на улице было темно, затем в утро и снова в день, только сегодняшний. За окном солнце и невыносимо душно, воздух горячий и влажный, и ощущение странное. Не устал вроде нисколько, даже спать не то, чтобы очень хочется - просто вымотался.

Стараниями  Pyo Jihoon, с которым мы даже не знакомы нисколько, открыл для себя еще один пейринг. Вот прямо совсем открыл, до такой степени, что накатило, и сердце сжималось еще сильнее, и я половину ночи писал что-то про людей, о которых не знаю ничего, кроме имени. Про мир вокруг, про немного бестолковое солнышко Чихуни, писал и надеялся, что у него там, в настоящей жизни, все сложится так, как нужно. Все-таки они такие хорошие оба.

Сегодня опять был экзамен. Как-то до этого сказал парнишке-одногруппнику, что страшное с ним сделаю, если он не допустится вовремя и пропустит половину экзаменов. Покрасили парнишку в красный. Тот сидел на стуле, матерился, но мужественно терпел. Получился правда не совсем красный, но тоже вполне себе забавно.
Экзамен я, к слову, сдал, если это вообще можно так назвать.

@темы: самовнушение - лучшее лекарство, Врач сказал в морг, значит - в морг!, Кей вернулся, дарующий поп!, о таком никогда не напишут книгу

---

Мне давно не было так некомфортно после своих снов. Очень давно. Мозг, это уже слишком как-то, тебе не кажется? С такими вещами не шутят. И вроде бы ничего такого особенного, я не видел того, что не хочу видеть больше всего, но все равно осталось какое-то крайне неприятное послевкусие.
***
А теперь адресный кусочек. Я подумал, и наверное, ты не обязан передо мной отчитываться, кто, что, где и с кем. Но в следующий раз, когда решишь и соберешься куда-нибудь, хорошенько подумай, не обещал ли ты чего в этот день мне, и если все-таки обещал, то поставь в известность, пожалуйста. Просто скажи "Я сегодня не могу, я *вставить нужное*". Чтобы я не узнавал обо всем в самый последний момент. Потому что сейчас из-за подобного я хочу побыть мандой и не видеть тебя еще с неделю. Я надеюсь, ты хорошо съездил.
***
И еще я упоролся гифками, и это делает мне хорошо. Именно в такой последовательности.

Там корейцы

@темы: самовнушение - лучшее лекарство, Кей вернулся, дарующий поп!, о таком никогда не напишут книгу

---

Я тоже хочу.

22.03.2013 в 15:34

Пишет  Александр Кацура:

поскольку отзовется полтора землекопа, то...



идея такая: показать три картинки:
1. мой ник
2. картинка с чем-то, что, вам казалось, должно было быть у меня в дневнике
3. картинка, которая характеризует то, что тут оказалось

@темы: флэшмоб