больтрон

здравствуйте, я цинк, и я нашел себе новое дно.
и не понимаю, как можно не любить лэнса
что-то мне подсказывало, что соваться в это было не такой уж хорошей идеей, но кто ж знал
на самом деле, провалявшись под этим вот всем с неделю, я готов говорить очень много и долго, но скажу только про степень дна: вот ты смотришь что-то с рейтингом 7+, горишь синим пламенем, читаешь или же пишешь фики, а в это время где-нибудь в твоем доме какой-нибудь пацан-первоклассник смотрит то же, что и ты, и мечтает спасать вселенную.
я не помню, по чему я в последний раз так же сильно горел.

@темы: видео, voltron, klance

---

Нравится это окно?

Вспомнил, что забыл рассказать о том, что мы опять ходили на сх
Сделали феечке братика, в общем.

Название: Нравится это окно?
Авторы: Zincum и your little Desert Eagle
Коллажист: Vikara
Фандом: BTS
Пейринг/Персонажи: Сокджин/Чонгук, Чонгук/ОЖП, а также друг года Юнги и остальные участники BTS на подтанцовке
Рейтинг: PG-13
Жанр: АУ, юмор, романтика, повседневность
Количество слов: ~ 26000
Предупреждения: небольшое количество нецензурной лексики, сюжетная незамутненность, некоторая условность отдельных описываемых моментов
Саммари: эта история о том, что рефлексия Сокджина переходит все границы разумного, Юнги получает титул друга года без малейших усилий, Чонгук не очень умненький, но потом исправляется, а в конце всё становится хорошо
От авторов: этот фик изначально задумывался как вольное переосмысление клипа BTS «Boy in luv», однако перерос в масштабные размышления о поисках своего места в жизни, так что в целом от посыла BTS мы ушли не так уж и далеко, хе-хе. Огромное спасибо нашему героическому коллажисту Викаре, без вклада которой в нашу работу нас бы тут не было. Спасибо BTS за материал, вдохновение и не сломанные, но треснувшие жизни. И огромное спасибо тем, кто это прочтёт
p.s. коллажи, конечно же, увеличиваются по клику

Сокджин опаздывает на урок просто безбожно – это он понимает, мимоходом взглянув на часы в витрине магазинчика. До начала урока пять минут, а до школы, даже если он сейчас перейдёт на бег, ещё пятнадцать. От этого легче не становится, так что Сокджин только обреченно вздыхает и переходит на размеренный шаг, поправляя сползшую лямку рюкзака. Он, конечно, не заучка, но лишний пропуск без уважительной причины ему совершенно не нужен.
Настроение у Сокджина портится практически с каждым шагом, и чтобы хоть как-то скрасить так отвратительно начавшийся день, он берет себе в кофейне неподалеку от школы латте с карамельным сиропом. Пенка оседает на краях стаканчика, пока Сокджин стоит у светофора, зеленый на котором не зажигается, кажется, уже целую вечность. Отпив немного кофе, он дожидается наконец, пока красный мигнёт напоследок и погаснет, и уже собирается шагнуть вперед, как кто-то осторожно трогает его за плечо.
– Оппа, можно тебя на минутку?
Сокджин оборачивается – на него испытующе смотрит совершенно незнакомая ему девушка в такой же, как у него, форме.
– Ты же из старшей школы «Сувон», да? – спрашивает она.
Сокджин кивает и привычно нацепляет на лицо одну из самых милых своих улыбок. В конце концов, девушка ведь не виновата, что настроение у Сокджина сейчас просто паршивое.
– Я в верную сторону иду? – говорит она, тыкая пальцем с аккуратно подпиленным ноготком в экран своего смартфона. – А то совсем запуталась в этой дурацкой карте и, кажется, свернула где-то не туда.
Сокджин, прищурившись, всматривается в экран.
– Да нет, всё правильно, – говорит он. – После этого светофора прямо и до первого поворота направо, а потом снова всё время прямо. Ты даже не заблудилась.
Девушка сворачивает карту и убирает смартфон в карман пиджака, а потом поднимает голову и благодарно улыбается Сокджину.
– Спасибо, оппа. А теперь пойдем?.. – тянет она вопросительно. – Пока мы снова не пропустили зелёный.
Сокджин на ходу допивает кофе и комкает стаканчик в руке. Девушка молча идёт рядом, то и дело осматриваясь по сторонам.
– Недавно переехала? – спрашивает он, выкидывая стаканчик в попавшуюся по пути урну.
– Да, два дня назад, – кивает девушка, а потом, вспомнив что-то, резко останавливается. – Хван Суджин.
– А меня зовут Сокджин. Ким Сокджин. Третий класс старшей школы.
– Оппа такой взрослый, – смеется Суджин, заправляя волосы за ухо. В её смехе нет ни капли кокетства, и поэтому Сокджин со спокойной душой улыбается ей в ответ. Он не дозирует свои улыбки, нет, просто девочки вот смотрят на него, словно на какого-нибудь героя аниме, а Сокджину они эти самые девочки совсем неинтересны. Ни капли, и поэтому каждый раз Сокджин говорит «нет» на все предложения сходить в кино, кафе или просто погулять.
Сокджину просто не нравятся девочки. Так бывает.
– Эй, Сокджин-оппа, – зовёт Суджин рядом. – Мы уже пришли, да?
Сокджин кивает.
– А ты знаешь, куда тебе дальше?
Суджин задумчиво кусает губу, а потом, по очереди проверив каждый из карманов пиджака и наружный карман рюкзака в поисках записки с инструкциями, расстроено мотает головой.
Здание школы возвышается над ними, во дворе непривычно тихо, и они, стоящие прямо перед воротами, выглядят совершенно по-киношному. Но Сокджин думает даже не об этом, а о том, что до конца урока ещё есть время, и поэтому говорит:
– Учительская на втором этаже. Проводить?
– А ты не опоздаешь на урок? – лукаво щурится Суджин.
Сокджин выразительно закатывает глаза. Наверное, этим утром в нем просыпается джентльмен, потому что он доводит Суджин до учительской и вместе с ней терпеливо ждёт звонка в коридоре, а потом лично подталкивает её к госпоже Кан, в чьем классе теперь Суджин учится. И прежде чем скрыться за дверью, она машет ему ладонью и одними губами говорит:
– Спасибо!
Настроение повышается буквально на глазах, и поэтому Сокджин, войдя в свой класс, приветственно ерошит волосы полулежащего на парте Юнги. Тот недовольно бурчит что-то невнятное, а потом поднимает голову. Сонное выражение его лица заставляет Сокджина насмешливо хмыкнуть.
– Плохой день?
– Плохая жизнь, – хмуро отвечает Юнги и трёт глаза, в мешках под которыми можно хранить урожай риса с какой-нибудь небольшой плантации. Сокджин пристраивает рюкзак у парты и опускается на свой стул.
– Слушай, – он даже понижает тон, словно заговорщик. – А ты спать не пробовал? Говорят, это помогает.
Юнги выразительно смотрит на него из-за пальцев.
– Пробовал, – после паузы все-таки соизволяет ответить он.
– Больше часа?
– Больше, больше, – и прежде чем Сокджин успевает сказать что-то ещё, добавляет: – пойду умоюсь.
Сокджин провожает его взглядом и думает, что надо бы ради приличия и учебник с тетрадями достать, и, отвернувшись, совершенно пропускает момент, когда в дверях показывается Чонгук. От с размаху опустившейся поверх его учебника по английскому тетради Сокджин вздрагивает. Чонгук улыбается его реакции, но тут же меняет взгляд на просящий.
– Хёёоон, – тянет он нарочито жалобно, умоляюще заглядывает в глаза и вообще выглядит брошенным котёнком в теле человека. Сокджин на такое не ведется уже давно, поэтому лишь легонько щёлкает его по лбу.
– Опять тебе что-то от меня нужно, мелкий засранец, – говорит он беззлобно.
– Ну почему «опять»-то? – возмущается Чонгук, моментально забывая о том, что что-то от Сокджина хотел.
– Не «опять», ладно, – соглашается Сокджин миролюбиво. – Снова.
И улыбается, когда Чонгук обиженно фыркает.
– Ладно, показывай давай, что там у тебя?
Чонгук всё ещё обиженно тыкает пальцем в ряды уравнений на странице, и Сокджин вчитывается в них.
– Я тебе их решать не буду, – как и всегда предупреждает он, скользя взглядом по строчкам. – Просто объясню.
Чонгук привычным движением разыскивает в его рюкзаке пенал, который сам Сокджин ещё не успел вытащить, вытаскивает оттуда ручку и готовится записывать. Сокджин косится на часы.
– Давай, только быстро. Вот, смотри: если здесь икс равен пяти…
Чонгук водит кончиком ручки по строчкам, и Сокджин практически видит, в какой из моментов его настигает озарение.
– Стой-стой, я сам! – восклицает Чонгук и торопливо принимается писать – Сокджину только и остается следить за тем, чтобы он не перепутал знаки. До звонка он успевает разобраться с начатым и наполовину решить второе уравнение и выбегает из класса одновременно с входящим в него учителем. Сокджин отчетливо слышит, как рядом кто-то хихикает, когда Чонгук каким-то чудом умудряется на бегу обогнуть пожилого господина Сона, явно удивленного такой встречей, и ему же поклониться.
Пару минут спустя Юнги перекидывает Сокджину записку. Скомканный комок бумаги валяется у локтя, привлекая внимание, но Сокджин зачем-то выжидает несколько минут, прежде чем её развернуть.
«Что, опять? И прекрати уже так тупо ухмыляться, когда объясняешь Чонгуку математику»
Сокджин комкает бумажку и суёт её в карман рюкзака, потому что ответить ему нечего. Он не видел себя со стороны, но если уж про его странную улыбку даже Юнги сказал, то дело явно дрянь.
Урок английского уже привычно затягивается на целую вечность – очень тяжело сосредоточиться, когда за распахнутыми настежь окнами стоят последние дни осенней жары. Сокджин пытается смотреть на доску и временами делать пометки в тетради, но на деле всё равно ошибается в тесте, путаясь во временных формах.
Спрятанный в пенал телефон вибрирует и мигает подсветкой, и Сокджин осторожно загораживает его учебником, а потом прячется за тетрадью уже сам, чтобы скрыть улыбку.
«Меня хвалят тут за домашку», – пишет Чонгук. – «Спасибо, хён»
«Не за что», – думает Сокджин, потому что он действительно ничего такого не сделал, – всего лишь натолкнул на верную мысль, – но улыбаться перестаёт только тогда, когда в голове почему-то голосом Юнги проносится: «ну ты еще позаниматься с ним предложи».
«Вот и предложу», – упрямится Сокджин. – «Математика – это важно»
«Математика, как же»
Сокджин хмыкает, мотает головой, пытаясь сбросить с себя ощущение, будто настоящий Юнги сейчас подозрительно смотрит ему куда-то в затылок, и осторожно оборачивается просто на всякий случай.
– Это презент симпл, – слышит Сокджин голос Донхёка, когда косится в сторону другого ряда. – А это – континиус. Смотри, тут форма глагола различается, – Донхёк указывает ручкой куда-то в учебник Юнги, опасно балансируя на стоящем на двух ножках стуле.
– Я вроде понял, – раздражённо отзывается Юнги, закрывает учебник и мягко отталкивает раскачивающегося на стуле Донхёка к его парте. – Прикрой, я попробую поспать, – говорит он уже Сокджину и почти укладывает голову на изгиб локтя, бормоча что-то про поступление в Сеульский заборостроительный, как учитель стучит указкой по доске. Юнги дёргается, Сокджин едва сдерживает смешок и переводит взгляд на висящие над доской часы, которые показывают, что до конца урока еще пятнадцать минут.
Если подумать, в его, Сокджина, жизни, где-то сейчас должен быть тот самый переломный момент, когда следует принять одно-единственное, но очень важное решение, и следовать ему в дальнейшем. Для Юнги всё кажется простым – подать документы в университет с понравившимся названием (Сокджин невольно улыбается, вспоминая шутку Юнги и Донхёка про Сеульский заборостроительный, в который они собираются поступать в любой непонятной ситуации) и полностью посвятить себя музыке. Намджун из параллельного класса, кажется, собирается учиться за границей, а сам Сокджин, неуверенно размышляющий о медицинском, вместо подготовки к экзаменам думает, придёт ли Чонгук к нему на выпускной.
– Так и будешь стоять? – Юнги упирается Сокджину подносом в поясницу и подталкивает вперед. – Я хочу успеть поесть.
Сокджин натыкается на недовольный взгляд Юнги, работающей в раздаточной аджуммы и какой-то девочки-первогодки, спешно извиняется и указывает на первый попавшийся салат, чтобы не задерживать очередь и дальше.
– Пойдем на улице поедим, – бурчит он потом, в свою очередь поторапливая Юнги. – Может, и Хосок подтянется.
Хосок не подтягивается, зато Чонгук объявляется сразу же, как они занимают свободный столик.
– Привет, – улыбается он, с грохотом опускает свой поднос на стол, скидывает висящий на плече форменный пиджак на стул и усаживается напротив Сокджина. – Можно к вам?
– Песочница в другой стороне, – тянет Юнги, лениво ковыряясь палочками в рисе, и посылает в сторону Сокджина выразительный взгляд. Сокджин с лёгкой улыбкой пихает ногой стоящий под Юнги стул.
– Садись, конечно, – запоздало разрешает он уже устроившемуся за их столом Чонгуку и получает лучезарную улыбку в ответ. Сидящий рядом Юнги демонстративно закатывает глаза.
– Почему этот хён всегда такой недовольный?
– Потому что этот хён не очень понимает, что ты здесь делаешь.
– Ну а что, – Чонгук невозмутимо перемешивает рис с карри и лезет в сумку за пакетом с печеньем. – Намджун-хён всё равно болеет, так что его место свободно. А Хосоки-хён придёт?
– Очень надеюсь. Кто-то же должен спасти ситуацию.
Хосок действительно приходит, но ситуацию не спасает – начинает дурачиться вместе с Чонгуком и читает рэп про еду и хмурое лицо Юнги, которое с каждым их словом становится всё напряжённей.
– Эй, ДжейКей, – Сокджин тоже поддаётся общему дурашливому настроению. – Зачитай рэп со словами «молоко будет вкуснее, если его встряхнуть».
– Хосоки-хён, помоги, а?
– Хосок, даже не смей.
Хосок весело фыркает.
– Пожалуйста, нет, – снова взывает к голосу разума Юнги, но получает только сосисочку в форме осьминожки из ланчбокса Хосока.
Хосок битбоксит, Чонгук вливается в ритм и читает заказанные строки, Юнги бледнеет, а потом и вовсе ударяется лбом о столешницу, когда Сокджин тоже решает попробовать:
– Молоко такое… Вот так! Йоу-йоу-йоу! Встряхни и пей.
– Что здесь происходит? – с опаской уточняет проходящий мимо Донхёк и опускает ладонь на растрёпанную макушку Юнги. – А с ним что?
– Хип-хоп мёртв, – стонет Юнги, поднимает голову и смотрит на Донхёка с едва уловимой надеждой в глазах. – Я слышал то, что не должен был. Спаси меня, а?
– Не вопрос, – он пожимает плечами, сгребает Юнги за воротник рубашки и вытягивает из-за столика.
– Еду-то возьми! – смеётся Хосок, размахивая перед собой сосиской, зажатой между палочками, но Донхёк только отмахивается. Сокджин сдавленно смеётся в кулак, провожая взглядом спину Юнги, задумывается о словах Юнги про Чонгука и песочницу и внезапно, как по щелчку, осознаёт, что прошло уже без малого два года с того самого момента, как.

Всё начинается с Хосока.
Начинается с того момента, как он однажды приводит к Сокджину какого-то мелкого школьника и выглядит при этом заботливой мамочкой, забравшей ребёнка из школы. Ребёнок бестолково мнётся в прихожей, с с любопытством выглядывая из-за плеча Хосока, пока тот рассказывает про бестолкового донсэна, умудрившегося оставить дома ключи.
На ребёнке форма средней школы, в которой они с Хосоком когда-то сами учились, и этот Чон Чонгук, как гласит приколотая к нагрудному карману табличка, вызывает у Сокджина спонтанное желание потискать его за щечку.
– Да проходите уже.
Сокджин машет рукой в сторону кухни и идет ставить чайник под тяжелым взглядом Юнги, который «не помнит, чтобы нанимался в сиделки».
– Да брось, он славный, – дружелюбно улыбается Сокджин, наливает воду, поворачивается к всё ещё молчащему Чонгуку и треплет его по волосам, за что неожиданно получает ощутимый шлепок по ладони.
Юнги присвистывает, берет Хосока под руку и уводит в комнату к сидящему над очередным треком Намджуну, бросая вслед ничуть не обнадеживающее «вот сам с ним и нянчись»
– А я смотрю, ты малой не промах. – Сокджин не злится, скорее просто удивлен.
– Мне почти четырнадцать, – хмурится Чонгук, скрещивая руки на груди, осматривается на кухне и забирается с ногами на стоящий возле окна стул.
Сокджин хмыкает и отворачивается к плите. Извиняться Чонгук, кажется, не собирается вовсе.
– Ты, наверное, Сокджин?
– Хён.
– Сокджин-хён, – помедлив, соглашается Чонгук. – А можно звать тебя Джин-хён?
– Ну попробуй.
– Я ДжейКей.
Сокджин оборачивается, услышав имя, и рассматривает Чонгука, слегка наклонив голову вбок. Чонгук ерзает на стуле, незаметно прикрывает ладонями носки с Железным Человеком и не то смущается, не то просто сдается, потому что отворачивается и тихо добавляет:
– Чон Чонгук.
– Накормить тебя раменом?
Для малолетки, оказавшейся в незнакомой компании, Чонгук осваивается на удивление быстро, расслабляется и смотрит на Сокджина с неприкрытым любопытством, пока тот возится у плиты.
– Что?
– Хосоки-хён говорит, что вы очень клевые.
Сокджин вопросительно выгибает бровь и ставит перед Чонгуком кастрюлю с раменом.
– И?..
– Пытаюсь понять, правда ли.
Сокджин открывает было рот, но так и не находится с ответом, поэтому прокашливается и желает приятного аппетита, чтобы не выглядеть совсем нелепо. Дети пошли не то слишком самоуверенные, не то просто наглые.
– Хён, – зовёт вдруг Чонгук. – Ты извини, – говорит он и дотрагивается до растрепанной челки. – Просто не люблю, когда со мной, как с ребенком.
Сокджин мягко улыбается, кивая.
Чонгук оказывается забавным.

Сокджин думал тогда, что Чонгук в их компании – разовая акция, что-то вроде специального предложения в супермаркете в виде семидесятипятипроцентной скидки или двух товаров по цене одного, когда махал ему на прощание рукой и закрывал за ним дверь. А вот чего он совершенно не ожидал, это что получит Чонгука в виде весьма сомнительного бонуса буквально на следующий день.
Потому что Чонгук приходит, чтобы забрать забытую куртку.
Приходит, чтобы одолжить один из комиксов, про который вскользь рассказывал Сокджин.
Приходит, потому что опять забыл ключи.
Дальше Сокджин просто перестал спрашивать, а Хосок только пожимал плечами и виновато чесал затылок – что поделать, Чонгуку просто нравится их компания.
– Хён, – Чонгук щёлкает пальцами перед носом Сокджина и берёт его лицо за подбородок. – Последнее тебе отдаю, ешь, – говорит и водит перед его лицом сосиской, наколотой на палочку. – Не думай. Не знаю, как у тебя, а у меня сейчас физика, и до звонка всего минут пять. Ешь.
Сокджин послушно стаскивает зубами сосиску и жует, постепенно возвращаясь в реальность, где у него вот-вот начнётся сдвоенный урок истории, а ещё есть Чонгук, тянущийся к нему через стол.
Сосиска вкусная, и на осьминожку похожа очень – Хосоку наверняка готовит мама – но сам Сокджин может и лучше.
– Я могу подождать тебя после уроков, хён, вместе домой пойдем, – Чонгук натягивает на плечи пиджак и берёт со стола свой поднос. – Хорошо?
Два года – с ума сойти – полтора из которых Сокджин, кажется, уже.
– Хорошо.

– Второго урока не будет, – сообщает учитель Мо, как только класс после приветственного поклона опускается на свои места. – Не радуйтесь раньше времени, – он машет рукой, призывая учеников к тишине. – Вместо этого придёт завуч, чтобы обсудить с вами некоторые моменты, касающиеся вашей дальнейшей жизни, поэтому после звонка не расходимся.
– А устный опрос? – спрашивает кто-то с первых парт. Сокджин хмыкает себе под нос – в каждом классе всегда есть тот, кто напоминает о контрольных, не заданных домашних работах и дополнительных занятиях – и лениво перелистывает страницы учебника, вспоминая, что вообще нужно было готовить на сегодняшний день. Учитель Мо всегда спрашивает строго сверху вниз по списку, и сегодня он должен отвечать вторым, сразу после Ким Ёны, которая опять сошлётся на какую-нибудь совершенно очевидную глупость и откажется от ответа. Сокджин перелистывает страницы, останавливается на смутно знакомой теме; к опросу он не готов совершенно, но вместо того, чтобы прочесть хоть что-нибудь, загибает уголок страницы и с силой скребет ногтем по бумаге. От ощущений передергивает, но Сокджин царапает по полям страницы снова, и думает о том, что его совершенно неуместное желание получить заслуженное наказание за то, что он не готов, скребется где-то внутри точно так же:
« – Что вы можете рассказать о преодолении «эпохи Международного валютного фонда», Ким Сокджин? А об основных достижениях политики Ким Дэчжуна?
– Я не готовился к уроку, учитель.
– Значит, совсем ничего?
– Ничего. И плевать я хотел на вашего Ким Дэчжуна, и на его валютный фонд. И вообще на всё хотел плевать».
«Так себе время ты выбрал для подросткового бунта, Ким Сокджин» – Сокджин сам себе улыбается и с каким-то болезненным удовольствием представляет десятый лист ещё не законченного конспекта про Корейскую Республику в условиях демократии, на которую он на самом деле хотел плевать. На демократию, на историю, на учителя Мо, на то, что все от него чего-то ждут, и этим ожиданиям он обязательно должен соответствовать.
– Опроса не будет, – сдержанно отвечает учитель. – Но я включу эту тему в контрольную, поэтому не учить у вас не получится. А сейчас откройте учебники на странице триста девяносто четыре.
Сокджин на автомате выполняет требование, берет ручку в руки и за урок исписывает полтора листа в тетради, и это тоже раздражает на подсознательном уровне. До завершающего перемену звонка остается четыре с небольшим минуты – Сокджин больше следит за временем, чем вникает в суть своих записей – и Чонгук уже наверняка его ждёт. Учитель Мо замолкает и закрывает свою тетрадь только тогда, когда в классную комнату заходят завуч вместе с социальным работником.
– И, кто-нибудь, разбудите Мин Юнги, – напоследок говорит учитель и выходит из классной комнаты.
Сокджин трёт уставшие глаза кончиками пальцев, тянется назад и толкает Юнги в плечо, а после почти не слушает стандартные фразы про выбор профессии, светлое будущее и успешных выпускников их школы, но полностью игнорировать опущенные перед ним на парту бланки тестов на профориентацию не может.
Шестьдесят вопросов о сфере интересов и тридцать – о мотивации.
И Чонгук, у которого уже закончилась его физика, обещал подождать.
Сокджин щелкает ручкой и просматривает первый лист.
«Мне нравится, когда люди…», – читает Сокджин и давит в себе желание спросить, можно ли на полях вписать свой ответ, потому что из предложенного ему выбрать сложно. Потому что Сокджину нравится, когда люди не навязывают ему свои идеи и мысли, не ждут чего-то особенного и не напоминают каждый раз, что от его выбора сейчас будет зависеть вся его жизнь, но отмечает «радуются выполненной работе», потому что этот вариант кажется наиболее общественно приемлемым.
«Изучение законов, законодательных актов, отслеживание изменений в законодательстве – это ...»
На мгновение обернувшись назад, он замечает, что Юнги переворачивает, кажется, уже третий лист, и везде отмечает второй вариант.
«Придурок», – ласково тянет про себя Сокджин и ставит галочку напротив «не вызывает отторжения».
Тест кажется настолько примитивным и предсказуемым, что Сокджин, перелистывая страницу, невольно начинает думать о том, что у всех школ есть определенная количественная норма будущих программистов, учителей и медицинских работников.
Юнги тянет вверх руку и спрашивает, можно ли сдать, поднимается с места, не дожидаясь ответа, а мифический Сеульский заборостроительный всё ещё кажется Сокджину вполне достойным местом для дальнейшего обучения.
Все тридцать вопросов на мотивацию Сокджин даже не читает – просто отмечает самый длинный вариант ответа.
– Я тоже закончил, – говорит он и подхватывает свой рюкзак.
– Вы уверены в том, что ответили на все вопросы правильно? – настороженно спрашивает завуч.
«Правильно».
Сокджин морщится.
– Так, как хотели ответить на самом деле, – поправляет социальный работник.
– Если я уверен, то могу быть свободен?
– Конечно.
Сокджин не успевает догнать Юнги в коридоре, но на выходе из школы его всё же ждёт уткнувшийся в телефон Чонгук.
– Идём? – спрашивает Сокджин, расстегивает пуговицы пиджака и скидывает с плеча рюкзак – одна лямка волочется за ним по асфальту.
– Ты что-то рано, хён, – Чонгук расплывается в улыбке и прячет телефон в карман. – Ещё двадцать минут до звонка.
– У нас отменили последний урок, притащив вместо этого кучу дурацких тестов, – Сокджин щурится от солнечного света, поднимает голову и откидывает назад чёлку.
– Замучили?
– Немного.
– Тогда давай по пути купим оденг, а?
– Давай. Как прошла твоя физика?
Чонгук перебрасывает свой пиджак через плечо, прячет руки в карманы брюк и рассказывает что-то про задачи на оптику, которые он принципиально решает по формуле второго закона Ньютона, потому что может, а потом запускает ладонь в волосы и ерошит их на затылке.
«Потому что я туповат для физики, на самом деле», – говорит, и Сокджин совершенно некстати находит это милым, но отвечает только – «ну и ладно».
– Физика – это не для каждого, – мягко улыбается Сокджин. – Когда я был в средней школе, меня отправили на олимпиаду, а потом вся учительская неделю смеялась с того, что у меня в одной из задач плотность огурцов в бочке получилась меньше плотности воды.
Чонгук сдавленно хихикает.
– Так что в этом мы с тобой немного похожи, – Сокджин опускает ладонь на чонгукову макушку.
– Ну хён, ты же знаешь, что я это не люблю, – дуется Чонгук, но от прикосновения не уходит.
– Мне можно.
– Только тебе, понятно?
Сокджин кивает и прячет руки в карманы точно так же, как Чонгук – они даже идут нога в ногу – а потом покупает на оставшуюся в карманах мелочь оденг – Чонгуку четыре шпажки, а себе две, просит стаканчик бульона для Чонгука.
– А пойдем ко мне, хён? Можно поиграть в приставку, пока мои с работы не вернулись, – Чонгук стаскивает зубами с палочки рыбный блинчик и кивает в сторону своего дома. – Пойдем, а?
– В другой раз, Чонгукки, хорошо?
– Я слежу за тобой, – Чонгук хмурится, переводит два пальца с себя на Сокджина и уносится, дождавшись зелёного. – Слежу! – напоследок кричит он снова.
Сокджин повторяет его жест, дожидается, пока Чонгук скроется за поворотом, смотрит на остывший оденг и вытаскивает из кармана пиджака наушники. До дома остаётся всего полторы улицы, но идти туда совершенно не хочется.
Один трек сменяется вторым, а затем и третьим, и Сокджин просто безуспешно пытается растянуть время, потому что к концу последней песни всё равно оказывается возле своего подъезда с недоеденным оденгом на шпажке и запоздалой мыслью о том, что лучше бы Чонгук со своим Мортал Комбатом на приставке, в который Сокджин раз за разом проигрывает.
Он бережно сматывает наушники и убирает в рюкзак, зажав шпажку зубами, и ищет по карманам ключи, когда замечает сидящую под балконом кошку.
– Хочешь? – спрашивает он осторожно и присаживается на корточки, вытягивая перед собой оденг. Кошка принюхивается, переминается с лапы на лапу и облизывается, но не подходит. Сокджин не торопится – вытягивает руку сильнее и опускает шпажку к самой земле. – Иди сюда?
Сокджин привык ждать – всю свою жизнь, кажется, всё время чего-то ждёт, никогда особенно не надеясь, правда. Ждет сначала родителей, которые пропадают неделями в командировках с тех пор, как Сокджину исполняется девять, ждёт маячащий на горизонте того времени переезд в Сеул, все три года, пока живёт у бабушки в пригороде. Ждет звонков от старых друзей, а потом, уже в Сеуле, записывается на все дополнительные занятия, чтобы дождаться, когда у Юнги закончится тренировка по баскетболу, пусть в то время Юнги и не был для него кем-то особенным – Юнги просто был. Сокджину хватало и этого. И, когда устаёт ждать совместных семейных ужинов, ждёт разрешения пойти в ту же старшую школу, что и Юнги, который всё ещё есть, но уже не совсем просто. Сокджин ждёт и после – пацана, который по чистой случайности оставляет у него свою куртку, и упускает тот момент, когда начинает ждать его без веской причины, а потом Чонгук дожидается его сам – после занятий, чтобы пойти домой вместе, как сегодня.
Кошка принюхивается, громко мяукает и делает осторожный шаг навстречу. Сокджин опускает голову, упираясь подбородком в колени, чтобы казаться ниже и не вызывать опасений – когда-то давно он читал о том, что с кошками нужно именно так, чтобы не спугнуть.
– Я тебя не обижу, – заверяет он ласково и наклоняет голову вбок, прижимаясь к коленям щекой. – Хочешь же?
Сокджин видит, что та хочет, и всё ещё ждет – не просто кошку, а того, о чём вслух родители в его присутствии пока не говорят, но Сокджин уже не настолько наивный и глупый, и ему уже давно не четырнадцать. Кошка подходит совсем близко и Сокджин тянет к ней другую руку, касаясь кончиками пальцев макушки и ушей – та едва слышно урчит и лижет кончик шпажки.
– Вот так, – Сокджин снимает рыбный пирожок с палочки, гладит принюхивающуюся к еде кошку по спине, и её шерсть под пальцами жесткая, совсем не такая, как у домашних. – Будешь со мной дружить?
Кошка мурлычет и дёргает кончиком хвоста.
– Сокджини? Ты уже вернулся?
Сокджин оборачивается на голос матери и приветливо улыбается.
– Поможешь мне, милый? Отец скоро вернется, вместе поужинаем, – она шуршит пакетами и треплет Сокджина по волосам, проходя к двери подъезда. Сокджин гладит кошку за ухом и нехотя поднимается.
– Конечно.
– И не прикармливай тут котика, хорошо?
Сокджин прячет руку в карман брюк, всё ещё ощущая кошачье мурлыканье кончиками пальцев, а другой придерживает подъездную дверь, а потом забирает один из пакетов.
– Что будем готовить, мам?

Вместе с матерью на кухне Сокджин чувствует себя не в своей тарелке: сталкиваться с кем-то возле рисоварки или тянуться к одному и тому же ножу – ощущение непривычное, и Сокджин не может с уверенностью сказать, что ему это нравится. Чего-то подобного не хватало – может быть, отрицать это попросту глупо – но отделаться от ощущения подкрадывающегося неизбежного Сокджин оказывается не в силах.
«Сегодня», – проговаривает он про себя раз за разом и под непринужденный рассказ матери о дочери одной из её близких подруг, выпускает из рук кусок говяжьей вырезки, который звучно шлёпается на дно раковины.
– Сокджини?
– Нужно промыть мясо, – Сокджин выворачивает воду в кране на максимум, шлепает вырезку о раковину другой стороной, возит по ней ладонью, а потом – губкой по стене, стирая брызги.
Дочь близкой подруги, что на третьем курсе университета Сонгёль. Сокджину впервые за последнее время жаль, что ему не четырнадцать, потому что тогда всё казалось пусть не намного, но проще.
Значит, обратно в Анян.
Сокджин раздражённо сам себе улыбается, укладывает вырезку на разделочную доску, режет тонкими полосками, и у него получается аккуратнее, чем у матери, что раздражает ещё сильнее.
– Открой дверь, мам, – Сокджин вываливает мясо в маринад, перемешивает, косится на таймер рисоварки. – Нам ещё минимум минут сорок нужно, – говорит и грохает чайник на плиту с такой силой, чтобы было слышно даже в прихожей.
Сокджин уже почти не сомневается – Анян – когда относит отцу чашку чая в гостиную, натянуто улыбается, когда слышит, что они давно уже не обедали всей семьёй, и прикусывает губу с внутренней стороны, чтобы не спросить, сколько ещё можно тянуть – притворяться, что он ни о чём не догадывается, оказывается гораздо сложнее.
– Отцу предлагают новую работу, да? – спрашивает он у матери тихо, переворачивает мясо и зачем-то машет над ним ладонью.
– Ты знаешь?
– Скорее догадывался, – Сокджин убавляет огонь и перекладывает ломтики говядины с одной стороны сковороды на другую, только чтобы не поворачиваться. – Слышал ваш разговор не так давно. И как отец обсуждал перевод с начальством по телефону – тоже.
– Сокджин.
– О таких вещах нужно сразу говорить, а не тогда, когда уже всё решили, – Сокджин мягко ведет плечом, уходя от прикосновения.
– Позови отца, пожалуйста, и садись за стол, а то рис остынет.
– Мам. Я должен был знать об этом, разве нет?
– Этот вопрос еще обсуждается, а тебе нужно сосредоточиться на выпускных экзаменах. Мы ещё ничего не решили.
– А моё мнение вообще будет учитываться?
– Сокджин!
– Я, кажется, не голоден, – врёт Сокджин, убирает свою тарелку со стола обратно в шкаф и уходит к себе в комнату, чувствуя на себе тяжелый взгляд. От злости его почти трясёт. Дверь за собой он закрывает тихо, пусть и хочется со всей силы ударить ей о косяк, чтобы с шумом и треском. Плюхнувшись на кровать, Сокджин утыкается лицом в подушку и орёт в неё, пока хватает воздуха. Как ни странно, после этого ему становится чуть легче. Перевернувшись обратно, он утыкается взглядом в потолок.
Сокджин не понимает сам себя. Он всё ещё не знает, что хочет дальше сделать со своей жизнью, но не хочет, чтобы ею распоряжался кто-то другой. И, на самом-то деле, он может всё исправить, но для этого ему нужно разобраться с собой. Но если бы прямо Сокджину дали выбор между этим самым «разобраться с собой» и квестом на победу над драконом, он выбрал бы дракона – потому что дракона победить легче, чем себя. Отвлекшись на навязчивые мысли, Сокджин сам не замечает, как проваливается в сон и просыпается только ближе к одиннадцати с тяжелой головой, пустым желудком и не сделанным домашним по математике. Но вместо того, чтобы сесть за учебники, он включает ноутбук и кликает по первой попавшейся иконке игры с трудночитаемым названием, которую установил еще месяца три назад.
«А мог бы в нормальные игры играть», – назидательно говорит воображаемый Чонгук, машет перед собой джойстиком и выбирает Саб-Зиро.
«Мог бы», – соглашается про себя Сокджин, вздыхает и закрывает окно запуска, раздражённо кликая мышкой. – «Но не буду. Ничего делать не буду». И сам себе противоречит, когда тянется за телефоном и набирает Юнги.
– Не хочешь пройтись?
– Встретимся, где обычно? – предлагает тот, из трубки раздаётся шорох и звук отбиваемого об асфальт мяча.
– Идёт, – Сокджин открывает дверцу шкафа и копошится на полках, прижимая телефон к плечу щекой. – Минут через двадцать буду.
– Хорошо.

Сокджин зябко ёжится, прячет руки в карманах толстовки и вжимает голову в плечи, игнорируя вибрирующий в кармане телефон – родители наверняка заметили его отсутствие, но разговаривать с матерью, а тем более с отцом – последнее, чего Сокджину сейчас хочется. В мыслях раз за разом прокручивается их так и не состоявшийся разговор, но Сокджин и так знает, что ничем хорошим он бы в любом случае не кончился, сжимает телефон в руке и переходит на бег – до школы так всего минут десять.
Сокджин притормаживает возле закрытых ворот, успокаивает сбившееся дыхание и вслушивается в густую и тяжелую тишину школьного двора, цепляется за металлические прутья, прижимается к ним лбом и закрывает глаза – мимолетное желание и очень странный, смущающий жест. Телефон в кармане вибрирует снова, но на этот раз это скорее всего Юнги, и Сокджин поднимает взгляд на само здание школы, всматриваясь в пустые окна, и ловит себя на мысли, что наверное, будет скучать, но не по людям – по месту.
Экран мобильника снова вспыхивает, высвечивая входящее сообщение, и Сокджин отрывает себя от ворот и осматривается по сторонам.
«Поднимайся уже, а то выглядишь тупо», – пишет Юнги. Видел, значит.

Уведомления о восьми пропущенных вызовах от матери Сокджин сбрасывает без зазрения совести, закатывает рукава толстовки и привычно уже перебирается через ворота, пробегает через баскетбольную площадку и забегает за угол здания, туда, где соединяются два корпуса. Запрыгивает на мусорный бак, цепляется за пожарную лестницу и подтягивается на руках – со второго, правда, раза. У Юнги получается куда лучше.
– Серьёзно, Сокджин, очень тупо.
Юнги сидит к нему спиной на бортике крыши, свесив ноги вниз, и даже не поворачивается, просто вскидывает вверх руку.
– Да иди ты, – Сокджин улыбается, подходя ближе, и слышит характерный щелчок открываемой Юнги банки.
– Не пиво, кола, – поясняет Юнги, хотя Сокджин не говорит ни слова. – Там в рюкзаке еще одна, возьми себе.
Сокджин наощупь находит в рюкзаке банку, подходит к краю крыши и облокачивается о перила. Небо низкое, тяжелое, словно собирается дождь, и ветер совершенно не летний, холодный.
– Иногда я думаю, что оттуда, снизу мы выглядим потенциальными суицидниками.
Юнги хмыкает, откидывается назад, держась за поручень, и смотрит на Сокджина в упор.
– Случилось чего, да?
Сокджин неопределенно ведет плечами и с удивлением замечает, что раздражение отступает, оставляя после себя усталость и пустоту, и если разговора с родителями так и не вышло, почему бы не поговорить с Юнги.
– Моему старику предлагают новую работу.
Юнги хлопает по бортику рядом с собой, лезет во внутренний карман ветровки за сигаретами и щелкает зажигалкой. Сокджин садится, отгоняет от себя дым ладонью и возит пятками кроссовок по стене. Юнги стряхивает пепел вниз и молча смотрит перед собой – не торопит.
– В Аняне.
– Это, конечно, круто, – говорит Юнги, немного помедлив. – Но я не совсем понимаю, причём тут ты, – вопрос ставит Сокджина в тупик, но Юнги продолжает, прокашлявшись. – Ты меня извини, конечно, но они решили вдруг, что ты недостаточно самостоятельный для того, чтобы жить отдельно?
– Скорее, недостаточно состоятельный. Но мы об этом пока не говорили.
– Почему?
– Я сбежал, – Сокджин накидывает на голову капюшон толстовки, свешивается вниз и следит за угасающим огоньком сброшенной вниз сигареты, отстраненно представляя, какой завтра поднимется шум, когда на окурок наткнется кто-нибудь из учителей. – Мать хочет, чтобы я поступал в Сонгёль.
– Никогда о таком не слышал.
– Вот-вот.
– А сам ты чего хочешь?
Сокджин вздыхает тяжело и опускает подбородок на сцепленные в замок пальцы.
– Понятия не имею. А ты?
– Same shit.
– На переводчика иди, хорошо получается, – Сокджин толкает Юнги локтем в бок, и тот весело хмыкает. – А то всё тесты на профориентацию какие-то.
– Нет уж, лучше в заборостроительный. Плевать, на самом деле, – Юнги подхватывает лежащий возле него мяч и раскручивает его на пальце. – Поступлю куда-нибудь на заочку, буду работать у тёти в кофейне, накоплю немного денег. Мне проще – чтобы заниматься тем, чем я хочу, вышка не так уж и важна. Эй, Сокджин.
– М?
– Смотри, как я могу, – Юнги перехватывает мяч двумя руками, целится в баскетбольное кольцо внизу, высунув кончик языка, выпускает мяч в полёт, но в итоге промахивается на добрых пару метров. – Блин, я думал, что получится.
– Придурок, – весело усмехается Сокджин, Юнги только разводит руками – мол, я правда пытался – и Сокджин вдруг предельно чётко осознает одну вещь: он всё ещё не знает, что делать со своим будущим, но по-настоящему уверен только в одном.
Он хочет остаться в Сеуле.

На следующий день, ближе к вечеру, родители уезжают снова. Из их разговоров даже можно понять, куда именно, но Сокджин нарочно не прислушивается. Глупо и по-детски, но Сокджин чувствует себя неожиданно усталым от всего этого дерьма.
– Мы уехали! – привычно оповещает мама перед тем, закрывается входная дверь.
– Пока, – говорит Сокджин, прекрасно зная, что его не слышно.
Несмотря ни на что, он всё равно любит своих родителей, но из-за их постоянных поездок в промотуры уже привык жить один и быть самостоятельным. Да и сами родители, как ему иногда кажется, порой не совсем понимают, что делать с сыном, который вырос у них как будто сам собой.
Немного бесцельно покопавшись в интернете, Сокджин принимается за домашнее задание, которое, несмотря на его мечты и желания, никогда не делает само себя, и неожиданно так погружается решением задачи по физике – той, что усложненная, что и не замечает, как проходит время. И только когда записи в тетради становятся не такими уж разборчивыми, он понимает, что скоро уже стемнеет.
Сокджин закапывает тетрадь в ворох других, потому что ближе к последней формуле она начала его смутно раздражать, и понимает, что хочет есть. Дверной звонок раздается как раз тогда, когда он открывает холодильник. Сокджин бросает последний взгляд на еду и захлопывает дверцу.
– Иду! – громко оповещает он, когда звонок повторяется.
– Хён, ты один сегодня? – слышит Сокджин прежде, чем успевает до конца открыть дверь. На лестничной клетке темно, и Чонгук отворачивается прежде, чем полоса света из прихожей успевает скользнуть по его лицу. – Я переночую сегодня у тебя, можно? – спрашивает он снова, упрямо пряча лицо под капюшоном толстовки, натянутой поверх форменного пиджака.
Сокджин молча отступает назад, прислоняется к стене и скрещивает руки на груди.
Чонгук натягивает капюшон на глаза и заходит внутрь, разувается, не поворачиваясь к Сокджину лицом, и закрывает дверь так намекающе долго, что Сокджину уже давно следовало бы отвернуться.
– Ну что? – раздражённо огрызается он, запинывает рюкзак под полку для обуви и сдергивает головы капюшон. – Давай, отчитай меня ещё.
Сокджин цокает языком, тянет руку к чонгуковым волосам – тот едва заметно вжимает голову в плечи, но взгляда не отводит – и аккуратно убирает с лица встрепанную чёлку. Чонгук пытается держать лицо, но морщится и закрывает глаза, когда Сокджин задевает пальцем ссадину на скуле, выдыхает медленно и тихо и весь сникает.
– Толстовку снимай, бестолочь. В стирку закину. И штаны тоже.
– Я упал, – раздражение Чонгука сменяется сомнительным желанием оправдаться. – С мотоцикла.
«Ага, лицом на чей-то кулак», – хмыкает про себя Сокджин, но вслух лишь спрашивает:
– Голодный?
Чонгук пожимает плечами, переминается с ноги на ногу и аккуратно стряхивает с себя ладонь Сокджина.
– В душ можно?
– Я оставлю полотенце и одежду на стиральной машинке, – кивает Сокджин и прячет руки в карманах потасканной домашней толстовки, пока Чонгук осторожно проскальзывает мимо него, и стоит в прихожей до тех пор, пока не слышит, как в ванной включается вода.
Когда Сокджин перебирает свои вещи в поисках того, что более-менее может подойти Чонгуку, то уже не пытается отрицать очевидное. Чонгук, скорее всего, сейчас сидит в самом углу ванной, подставившись под горячий душ и обняв руками колени, и Сокджин думает, чего ему хочется больше – приложить головой о стену тех, с кем он подрался, самого Чонгука или же приложиться самому.
Третий вариант неплох.
Сокджин стучит в дверь, толкает её плечом – замок сломался ещё вчера, а руки никак не дошли починить – кладёт чистые вещи на стиральную машинку и задергивает шторку в ванной плотнее.
– Хён? – Чонгук высовывается из-за занавески с зубной щёткой Сокджина во рту, стирает потекшую по подбородку пасту, и только потом спрашивает. – Я тут взял, можно же?
– Можно, – кивает Сокджин. – И задергивай плотнее, лужу нальешь.
– Извини.
Сокджин растирает брызги по кафелю упавшим с батареи полотенцем, собирает вещи Чонгука с пола, закидывает в машинку, на автомате засыпает порошок и выставляет режим.
– Хён, я не буду сейчас есть, наверное, – говорит Чонгук и тянется к стоящему на полке под зеркалом шампуню. Сокджин цепляется взглядом за ссадины на костяшках пальцев – упал он, да-да – дожидается, пока барабан машинки начинает вращаться, и выходит, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Есть он, пожалуй, тоже не будет, а вот выпить – можно.
Сокджин раздвигает контейнеры с едой на нижней полке и достает из холодильника припасённые для Юнги две банки пива, которые родители никогда не успевают найти, открывает первую и делает большой глоток, крутит банку в руках и выпивает залпом почти половину. Душевного равновесия это не возвращает, но едва уловимо становится легче.
Чонгук в ванной выключает воду, чем-то гремит и выходит на кухню, шлепая по полу босыми ногами, в тот момент, когда Сокджин заканчивает доставать всё необходимое из аптечки. Чонгук мнётся в проходе, но садится на специально для него выдвинутый стул, отводит взгляд в сторону и даже не морщится, когда Сокджин щедро поливает его разбитую скулу перекисью, стирает лишнее ватой и лепит дурацкий детский пластырь с котятами.
– Ты же не упал, правда?
Сокджин захлопывает аптечку, отодвигает на другой край стола и прислоняется спиной к холодильнику. Чонгук хмурится, двигает к Сокджину его пиво и в его вещах выглядит нелепо – футболка велика в плечах размера на три. Да ещё и эти мультяшные котята на пластыре.
– Отдай мне эту футболку, хён? Люблю оверсайз.
Чонгук скребет ногтем по пластырю, поджимает под себя ногу и смотрит на Сокджина снизу вверх. Сокджин сдаётся, устало трёт глаза кончиками пальцев и бросает по Чонгуку вторую банку.
– На вот. С боевым крещением, что ли.
Чонгук недоверчиво крутит банку в руках, но ничего не спрашивает.
– Пей, – кивает Сокджин. – Лучше уж со мной, чем неизвестно где. И не ковыряй ничего, а то шрам останется.
– Девчонкам нравятся шрамы. Нравятся же?
– Не знаю, не дрался никогда.
– Тепличный хён, – улыбается Чонгук, прижимая к щеке холодную банку. Сокджин несильно пихает ногой стул под ним. – Хотя ты и так девчонкам нравишься. Ты красивый, я бы даже на свидание с тобой пошел.
Сокджин давится на последнем глотке, и приложиться о стену головой самому – всё ещё ничего мысль. Чонгук тихо смеётся в кулак, поднимает взгляд и будто бы без слов спрашивает – «ну а что? Правда же».
– Пойдем, – Сокджин наконец справляется с лицом и добавляет: – спать.
Чонгук не хочет спать, а хочет говорить по душам и, может быть, еще выпить, но Сокджин перестилает постель в своей комнате, стягивает со спинки стула пижамные штаны и выходит из комнаты, включив Чонгуку ночник. Ссадина на скуле противно тянет; Чонгук снова скребет ногтем по пластырю, забирается на кровать с ногами и рассматривает комнату Сокджина. Не то, чтобы он тут никогда не был, но вот ночует впервые, и с доверием к нему, Чонгуку, у Сокджина никаких проблем нет – отчего-то очень тёплое, приятное осознание.
Чонгук падает головой на подушку и закрывает глаза – наволочка жесткая, отглаженная и пахнет порошком. В ванной за стеной стиральная машинка несколько раз пищит и выключается, и Чонгук почти тут же слышит шаги Сокджина, будто бы тот специально не ложился, чтобы не пропустить время.
Сокджин – хороший хён, думает Чонгук. Быть Сокджином, наверное, здорово.
Судя по звукам, Сокджин заканчивает развешивать постиранную одежду, чем-то гремит в ванной, а затем прикрывает за собой дверь, выключает свет и уходит в гостиную. Чонгук слышит сигнал выключающегося телевизора – в квартире Сокджина очень тонкие стены – но сон всё ещё не идёт.
Ночник расчерчивает комнату на светлые и тёмные полосы, и Чонгук принципиально рассматривает только светлые – выбоину на паркете возле самой кровати, дверцу шкафа в наклейках, настенную полку, заставленную фигурками Марио, краешек стола со светильником и уголком фоторамки. Чонгук улыбается – Сокджин никогда не казался ему тем человеком, который ставит на письменный стол совместные фотографии с родителями – и даже поднимается с кровати, чтобы лучше рассмотреть, а потом пытается задавить в себе рвущуюся наружу тупую улыбку.
На снимке первый учебный день – последний год Сокджина в этой школе, а для Чонгука наоборот, первый. Юнги пытается втащить в кадр Донхёка, который запаздывает и влезает только наполовину, Намджун щурится в улыбке, Хосок выпрыгивает откуда-то сзади, и его волосы очень смешно торчат в разные стороны, а в центре всего этого Сокджин, держащий его, Чонгука, в захвате.
– Ну Сокджини-хён.
Чонгук бережно ставит фоторамку обратно на стол, заворачивается в одеяло, как в мантию, подхватывает подушку и выходит из комнаты, совсем не думая о том, что хочет так тоже в свой последний год – чтобы эти же улыбки, люди, и Сокджин всё так же ерошит ему волосы – очень дурная привычка, которая только ему и простительна. Чтобы Юнги и Донхёк в своём заборостроительном, вечно спасающий в неловких ситуациях Хосок, и даже Намджун, с которым Чонгук общается, но всё ещё весьма поверхностно.
Такие друзья-хёны – это здорово, думает Чонгук. Такое должно быть навсегда и насовсем.
Сокджин обнаруживается на неразложенном диване в гостиной, повернувшимся лицом к спинке, и Чонгук бросает одеяло на пол рядом с диваном, ложится на один край и накрывается другим, а потом зовёт тихо:
– Хён?
А затем тянет руку и легко царапает Сокджина где-то под лопаткой, на что тот отзывается сонным «мм?», возится, переворачиваясь, и переводит на Чонгука бездумный взгляд.
– Ты почему не спишь?
Судя по тону, гнать Чонгука спать он, кажется, не думает.
– Ты очень клёвый друг, хён, – говорит Чонгук.
«Клёвый», – мысленно соглашается с ним Сокджин, но вслух только хмыкает и заворачивается в плед точно так же, как и Чонгук.
– Тогда тебе повезло? – шутливо уточняет он.
Клёвый, как же, ага.
– Хён, – Чонгук пропускает вопрос мимо ушей, а потом будто задумывается и спрашивает. – А тебе какие девушки нравятся, хён?
Сокджин натягивает плед выше и на мгновение жмурится – так сильно, что под веками начинают плавать цветные кляксы.
– Забавные и смешные, – наконец говорит он неуверенно, будто бы не знает, какие нужно подобрать слова. – И чтобы тёмные волосы.
– А короткие или длинные?
– Короткие. Ну, или до плеч.
– А грудь? – ехидно хмыкает Чонгук и выставляет ладони перед собой, обозначая размер. Сокджин закатывает глаза и давит в себе желание отвернуться обратно и притвориться спящим.
– Грудь – это второстепенное, – выходит очень нравоучительно. – Главное, чтобы человек был хороший. Чтобы понимал, чтобы доверие и всё такое, – Сокджин прикладывает ладонь к лицу – настолько тупо это звучит. – А ещё здорово, когда она не просто бегает за тобой и «оппа, то», «оппа, это», а имеет своё мнение и может за себя постоять.
Сокджин с силой сдавливает виски пальцами и в буквальном смысле прикусывает кончик языка, чтобы не сказать что-нибудь ещё.
– Это какая-то Юнджи-нуна, хён, – вдруг совершенно серьёзно говорит Чонгук. – Ты уверен, что оно тебе надо?
«Это ты, придурок», – сам себе говорит Сокджин и всё же отворачивается к стене, потому что говорить о своём идеальном типе девушки, которая и не девушка вовсе, в действительности оказывается не так уж и просто, но всё равно переспрашивает:
– Юнджи-нуна?
– Ну Юнги, Юнги-хён. Я думаю, будь он девчонкой, был бы Юнджи. Знаешь, такая очень опасная нуна, которая курит на крыше, пока никто не видит, и говорит «I have a gun in mу bag», когда к ней пытаются подкатить, – Чонгук шумно ворочается и очень тупо хихикает.
Сокджин глубоко вздыхает и пытается провалиться в медитативный сон, но Чонгук снова хихикает и говорит что-то ещё – Сокджин почти уже не слышит, но перед тем, как заснуть окончательно, всё же улавливает одну фразу.
– Мне кое-кто нравится, хён.
Сокджин просыпается, только небо за окном начинает светлеть, и, если не поворачиваться лицом к комнате, а так и лежать, уткнувшись лицом в щель между подушкой и спинкой дивана, можно даже поверить в то, что замотанный в одеяло Чонгук со своими ночными откровениями ему просто приснился.
«Мне кое-кто нравится, хён»
Сокджин прижимает пальцы к противно ноющим вискам и закапывается глубже в плед, но всё оставшееся до будильника время лежит без сна, рассматривая то узоры на обоях, то тень на полу, то растрепанную макушку Чонгука, который вдруг дёргается, скидывая с себя одеяло, вздыхает во сне и переворачивается к Сокджину лицом.
Рано или поздно это должно было случиться, и Сокджин в какой-то степени даже рад, что ни на что никогда не надеялся.
Утром они идут в школу вместе, и ночную тему никто из них не поднимает.
До обеденного перерыва Сокджин дотягивает на чистом энтузиазме, потому что – видимо, от Юнги заразился – спать хочется невыносимо. Прозвеневший звонок слышится Сокджину как благословение свыше.
– Хочу спать, – ноет он, повисая на Юнги. Тот бурчит что-то нелестное себе под нос и порывается уложить Сокджина прямо на пол. – Юнги, ты же не бросишь меня здесь?
– С крыши я тебя брошу, – неласково бросает Юнги.
– Не ври, – Сокджин тянет его за щеку. – Я твой друг, если что.
Юнги очень выразительно молчит, и Сокджин, занятый выведением его из себя, даже не замечает, как они выходят на улицу. Бледное солнце неожиданно слепит, и Сокджин жмурится, подставляя лицо его лучам. Юнги же тем временем с облегченным вздохом сгружает его на траву и сам опускается рядом, тут же затихая. И, черт, Сокджин всегда завидовал его способности засыпать в любое время и в любом месте.
Впрочем, Сокджин с большим удовольствием и сам лег бы рядом, и проспал бы до вечера прямо в школьном дворе, но расписание и врожденное чувство ответственности перевешивает все его революционные порывы, так что он лишь устало вздыхает и косится на часы. До конца перерыва остается ещё почти пятнадцать минут, и он улыбается уголками губ, совершенно не обращая внимание на громкое «Оппа!», раздавшееся за спиной.
– Сокджин-оппа! – раздается снова, но уже совсем рядом с ухом, и уже на этот раз Сокджин понимает, что зовут его.
– Зову тебя, зову, а ты не реагируешь, – недоуменно говорит Суджин.
– Так я же тут не один, – хмыкает Сокджин, чуть склоняя голову набок. – Полный двор учеников, вдруг ты зовешь не меня?
– И то верно, – Суджин заправляет за ухо выбившиеся от ветра волосы и лезет в карман форменного пиджака. – Вот, это тебе.
Сокджин слегка растерянно принимает пакетик клубничного молока.
– Спасибо за помощь тогда.
– Пожалуйста, – он пожимает плечами. – Хотя не то чтобы я помогал, знаешь ли, у тебя же была карта.
Суджин пожимает плечами тоже.
– Ты мой первый знакомый в этой школе, так что не спорь, – упрямо говорит она.
Логики в этих словах чуть, но Сокджин сдается и кивает.
– Спасибо ещё раз.
– Обращайся, если что-то понадобится, – зачем-то говорит Сокджин.
– Я запомню, – Суджин расцветает в улыбке, взмахивает рукой на прощание и вприпрыжку уносится к школе. Сокджин провожает её взглядом и дергается от неожиданности, когда Юнги рядом спрашивает:
– Заводишь новых друзей?
– Не то чтобы. Просто как-то помог ей найти дорогу до школы.
– Привет! – бодро восклицает Чонгук, плюхаясь на траву рядом с ними. – Хён нашел себе девушку?
– Что?
– С девушкой вон сейчас говорил. Ууу, мой хён стал таким взрослым, – тон Чонгука веселый, а вот глаза, Сокджин видит, почему-то серьезные.
– Я знаю Суджин всего ничего, о чём ты вообще.
– Суджин, значит, – нарочито певуче тянет Чонгук, и Сокджин сам не знает, кто тянет его за язык.
– Могу вас познакомить, если хочешь.
Чонгук в упор смотрит на него.
– Я подумаю.
– Идиоты, – с неодобрением говорит Юнги и садится. И Сокджин прекрасно понимает, к чему он это говорит, но привычно уже решает притвориться дурачком.
– Мы тебя разбудили? Прости.
– Все равно звонок скоро, – вклинивается Чонгук. – Ты не можешь проспать всю жизнь, хён.
– А я-то так надеялся…
Слушая их ленивую перебранку, Сокджин протыкает соломинкой фольгу и одним глотком выпивает, наверное, сразу половину молока. Чонгук перешучивается с Юнги, но не перестает коситься на Сокджина – внимательно, испытующе, из-за чего молоко будто застревает в горле. Сокджину очень хочется спросить, что же происходит, но он попросту не успевает – перемена заканчивается одновременно с молоком.

После школы он снова бредет домой один, потому что Юнги, похоже, реально рассматривающий будущую работу в кафе, уходит туда.
– Тетя взялась за меня всерьез, – объясняет он Сокджину, пока они вместе идут к выходу. – Этот бесконечный кофе снится мне по ночам.
Сокджин, не сдержавшись, фыркает, и его не останавливает даже то, что Юнги прямо на ходу пытается сделать ему подсечку.
– Тебе смешно, – ворчит он.
– Естественно, – подтверждает Сокджин, даже не пытаясь скрывать, как его это веселит.
– Ненавижу тебя.
– Конечно-конечно.
От дальнейшей бесцельной ругани их останавливает только развилка, так что они дают друг другу «пять» и расходятся. Оставшись в одиночестве, Сокджин совершенно не удивляется, обнаружив, что его мысли снова сводятся к Чонгуку.
На самом деле, Сокджин не может понять, когда он вообще в него влюбился. Он ведь знает Чонгука с тех пор, когда тот был смешным (это сам Чонгук яростно отрицает) и не слишком-то приветливым с незнакомцами мелким донсэном Хосока. И, казалось бы, это только должно подтверждать, насколько вкусы Сокджина необычны. Но… это же Чонгук. Чонгук, на улыбку которого Сокджин не может не улыбнуться в ответ. Чонгук, который обожает зависать дома у Сокджина, когда его родителей нет. Чонгук, который неожиданно и так быстро стал слишком взрослым.
«Чужие дети быстро растут», – всплывает в голове дурацкая фраза, которую любят повторять все их родственники, приезжая в гости. Следом же, цепляясь за какие-то непонятные ассоциативные связи, приходит и то самое воспоминание.
Да, Сокджин не может понять, когда он влюбился в Чонгука, но он прекрасно помнит, как он это осознал. Не было никаких драматичных озарений, лепестков роз, летающих вокруг ангелочков со стрелами.
Они тогда в очередной раз сидели дома у Сокджина, который должен был следить, чтобы Чонгук сделал домашку, но вместо этого позорно проигрывал этому самому Чонгуку уже третий заезд в гонках.
Машины на экране пересекли финишную черту, следом всплыла и таблица с результатами. Чонгук довольно вскинул кулак вверх, а Сокджин досадливо отбросил джойстик в сторону, а потом и вовсё лег на пол.
– Да как ты это делаешь вообще?! Щупальца отрастил и втихую ими кнопки нажимаешь?
– Ну у тебя и фантазии, хён, – показательно сморщился Чонгук, отодвигаясь подальше. – Щупальца, надо же такое придумать…
– А тебя что-то смущает в щупальцах? – лениво протянул Сокджин, жмуря уставшие от долгого напряжения глаза. – Хочешь поговорить об этом с хёном? Хочешь пожаловаться ему на проблемы?
– Вот это сейчас прозвучало ещё более странно. Вообще, хён…
– М? – Сокджин приоткрыл один глаз и обнаружил, что Чонгук нависает над ним.
– Тебе пора уже признать, что я постоянно обыгрываю тебя потому, что клёвенький.
В голосе Чонгука было невыразимое самодовольство, его палец утыкался в сокджинов нос, а сам Сокджин смотрел Чонгуку в глаза, ничего не отвечая, и с отчаянной остротой понимал, что в голове крутилось только одно: «Я влюбился в тебя, потому что ты клёвенький».
Осознав наконец, что пауза слишком уж затягивается, он практически на автомате отшутился, понимая, что это осознание, кажется, перевернет всю его жизнь с головы на ноги. Чонгук тогда ничего не заметил, а сам Сокджин ещё с неделю переваривал неожиданное осознание, и собственные мысли ему не нравились вовсе.
Тогда его состояние заметил именно Юнги. Нет, конечно, другие заметили тоже, но именно Юнги тогда спросил практически мимоходом: «Ты там влюбился, что ли?». По мере краткого рассказа Сокджина он становился всё более мрачным, а в конце сказал только:
– У тебя ещё будут из-за этого проблемы.
– С тобой тоже?
Юнги выразительно посмотрел на него в ответ.
– Ты придурок. Мне вообще без разницы, кого ты там любишь. С Чонгуком у тебя проблемы будут.
И до недавнего времени он был неправ. А потом Чонгук сказал с пола: «Мне кое-кто нравится, хён». И его тон говорил о том, что эта проблема только что появилась.
Сообщение приходит, когда Сокджин уже закрывает за собой дверь квартиры. Он некоторое время смотрит на пиксельный конвертик, уже зная, что увидит на экране, а потом быстро тыкает в него. Мама спрашивает, поел ли он, а потом добавляет, что ей звонили из школы. «Ты уже давно должен был решить, куда поступишь, Сокджини. Нельзя больше тянуть» – это вместо точки. Только вот проблема в том, что Сокджин не знает, чего он хочет от жизни. Внутренний голос иногда на полном серьезе предлагает поддаться шуткам Донхёка с Юнги про Сеульский Заборостроительный и пойти каким-нибудь маляром на стройку. Ну а что, тоже ведь профессия.
Уже в своей комнате Сокджин отбрасывает телефон на кровать, а сам останавливается у окна и утыкается взглядом в крыши соседних домов. В блокноте Юнги он как-то подсмотрел строчку «А вообще у меня нет мечты»; Сокджин в другие-то дни был согласен с ней целиком и полностью, а именно сейчас так и вообще задумывается о том, чтобы сделать её своим девизом, жизненным кредо и статусом в соцсетях.
– Медицинский? – на пробу спрашивает Сокджин сам у себя, а потом хмыкает. Это, конечно, не очко в его пользу, но он пока ещё не готов морально так близко сталкиваться с чужим горем. Слабоват. Юнги бы сказал, наверное, что лучше быть честным никем, чем лицемерным всем, и это слегка утешает.
Нужно бы, в принципе, собраться с мыслями и приняться за уроки, но вместо этого Сокджин так и остается стоять, бесцельно прокручивая в голове список любовно отобранных профессий. Среди приличных вкрадывается почему-то переворачиватель пингвинов, Сокджин хмыкает, представляя себя возящимся с пингвинами, и понимает, что перспектива-то в целом неплохая. В Антарктике ведь точно не будет Чон Чонгука, начавшего наконец-то интересоваться девушками. Любого Чон Чонгука там не будет, и это прекрасно. Наверное.
Сокджин вздыхает (в последнее время он делает это слишком часто), смотрит на стоящую на столе фотографию, и первое, что он видит – улыбку Чонгука.
Чонгук, Чонгук, везде Чонгук, всегда Чонгук, Чонгук в мыслях, Чонгук по соседству, всегда, везде. Угораздило же Сокджина в него вот так – с головой, пусть даже и Чонгук мальчишка ещё совсем, иногда смешной, иногда серьезный, с этой своей улыбкой невыносимой. Где-то на этом пассаже Сокджин себя обрывает с привычной уже решимостью, потому что бесперспективная влюбленность в собственного донсэна и самокопания по этому поводу мира ему не принесут, нет.

@темы: фанфики, is love, Кей вернулся, дарующий поп!, Секта свидетелей голого живота Топа

---

Потряхивает от ощущения неизвестности и сомнительного нихуя не счастливого будущего, потому что если бы была хоть какая-то, пусть даже самая паршивая определённость, всё было бы чуточку проще. Не могу сделать выбор между тем, чтобы пойти в аптеку за успокоительным и витаминками, и тем, чтобы пойти в магазин за бухлом.
slozhnovato
маман поразительно спокойная и уверенная, как я в старших классах, когда вариант, что я не поступлю, мною даже не рассматривался.

---

райтерский флешмоб! потому что я могу, да

1. Опишите себя так, как описали бы персонажа, которого вводите в текст.
2. У вас есть какой-нибудь особый ритуал, который вы выполняете до/во время/после написания текста?
3. Какие фики вы любите писать больше всего? [Жанр, я так полагаю, имеется в виду в первую очередь, а вообще - какие угодно детали]
4. Есть ли какие-нибудь фикрайтеры, которые вас восхищают? Кто, почему?
5. Сколько слов вы способны написать за один час, если очень сильно сосредоточитесь?
6. Первый фик/пэйринг, который вы писали (если джен, опишите сюжет).

один очень позорный факт из моей жизни

ой бля
ОЙ_БЛЯ
На самом деле, последние пару дней я провел в случайных воспоминаниях о своих первых фичках_тм, которых даже не помню толком. Но вроде бы самый первый фичок был типичной мэри-сьюшной простынёй (я написал страниц сорок и забил) про меня и братюню в рамках вселенной алхимика. мы были там такими классными тяночками, мой перс был вообще сестричкой братьев элриков, и там была какая-то муть про гомункулов. что наших персов похищают (?) энви с гневом, мы живем в каком-то доме посреди леса, все нас ищут, а мы там как в доме два, строим свою любовь_тм. Странице на тридцатой уже тогда, в мои тринадцать-четырнадцать, я понял, что огосподи, что за днище я вообще пишу, и вплел в сюжет какой-то поворотный поворот про то, что вся эта фигня была хитроковарным планом гомункулов, потому что они что-то там от нас хотели (просто што). И вот я даже не знаю, что из этого всего больше подходит под фразу "ёбаный стыд" - то, что я вообще это писал, то, что я потом еще хотел подарить эту писанину бро на день рождения и даже придумал обложечку, или же то, что по этой ерунде мы еще рисовали что-то типа додзи, которая до сих пор у меня где-то валяется. (Ш_Т_О)
Слава б-гу, эта писанина умерла вместе с моим жёстким.
7. Вдохновение, время или мотивация? Выберите две вещи из трех.
8. Почему вы пишете?
9. Вы планируете писать что-либо, помимо фиков?
10. Что вас больше всего вдохновляет?
В принципе, все мои фики на данный момент можно разделить на две категории: я либо еду куда, слушаю музыку, и меня вот ПРОБИВАЕТ просто, и весь трек я смотрю в голове какой-нибудь мини фильм, по которому потом пишу, либо мы с донхёком орем друг другу в личечку о какой-нибудь ерунде, а потом получается так, что оп, вот тебе и фик. и не один, а двадцать
Бывает еще, что случается какая-нибудь ерунда, которая вызывает во мне слишком много отрицательных эмоций, и чтобы прореагировать это хоть где-то, я могу сесть писать, разве что фички выходят весьма своеобразными и даже злыми.
Но так - музыка и сообщения в личечке, да
11. Самое странное, что вы когда-либо писали/думали написать.
ДОНХЁК, У НАС НАМДЖУН СТЫНЕТ
Хочу написать и напишу, гспд про намгука и намджуна куна с диссоциативным расстройством идентичности. Точнее, самое странное - это момент, когда сам кун (назовём его намджуном) и его личность (назовём намгуком) научились общаться и вроде неплохо ладить, и потом случается так, что намгук дрочит намджуну в душе, пока я булькаю на этом днище и передаю привет кинку на селфцест.
12. Уже написанный фик, который вам хотелось бы написать лучше (объясните, почему и как хотелось бы его изменить).
13. Любимый фик другого автора.
Ненавижу этот вопрос, я в любимых авторах-то могу назвать человек пять. ОЧЕНЬ_КОВАРНЫЙ_ВОПРОС
пусть будет гейская феечка!!1111 то, с чего я вообще оказался на этом дне. "Ты глупый как мой годовалый вельш-корги"
14. Сайд-пэйринги (дополнительные к ОТП пэйринги), которые вы любите вставлять в текст.
конструктор лего: собери пейринг сам : D
но вообще - хёсан/сокджин, донрим/чжуён и опционально юнги/чонгук
15. О чем вам нравится писать, чем стыдно поделиться с окружающими? [Guilty pleasure]
А ВОТ НЕ ПОДЛОВИЛИ, АХАХА
В принципе, я нечасто выдаю что-то странное, но даже если и выдаю, мне не стыдно. :3 И этот вопрос ставит меня в тупик, потому что ну. Я даже не знаю, что вообще сюда можно сказать
16. Вы предпочитаете создавать план и структурировать идеи заранее, или придумываете сюжет по ходу написания?
17. Можно ли сказать, что вы пишете быстро?
18. Сколько вам было лет, когда вы начали писать?
19. Почему вы начали писать?
20. 4 предложения из фика, которым вы гордитесь.

а вот тут я могу очень много цитатить

1) – Действенно, ага, – копируя его, хмыкает Намджун, а потом смеется. – Гейская ты феечка, Шин Донхёк.
– Чего?! – Донхёк от неожиданности даже возмутиться забывает – ему почему-то тоже смешно. – Ким Намджун, ты там совсем с катушек съехал без хёнов? Лещей захотел?
– Ну так приди и дай.
– Ну так приду и дам.
2) Намджун звонит уже в скайпе, как только Юнги появляется онлайн, и первое, что спрашивает, пока тот спешно переодевается в домашнюю одежду и случайно сносит стоящий рядом стул: − Ты пьян? − Да, − зачем-то врёт Юнги, придвигается ближе к столу и думает, что выпить бы ему действительно не помешало, потому что даже если во вселенских масштабах ничего и не происходит, Намджун впервые ему звонит. - И чертовски рад тебя слышать.
3) угадай этот фик с одного слова
G
R
BOY

@темы: флэшмоб

---

Жив, цел, акул.
Встретил новый год вместе с нуной, с йозовыми, как мечты котика, волосами, вискариком в новогодней шапке и бесконечными цитатами Никиты Литвенкова, теми самыми, что про борщ и какой-то непонятный салат. замечательно
Сессия через две недели, и надо бы удариться в писанину того, что я вообще должен принести в универ, а хочется удариться в сериал, игрулю или книжку про пидров, которые потеряли дитя ада, но не получается удариться ни во что.
По идее, надо как-то раскачаться, но.
Нашел персональное днище в кавере на одну из песен нирваны, а еще совершенно случайно взглянул на написанный недавно фик немного под другим углом и понял, что оно вышло больнее, чем мне казалось раньше.
бульк

Error code
Фэндом: BTS
Пейринг: намги, чонги фоновые кимсокджинхёсаны и вигуки
Рейтинг: PG-13
Размер: ~12к
Жанр: ангст, au и немного hurt/comfort
Саммари: − Ты пьян? − Да. И чертовски рад тебя слышать.

Чонгук осторожно дотрагивается кончиками пальцев до ровной поверхности оконного стекла и резко уводит руку вправо − след от его пальцев растворяется двоичным кодом. Под бесконечными и единицами и нулями наверняка скрываются необходимые ему данные, но Чонгук никогда не был силён в программировании и компьютерах, и чередование цифр для него остаётся всего лишь бессмысленным набором символов.
Мир смыкается вокруг Чонгука маленькой комнатой и огромным окном, за которым только облака и ничего больше, а всё вокруг отцифрованное и разлетается на пиксели, стоит только прикоснуться. Всё, кроме этого стекла, которое почему-то не пускает дальше. Чонгук чувствует себя сгустком информации, этими бесконечно повторяющимися нулями и единицами, чувствует себя застрявшим посреди матрицы и успевает подумать о том, что нужно смотреть на ночь меньше фильмов, прежде чем слышит знакомый голос.
− Чонгук.
Стены вокруг него плавятся и оползают на пол мелкими зелёными цифрами, и Чонгук начинает задыхаться, потому что ещё немного, и поймёт, почему не может пройти дальше, нужна ещё пара секунд, но даже этого времени у него нет.
− Чонгукки, − Тэхён опускает руку на его плечо и легко встряхивает.
Чонгук открывает глаза, и комната вокруг него такая же тёмная, как та, что из его сна, но тепло от ладони Тэхёна настоящее, пусть по темноте сверху вниз всё ещё плывут символы и цифры.
− Мне опять снился какой-то код, − Чонгук сипло усмехается и трёт глаза ребром ладони. − Это из-за тебя всё.
− Чонгукки, − Тэхён тянет его на себя, сажает на неудобном диване и придерживает за плечи. − Эй, эй, Чонгукки.
− Ну чего ты?
У Тэхёна синяки под глазами, которые, наверное, уже никогда не пройдут, руки мелко дрожат − Чонгук всем собой чувствует − и по лицу медленно расползается широкая, но будто бы неуверенная улыбка.
− Тэхён? − осторожно уточняет Чонгук, но тянется к нему в ответ и медленно гладит его по рукам.
− Я закончил. Дописал его, Чонгукки, − Тэхён говорит почти неслышно и обнимает ладонями лицо Чонгука. − Четыре года, ты представляешь? Четыре года. И он работает.
Тэхёна начинает трясти, в уголках его глаз Чонгук даже в темноте отчетливо видит слёзы, и то, что Тэхён сейчас мало чего понимает, самому Чонгуку только на руку.
− Я всегда в тебя верил, ты помнишь? Всегда говорил, что у тебя получится, − Чонгук гладит ладонями по щекам и прижимается губами к его скуле, а потом затаскивает Тэхёна на жёсткий скрипящий диван. − Ты молодец, − Чонгук закрывает глаза и зарывается пальцами в растрепанные волосы на макушке Тэхёна. − Всё хорошо, родной.
Чонгук забирается ладонью под футболку и гладит Тэхёна между лопаток, когда понимает, что хочет сказать что-то ещё, но сам еле дышит − эмоций Тэхёна хватает им обоим. Чонгук несёт какую-то чушь, за которую обязательно будет стыдно потом, особенно, если Тэхён её вспомнит тоже, но тот только жмётся ближе и обнимает так крепко, что вот-вот сломает Чонгуку рёбра.
− Спасибо, − Тэхён приподнимается на локте, убирает чёлку со лба Чонгука и выглядит бесконечно счастливым. − Спасибо, − снова повторяет он и прижимается своими губами к губам Чонгука, и это самый паршивый вариант развития событий для них обоих, но Тэхён решает, что подумает об этом когда-нибудь позже, потому что Чонгук ему отвечает.

***

Усталость Юнги измеряется не в потраченном на работу времени, и даже не в мешках под глазами − в пустых пивных банках, валяющихся под столом, и в пачках из-под сигарет, выстроенных в аккуратную башенку на самом краю стола. Юнги всегда был склонен к перфекционизму в тех вещах, о которых обычные люди даже не думают.
Юнги просыпается и чувствует себя пустым, и это чувство настолько привычное, что даже не тяготит нисколько. У него нет ничего, что можно было бы потерять, нет никого, о ком нужно заботиться, и будь Юнги лет на пять младше, он бы думал об этом, как о свободе, которой он когда-то так хотел, и в какой-то степени добился. Внутри Юнги пустой, как картонная коробка из-под лапши, которую он каждый вечер заказывает из ресторанчика на соседней улице, и сейчас ничего, кроме грустной усмешки это не вызывает.
Время от времени Юнги понимает, что хочет себе найти донсена, которому вот-вот стукнет восемнадцать, чтобы учить его мешать пиво с соджу по воскресеньям, рассказывать, что мечты, которые в этом возрасте есть у каждого, вряд ли к чему-нибудь хорошему приведут, а потом отправлять из бара домой, потому что родители уже начинают волноваться. Только вот единственный донсен Юнги сейчас стоит на пороге его квартиры, машет перед его носом двумя пакетами из ближайшего супермаркета, и ему уже несколько месяцев как двадцать два.
− Доброе утро, хён, − Чонгук переступает порог, как только Юнги открывает дверь.
− Доброе, − бормочет он в ответ, хотя на часах уже почти шесть вечера, но Чонгука в квартиру пропускает.
День Юнги начинается ближе к ужину, а заканчивается около восьми утра, и если Чонгук в очередной раз отпросился с работы пораньше и даже не поленился заскочить в магазин, ему точно что-то от Юнги нужно. Юнги открывает форточку, забирается на подоконник и закуривает, глядя на то, как Чонгук разбирает принесённые пакеты и распихивает продукты по секторам в холодильнике, будто бы Юнги действительно что-нибудь из этого приготовит.
Юнги принимает из рук Чонгука завёрнутый в фольгу кимбап и тёплую ещё банку кофе из автомата − хотя сам не отказался бы от пива − и лениво разворачивает обёртку. Чонгук только ставит на плиту чайник, без разрешения вытаскивает сигарету из пачки Юнги, бестолково крутит её в руках и молчит.
Юнги был бы рад, приди он к нему просто потому, что соскучился, но в последнее время такие визиты − редкость.
− Ну не тяни уже, − Юнги щелчком выбрасывает окурок в форточку, спрыгивает с подоконника и придвигает к Чонгуку пепельницу. − Я знаю, что ты просто так не пришёл бы вечером вторника.
− Сегодня четверг, хён. Спи побольше, хорошо? − Чонгук переводит взгляд с Юнги на зажигалку в его руке, а потом наклоняется к огоньку, когда Юнги ему прикуривает.
− Хотел-то чего?
Чонгук только хмыкает и улыбается.
− Мне нужно кое что достать, хён. У тебя же сейчас нет работы?
Юнги кривится от вопроса − Чонгук задевает за больное, потому что заказов нет последние недели три, а счета всё ещё нужно оплачивать.
− Конкретнее.
Чонгук тушит сигарету в пепельнице, явно не торопясь отвечать, выключает чайник и хлопает дверцами шкафчиков в поисках чая и сахара.
− У меня только кофе, можешь успокоиться.
Когда Юнги смотрит на обречённо вздыхающего Чонгука, он думает, что рядом с ним похож на завалившего экзамены школьника, хотя старше на четыре года, потому что Чонгук ослабляет узел галстука и скидывает наконец пиджак, заливает быстрорастворимый кофе кипятком и, когда подходит ближе, выше Юнги почти на полголовы. Потому что у Чонгука приличная работа и, судя по всему, есть девушка − Юнги чисто случайно замечает начинающий сходить засос на его шее.
− Мне нужен голосовой модуль, − Чонгук забирается на подоконник с ногами и притягивает к себе колени, а Юнги кажется, что в последнее время от него всё чаще и чаще начинают хотеть невозможного.
− Малой, ты что, предлагаешь мне разработать речевой движок, чтобы твоя кофеварка желала тебе приятного дня, пока ты собираешься на работу? Я не совсем программист, если ты вдруг забыл.
− Нет, я знаю, где его достать, − Чонгук обнимает ладонями кружку и улыбается так, будто знает, что Юнги всё равно согласится. − А как его достать, скорее всего знаешь ты.
Юнги запускает пальцы в волосы, ерошит их на затылке и отворачивается к окну, думая, что других дел у него всё равно нет.
− Посмотрим потом, что можно сделать.


Валяющийся среди подушек телефон Юнги оживает от звонка Сокджина в то время, когда Чонгук возится на кухне с принесёнными продуктами, а сам Юнги бестолково перебирает свою коллекцию дисков, не зная, на что ещё убить время.
Сокджин зовёт где-нибудь встретиться через час, обещает кое с кем познакомить, и больше не говорит ничего. Зная Сокджина, это может быть как какая-нибудь милая девушка из его клиники, которую он хочет представить Юнги в качестве потенциальной пары, так и внезапно объявившийся сонбэ, о существовании которого Юнги никогда не слышал. Сокджин не настаивает, но Юнги всё равно запоминает названный адрес и говорит, что если приедет, то прихватит с собой и Чонгука. На другом конце линии Сокджин тихо смеётся, а затем говорит, что ему пора, и снова повторяет адрес места встречи.
− Хочешь выпить?
Чонгук вздрагивает, когда Юнги тенью проскальзывает на кухню, просит подождать хотя бы полчаса − не оставлять же курицу наполовину приготовленной − и соглашается несмотря на то, что есть хочет гораздо больше, хоть Юнги, как и Сокджин, не настаивает.

***

Юнги подносит пивной стакан к губам, зачем-то сдувает тонкий слой пены от одного края к другому и только затем делает глоток. Сидящий напротив Чонгук листает меню с таким энтузиазмом, будто хочет оставить в баре весь полученный на днях аванс, а по обе стороны от их столика сидят только мужчины за сорок, но Юнги всё равно понимает, что скучает по таким вечерам, когда можно просто расслабиться и совершенно ни о чём не думать.
− Мы пришли в бар, чтобы выпить, Чонгукки, − тянет, криво улыбаясь, Юнги, и Чонгук смотрит на него так, будто бы над его головой плавает облачко из мыслей, в котором главная − стоит ли заказывать коньяк, если ты проснулся пару часов назад.
− Я пришел сюда, чтобы поесть. Ну и убедиться в парочке своих догадок, − Чонгук ухмыляется как-то совсем гаденько, и это ещё одна из причин, почему они с Юнги ладят.
Вечно пунктуальный Сокджин задерживается на непозволительно для него долгое время − не то на десять, не то на пятнадцать минут − Юнги неотрывно смотрит на часы, но кроме описывающей круги секундной стрелки ни на чём сосредоточиться не может. Чонгук рассказывает что-то про своего знакомого, а потом про какого-то Хёсана, но Юнги мысленно не здесь и даже не сейчас, а где-то в одном из клубов Лос-Анджелеса и лет пять назад, когда почти каждый вечер был пьяный и шумный, и не было даже тени сомнения в том, что они что-то делают не так.
В правильности своих решений Юнги не сомневается и сейчас, но со временем взгляды на жизнь перестраиваются, переходят в смежные плоскости, и это один из тех выводов, к которым так не хочется приходить.
− Эй.
Юнги дёргается от громкого щелчка пальцев перед своим лицом и переводит взгляд сперва на руку перед ним, а потом уже на лицо Сокджина.
− Опаздываешь, я заскучал, − Юнги показательно зевает, когда Сокджин поднимает взгляд к потолку и так же картинно вздыхает.
− Задержался на работе,− вместо Сокджина отвечает пришедший с ним парень, широко улыбается и тянет Юнги ладонь для рукопожатия. Сокджин только сдержанно улыбается, но вот Чонгука на другой конец диванчика сдвигает совершенно не церемонясь.
− Я Джин Хёсан. Мы с Сокджином... − Хёсан выдерживает странную паузу, и внимание Юнги переключается на Чонгука, который снова ехидно улыбается и одними губами произносит что-то, в чём Юнги угадывает "спят". − Работаем вместе.
− Мин Юнги. Или Мин Шуга.
− Зависит от того, как мне больше нравится? − Хёсан смотрит на Юнги заинтересованно.
− Скорее от того, зачем именно Сокджин решил нас познакомить.

После третьей стопки коньяка Юнги совершенно спонтанно начинает думать о том, что этому Джин Хёсану, с которым они знакомы всего час с небольшим, больше бы подошёл псевдоним, какое-нибудь сценическое имя вроде Кидо, и не деловой костюм, а обычные джинсы, толстовка и, может быть, снэпбэк. Юнги складывает в голове мелкие детали образа в единое целое и старательно отмахивается от подступающего чувства, будто внутри него зарождается и медленно закручивается бесконечно тяжёлая воронка пустоты, потому что какого чёрта он всё ещё думает о том, чего в нём самом уже очень давно нет.
Чонгук выскальзывает из-за стола ровно в тот момент, когда Юнги с Хёсаном начинают обсуждать футбол, в котором сам Юнги ничего не смыслит − за всю свою жизнь он едва посмотрел десяток матчей − но Хёсан по какой-то причине вызывает желание следовать заданной им теме.
− Мелкий дел натворит, − лениво говорит Сокджин, подхватывает своё безалкогольное пиво и уходит следом за Чонгуком.
− Мелкий твой вырос уже давно, − Хёсан только непонятно улыбается, провожает спину Сокджина взглядом, а затем поворачивается обратно к Юнги. − Нас кинули, ты представляешь?
Юнги только хмыкает и прикладывает ладонь к лицу, совершенно не задумываясь о том, как это выглядит со стороны. Пусть он немного пьян, и уже пару месяцев нормально не спит, наигранность происходящего уловить вполне способен.
− Поговорим о деле?
Хёсан прокручивает по столешнице пустой бокал, опасно щурится, и от того приветливого Хёсана, который сидел рядом всего пару минут назад, мало что остаётся.
− И давно ты понял?
− Примерно в тот момент, когда Сокджин сказал, что хочет меня с кем-то познакомить. В последнее время всем от меня что-то нужно. Интересно только, почему именно от меня.
− Потому что я доверяю ребятам Сокджина?
− На которого я никогда не работал.
− Ладно, ладно, сдаюсь, − Хёсан улыбается и поднимает руки вверх, картинно принимая поражение. − Сокджин говорит, что на тебя можно положиться, а я верю Сокджину. Такой ответ тебя устроит?
− А вот это уже больше похоже на правду.
− Не хочешь угостить меня сигареткой, Мин Шуга?

− Вот так бы сразу, − говорит наконец Юнги, когда протягивает Хёсану открытую пачку. − Не за чем было устраивать весь этот цирк с посиделками.
− Не понравилось? − Хёсан звучит почти что разочарованно, а Юнги вдруг осознаёт, что понятия не имеет, как на это реагировать. Не на самого Хёсана, который всё ещё кажется ему подозрительным, но в какой-то степени даже славным, если смотреть под определённым углом, а на слова, сказанные после. Юнги прикуривает, а Хёсан говорит вдруг, что было бы неплохо, если бы они познакомились при других обстоятельствах.
Юнги ловит себя на мысли, что хочет спросить у Хёсана про Сокджина, но это желание настолько нелепо, что вытесняется из головы, не успев до конца оформиться, потому что Юнги не нужно знать того, что его самого не касается.
− Есть одна подработка, которая может тебя заинтересовать. Позвони, если надумаешь? − Хёсан протягивает сложенный вчетверо листок, и Юнги сам не понимает, почему берёт этот клочок бумаги и прячет его в карман куртки, но всё ещё думает, что сбегать от проблем − это лучшее решение, которое он может выбрать из множества предложенных, однако до того, как он включает музыку в плеере и накидывает на голову капюшон, он всё же успевает услышать, как Хёсан предлагает вызвать ему такси.

В Юнги очень много того, что нельзя выразить словами − только лирикой, которую он уже давно не пишет, а по-другому проявлять эмоции разучился и вовсе задолго до. На светофоре загорается зелёный, а Юнги, совсем как в десять лет, всё ещё наступает только на белые полосы на пешеходном переходе, но вместо привычного удовлетворения чувствует себя потерявшимся в мыслях, в себе и в жизни. Юнги запинается, и вместо белого наступает на чёрный, осознавая себя стоящим посреди огромного города, бликующего яркими вывесками в стёклах выкрашенных в желтый такси, но это не пугает и не давит даже, просто по какой-то причине заставляет думать о том, что он принять ещё не готов.
"Просто делай то, что хочешь, и будь счастлив", − проносится в голове голосом Чимина, которого Юнги не видел уже лет шесть, и Юнги был бы очень рад, если бы у того же Чимина сейчас, где бы он ни был, было всё хорошо, потому что в его жизни подобный подход не работает. Юнги раздражённо отряхивает мех на капюшоне, слипшийся от моросящего дождя, и думает, что он никому ничего не должен, в том числе и себе, однако легче от этого не становится.
Когда Юнги звонит Чонгуку ближе к четырём утра и просит рассказать про Хёсана, а потом тратит несколько часов своей жизни на то, чтобы обрушить сервер первой попавшейся на глаза онлайн-игры просто потому, что может это сделать, в Сеуле выпадает первый снег.

***

Юнги закидывает куртку в стиральную машинку, даже не проверяя карманы, и так знает, что в одном из них лежит сложенный вчетверо лист с номером телефона. Знает, но предпочитает об этом не думать, и это первый раз, когда он предложение даже не рассматривает, а просто решает забыть. Дверца щёлкает автоматическим замком, и внутрь с тихим гудением начинает поступать вода. Юнги не верит в приметы и знаки и никогда не полагается на интуицию, но почему-то всё равно думает, что поступает правильно − ничем хорошим это бы не закончилось.
Юнги никогда не принимает заведомо проигрышных решений.
На кухне громко пищит поломанный тостер, и если не подойти к нему секунд через десять, и без того подгоревший завтрак придётся наверняка выкинуть, но вместо этого Юнги смотрит на медленно прокручивающийся барабан машинки и плещущуюся за стеклом вспененную воду, а затем быстро жмёт на все кнопки подряд, пытаясь остановить стирку, и в конечном итоге выдирает шнур из розетки.
Горячая мыльная вода окатывает ноги, а ткань противно липнет к коже, когда Юнги нервно крутит куртку в руках, пытаясь отыскать нужный карман.
− Ну и какого вот хрена я делаю? − сам у себя спрашивает Юнги, когда бережно достаёт промокшую бумажку, укладывает её на край ванной и бросает в лужу воды на полу первое попавшееся под руку полотенце.
Со стороны кухни неприятно тянет горелым, но поплывшие цифры сейчас имеют куда большую значимость, чем сожжённый завтрак. Юнги думает, что легко сможет отказаться, если его что-то не будет устраивать, и почти уверен в том, что предложение ему не понравится, когда угадывает в последней из смазанных цифр тройку, тянется к телефону и набирает номер.
В идеале − Юнги хочет себе новую жизнь, но в действительности сгодится и новый тостер.
− Хёсан? Это Шуга. Нужно встретиться.

Когда Юнги запрыгивает в полупустой вагон метро, едва успев протиснутся в закрывающиеся двери, он отстранённо думает, что ведёт себя если не по-детски, то уж точно неосторожно, потому что знает о Хёсане только то, что сумел вытащить из сонного Чонгука, а два раза Юнги об одном и том же никогда не спрашивает.
Знает, что он крутится в той сфере, куда когда-то хотел попасть Сокджин, но вместо этого попал Чонгук, и неясно, чем Хёсан занимается в действительности. Самому же Юнги нет дела до мехатроники, научного прогресса и чужих несбывшихся мечт − ему достаточно и своей − и голове раз за разом прокручивается мысль, что если у Хёсана достаточно денег на финансирование отдельных программ НИИ, где работает Чонгук, то его труды, что бы там Хёсан не хотел, точно будут оплачены. Юнги успокаивает себя тем, что Сокджину нет никакого смысла его подставлять.

Хёсан встречает Юнги на выходе из метро, хлопает по плечу в приветствии, а затем протягивает стаканчик с кофе, и всё это выглядит так, будто он знает Юнги минимум пару лет. Поведение Хёсана сбивает с толку, и Юнги удивленно моргает, но старается сохранить лицо, когда открывает дверь припаркованной неподалёку машины.
− Это конспирация? − Юнги выгибает бровь и щёлкает ремнём безопасности, а Хёсан только улыбается в ответ и поворачивает ключ зажигания.
− Не совсем. Показываю тебе своё расположение и пытаюсь подтолкнуть к согласию, потому что у меня к тебе всё ещё есть парочка дел.
− Если я соглашусь, ты мне за это заплатишь, так что на твоём месте я бы из шкуры вон не лез, − Юнги хмыкает и отворачивается к окну.
− Мне нравятся такие люди, − внезапно говорит Хёсан, а Юнги чувствует на себе его взгляд и борется с желанием натянуть на голову капюшон.
− Какие? − звучит не то, чтобы заинтересованно.
− Такие, как ты.
− За дорогой следи. И куда мы едем?
− Если согласишься, то к Сокджину.
− А если нет?
− Отвезу тебя домой и буду ломать голову над тем, где найти человека, которому я могу доверять.
Юнги поджимает губы и с лёгкой тенью узнавания рассматривает проносящиеся мимо дома и магазины, ждёт, что из-за следующего поворота вот-вот покажется знакомый торговый центр, куда они сбегали с Сокджином из школы когда-то давно, но не видит его ни на этой улице, ни на следующей.
− Сверни сейчас, − говорит Юнги, как только они тормозят перед светофором на перекрёстке. − Тут где-то торговый центр рядом.
Хёсан только кивает, словно просьба Юнги звучит абсолютно нормально, и следующие пять минут катается кругами в поисках нужного здания, но когда заезжает на подземную парковку и глушит мотор, всё же интересуется:
− Неужели решил пройтись по магазинам?
− С чего ты решил, что можешь доверять мне? − отвечать вопросом на вопрос − своего рода дурная привычка, от которой Юнги никак не может избавиться.
− Ну ты же не думаешь, что я пришел бы с просьбами, ничего о тебе не узнав?
Юнги отстёгивается и тянется не к дверной ручке, как сперва кажется Хёсану, а к стаканчику с кофе.
− Я думаю, самое время рассказать, в чём дело. И постарайся не упустить тот момент, почему ты постоянно говоришь о заказе, как о какой-то просьбе.

Юнги не покупается на красивые слова и "мне от тебя нужно", а Юнги шестнадцатилетний, который всё ещё живёт где-то внутри под всей рациональностью и материализмом, которыми от внешнего мира спрятан, хочет купиться на что-нибудь вроде "ты нужен мне" и пишет тексты о том, что стал гордостью своей семьи, и что ему незачем оглядываться назад, в те часы, когда город за окном только начинает просыпаться. Юнги, которому двадцать шесть, покупается на количество нулей, которые Хёсан вырисовывает пальцем по воздуху, а потом все логические связи в голове Юнги натягиваются гудящими нитями и лопаются, потому что у Хёсана звонит телефон.
− Извини, − Хёсан улыбается и тянется к мобильнику, но улыбка на виноватую не похожа вовсе, а Юнги хватает и тех десяти секунд, что Хёсан крутит свой смартфон в руках, думая, брать ли трубку.
Он узнает эту мелодию по двум-трём нотам через пять, десять или даже двадцать лет, хотя бы потому, что это его трек, над которым он сидел ночами и пытался поднять его ещё выше планки "идеально". Юнги неотрывно смотрит на светящийся дисплей и чувствует, как его скидывают в штормовое море, напоследок сообщая о подводных камнях.
− Знаешь этого исполнителя? − Хёсан наконец отключает звук и неотрывно на Юнги смотрит. − Он крутой, жаль только, что больше не выступает, − Хёсан говорит так, будто проводит черту, и Юнги оказывается где-то между, чувствует, как замирает в пространстве и не может ни отступить, ни шагнуть вперед.
− Впервые слышу, − слабо отзывается Юнги, сопротивляясь скорее по привычке, потому что Хёсан, кем бы он ни был, чёртов психолог и, кажется, видит людей насквозь. По крайней мере, видит Юнги.
− Дай телефон, − Хёсан доверительно улыбается и осторожно вытягивает торчащий из чужого кармана мобильный, а потом снова говорит о работе и о том, что Юнги зачем-то понадобится координатор, и вместе с треком скидывает его контактные данные.
Юнги, одним из главных условий которого является работа без третьих лиц, только заторможено кивает и почти не слушает, улавливая самую суть, и соглашается окончательно только потому, что его ожидания настолько не соответствуют действительности, что привычные реакции и шаблоны поведения рушатся, как хлипкий карточный домик.

Квартира встречает Юнги холодной и пустой темнотой, и он захлопывает за собой дверь с такой силой, что висящие рядом запасные ключи тихо позвякивают, и этот звук оказывается той ниточкой, которая возвращает его в реальность.
Под руку весьма некстати попадается висящее на крючке пальто, которое тут же летит на пол, как и горстка мелочи, собранная на тумбочке за пару недель. Юнги запускает пальцы в волосы, сползает по стене и пытается унять дрожь в коленях, потому что никто не имеет право поступать с ним так, как поступает Хёсан.
Если закрыть глаза, где-то там, внутри, снова появляется Юнги шестнадцатилетний, который цокает языком, а потом тяжело вздыхает, садится на корточки, придвигает к себе картонную коробку, в каких обычно хранят игрушки, которые перестают быть нужными, и бережно собирает разбросанные по полу воспоминания, потому что они − это его будущее. Юнги же в настоящем хочется напиться и врезать Хёсану за то, что так бесцеремонно влез туда, куда не должен был.
Он не стыдится своего прошлого, и когда-нибудь, ближе к тридцати пяти, обязательно начнёт им гордиться. Просто сейчас ещё не настало нужное время. Сейчас у Юнги рамён, пиво в холодильнике и логин скайпа его будущего напарника, и Юнги очень надеется на то, что Хёсан удосужился ввести его в курс дела, потому что он сам церемониться с ним не собирается.
Когда Юнги наконец решает открыть скайп, тот обновляется томительно долгих три минуты, и со стороны Хёсана логичнее было бы оставить номер телефона, но Юнги на автомате вбивает записанный логин, никак не ожидая, что пользователь, прячущийся под ником Runch Randa, добавит его буквально через пару секунд.
"Нам необходимо встретиться", − пишет Юнги и хочет добавить, что несколько лет до он прекрасно справлялся без напарников и координаторов, но вместо этого скользящие по клавиатуре пальцы набирают "не вижу смысла обсуждать это в сети". Юнги выдыхает расслабленно и тянется за сигаретами, но не успевает даже прикурить, как ему приходит ответное сообщение.
"Это не представляется возможным", − читает Юнги и прикусывает сигаретный фильтр, потому что этот координатор, кем бы он ни был, вызывает только тупую злость, а он сам слишком раздражён, чтобы адекватно воспринимать действительность.
− Тогда не работай со мной, − Юнги проговаривает написанное вслух и с силой жмёт на enter, будто бы это поможет передать все его чувства, но даже если смогло бы − вряд ли что-нибудь изменило. Юнги смотрит на двигающийся карандашик в окне диалога, и что бы не пришло ему в ответ, он не должен брать это во внимание. Он сам себе припоминает обещание, данное в те секунды, когда его самолёт приземляется в Инчхоне пять лет назад. Обещание, что больше не будет никогда, ни о чём и никого жалеть.
Крутящиеся в голове слова сами собой складываются в оправдания и предложения, достаточно резкие, чтобы отбить желание продолжать разговор, но в то же время предельно вежливые. Юнги может заработать миллионы, если бы подобный талант ему оплачивали. Крышка слетает с бутылки с тихим хлопком, и Юнги думает, будет ли это нормальным, если он начнёт печатать ответ заранее − хотя бы в половине фраз он в любом случае не ошибётся.
Он пишет, что согласен сделать всё сам, и единственное, что потребуется от его напарника − заниматься пару недель своими делами и жить так, будто бы они не знакомы, а потом просто подтвердить своё активное участие в процессе − такая маленькая ложь во имя спокойной жизни.
"Я не могу ходить", − высвечивается в ответ, когда Юнги дописывает последний довод в пользу предлагаемого им плана действий, и эти слова разбирают его раздражённую решимость в считанные секунды. Юнги закусывает губу и не может усидеть на месте, потому что снова жалеет, что впутался в это, хотя тысячи раз обещал забыть это чувство, а то, что произошло у этого парня, никак не должно его касаться или менять почти что принятые решения. Юнги не должен переживать из-за этого, однако почему-то всё равно это делает и не может решить, что должен ответить. Его не волнует, что какой-то незнакомец может о нём подумать, но то, что за сегодняшний день он совершил недельную норму необдуманных поступков − вполне.
Юнги пишет "окей", которое всё ещё совершенно в его стиле, и хватает стоящее на краю стола пиво так резко, что захлёбывается пеной на первом же глотке, а к концу бутылки всё-таки решает, что будет не лишним узнать имя своего собеседника.
"Намджун. Ким Намджун", − ответ приходит, кажется, в ту же секунду, как сообщение Юнги отмечается, как прочитанное.
"Сколько тебе лет?", − спрашивает Юнги и почему-то чувствует себя на добрый десяток лет моложе, когда он ещё заводил друзей по переписке на музыкальных форумах, но ни с одним из которых не прообщался больше полугода. С Намджуном он не думает обсуждать ни интересы, ни полузабытое творчество, и не просто сомневается, что между ними может быть что-то общее − не хочет его искать.
Намджун говорит, что ему три месяца, и Юнги даже не воспринимает это, как дурацкую шутку − в конце концов, каждый имеет право на склонность к символичности. Юнги не знает, что произошло с Намджуном в тот момент, но почему-то всё равно представляет ровную зелёную полосу на экране электрокардиографа и нулевые цифры давления, столпившихся вокруг врачей, которые уже готовят дефибриллятор и ампулы с адреналином − всё так, как обычно происходит в фильмах. А потом датчик пищит, и сердце начинает работать снова, потому что единственное, что оставляет отпечаток в переставшем функционировать теле − это безудержное желание жить.
Намджун отвечает не то слишком сдержанно, не то и вовсе безэмоционально, чёткими и короткими фразами, и даже не спрашивает имени Юнги, которое ближе к утру он зачем-то называет сам, не думая о том, почему говорит, что он Мин Юнги, а не Мин Шуга. Намджун пишет "ясно", а потом добавляет "рад нашему знакомству", которое Юнги читает уже утром, потому что впервые за долгое время засыпает возле ноутбука за столом, уткнувшись лицом в изгиб локтя. Засыпает со странным ощущением, что в словах Хёсана действительно был скрытый смысл, и что с Намджуном он должен не просто работать, потому что не справится в одиночку, а что должен Намджуна вытащить.

Юнги снится дождливая ночь и лужи на асфальте, снится перевернутая машина и осколки стекла вокруг, столпившиеся возле дороги люди, сирены подъехавшей скорой и чей-то непрекращающийся надрывный плач. Снится, как выламывают покорёженную дверь машины и осторожно вытаскивают изнутри паренька, лица которого даже не получается разглядеть − слишком много крови. Его укладывают на носилки и тут же на руку натягивают манжет тонометра, ставят капельницу и заносят в салон скорой. Машина уезжает, полицейские делают фотографии и заполняют документы, закрывая бумаги от дождя зонтом, плач исчезает, а люди расходятся обратно по своим делам, и только Юнги стоит посреди трассы между двух потоков машин и не может сдвинуться с места, потому что подошвы кед будто намертво прирастают к асфальту. Проезжающие мимо машины слепят фарами, но никто не сигналит и даже не сбавляет скорость − автомобили проносятся так близко, что Юнги чувствует потоки ветра, задевающие рукава его куртки, и его самого в этом мире будто бы не существует, потому что это вселенная Намджуна, которого наверное, уже должны были довезти до ближайшей больницы. Юнги понимает, что всё это − всего лишь шутки его больного подсознания, знает, что сейчас на самом деле спит, но из мира Намджуна выбраться не может и зачем-то даже скрещивает пальцы в карманах и совсем вскользь, но просит, чтобы этого парнишку-водителя сейчас откачали. Когда у Намджуна в реанимации снова начинает биться сердце, Юнги проваливается куда-то вниз и не то летит через темноту, не то просто в происходящем тонет, а затем открывает глаза и резко садится на собственной кровати, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.
"Ты рано проснулся", − пишет Намджун, который находится онлайн в любой момент, в который Юнги решает открыть ноутбук, и Юнги с каким-то болезненным чувством, которое никак не может понять, осознаёт, что ему интересны не просто чужие жизни − интересна жизнь именно Намджуна, только вот Юнги всё ещё не готов спрашивать об этом напрямую, а Намджун вряд ли готов рассказывать. Другое объяснение своему повторяющемуся сну Юнги попросту не может найти.
Их ничего не связывает, кроме двух недель весьма поверхностного знакомства, пары разговоров о работе и сутками открытых окошек скайпа, пусть они ни разу не разговаривали дольше, чем длится любимый альбом Кени Уэста, который Юнги в последнее время гоняет по кругу почти что без перерыва.
Юнги всё ещё не о чем разговаривать с Намджуном, который отвечает по-прежнему только на задаваемые вопросы, не даёт никаких советов и обычно никогда не начинает диалог первым, и на это "ты рано" Юнги смотрит с лёгким недоумением, но всё же отвечает что-то абстрактное и уходит на кухню, а когда возвращается с тарелкой бутербродов и чашкой кофе, Намджун начинает что-то писать, а потом отключается, так и не успев отправить сообщение.


Когда Юнги открывает дверь перед стоящим на пороге Чонгуком − это первый раз за последнее время, когда из них двоих именно Чонгук больше походит на зомби, чем на человека, и кажется, вот-вот готовится если не умирать, то хотя бы падать в обморок. У Чонгука мешки под глазами и лицо сливается с бледно-серым пиджаком, который застегнут через одну пуговицу.
− Пустишь, хён? − Чонгук слабо улыбается и говорит, что даже может приготовить ужин, если нужно, а ещё что-то про то, что до своего дома добраться у него просто нет сил, когда Юнги почти за шиворот затаскивает его на кухню, усаживает за стол и лезет в холодильник.
− У нас проверки на работе всю неделю. Я не помню, когда был дома, а Тэхён сказал, что не может меня забрать.
Юнги слушает его вполуха и думает скорее о том, хватит ли оставшегося риса хотя бы на две порции, потому что судя по виду, Чонгук не просто не ночевал дома несколько дней, но и не ел столько же.
Чонгук растекается по столешнице и всё ещё пытается что-то рассказывать, когда Юнги разбивает на сковороду пару яиц и крошит туда последнюю сосиску, а потом называет Юнги странным, но для них обоих это не то, чтобы новость.
− Почему?
− Потому что на себя плюёшь, а обо мне заботишься.
Слова Чонгука врезаются в подсознание гораздо сильнее, чем сам Юнги того хочет, и пока яичница брызжет маслом под закрытой крышкой, Юнги зачем-то вспоминает своё с Чонгуком знакомство и понимает, что согласился тогда остановиться у него на пару недель скорее от безысходности и отсутствия других вариантов, чем из-за того, что какой-то там донсен Сокджина вызывал у него доверие. Чонгук встречает его на пороге в одних пижамных штанах и даже не спрашивает имени, просто машет рукой в сторону свободной комнаты на втором этаже и говорит, где можно взять полотенце. Юнги не думает, что это странно, он не думает вообще ни о чём и просто оставляет деньги на тумбочке, когда находит себе подходящую квартиру и съезжает, за все две недели поговорив с Чонгуком от силы три раза. А потом Чонгук находит его сам, и Юнги сам до конца не осознаёт, почему впускает его в свою квартиру и жизнь и разрешает называть его хёном, только вот Чонгук уже тогда умеет мешать пиво с соджу в идеальных пропорциях.
Юнги ловит себя на мысли, что думает о том, умеет ли пить Намджун.
− У тебя яичница там горит.
− Не нравится − не ешь, − отзывается Юнги почему-то зло, но Чонгук только послушно придвигает к себе тарелку и наливает лужицу кетчупа на самый край.
− Спасибо. Нальёшь потом кофе?
Юнги кивает и тянется к чайнику, но замирает на полпути, странно усмехается и запускает пальцы в волосы на макушке.
− Налей сам, мне нужно кое что сделать. Спать будешь на диване, полотенце в шкафчике под раковиной, и можешь даже взять какую-нибудь из моих футболок, только не трогай меня какое-то время, усёк?
Чонгук знает, как ведёт себя Юнги, когда уходит в работу, а сам Юнги, включая по очереди каждый из своих трёх ноутбуков, вдруг понимает, что в последнее время слишком часто думает о несвойственных ему вещах, и надеется на то, что Чонгуку всё ещё нужна его говорящая кофеварка, потому что ему нужно отвлечься.
Намджун в сети так и не появляется.

Юнги не знает, сколько времени проводит перед мониторами, прописывая в коде сотни вариантов и способов обхода контроля доступа, а когда наконец отрывается, реальность перед глазами плывет и кажется слишком яркой, и Юнги не просто не может понять, который час − он понятия не имеет, какой сейчас день и время суток. У Юнги гудит голова и болят глаза, а Чонгук обнаруживается на кухне, и непонятно, пришел ли он снова или не уходил вовсе, но его присутствие оказывается кстати.
Юнги с порога кидает в руки Чонгуку флешку и даже не заморачивается инструкциями − Чонгук не глупый, сам всё поймёт.
− Вали спать, − Чонгук зачем-то придерживает Юнги за плечо, пока тот жадно пьёт воду из графина, а потом говорит что-то про приготовленную еду и даже заботливо накидывает на Юнги плед, когда тот падает на кровать лицом в подушку.
− Свалил, − зачем-то отчитывается Юнги. − Отзвонись потом, хочу узнать, получилось ли.
Чонгук только похлопывает Юнги между лопаток, давая понять, что он всё понял, а потом чем-то громыхает рядом, будто бы пытается хоть немного, но разобрать бардак в комнате. Юнги, не терпящий любого вмешательства в своё личное, и уж тем более рабочее пространство, только зарывается глубже под плед, не в силах сказать хоть слово, но уснуть почему-то не может даже тогда, когда Чонгук закрывает за собой входную дверь. Юнги в очередной раз теряет счёт времени и своим попыткам заснуть, и даже пробует ввести себя в транс, бесконечно повторяя, какими тяжелыми и тёплыми становятся его руки и ноги, но вместо этого чувствует только тяжёлые мысли, которые вдруг прерывает дребезжащий на полу возле кровати мобильник.
Юнги не хочет знать, кому и зачем нужен именно сейчас, но одним звонком дело не ограничивается, и телефон звонит и отвратительно громко вибрирует с десяток раз подряд, и когда Юнги наконец решает до него дотянуться, эту тяжесть, которую пытался навести на себя трансом, наконец чувствует.
Из динамика слышен голос Хёсана, который совершенно будничным тоном сообщает, что в план действий Юнги необходимо внести изменения, потому что взломанного сервера ему вдруг оказывается недостаточно. Хёсан говорит что-то про удвоенную оплату и вроде бы даже извиняется, а у Юнги нет сил даже держать телефон, поэтому он просто кладёт его на подушку рядом с ухом, тяжело вздыхает и говорит:
− Хёсан, а Хёсан. Просто катись к чёрту.

Юнги просыпается ближе к вечеру следующего дня, и первая мысль, которая сформировывается в его заторможенном сознании − появился ли онлайн Намджун. Вторая − кто этот Намджун такой, чтобы Юнги так часто о нём думал, но в конечном итоге у него получается найти этому не совсем правдивое, но всё же объяснение, и когда он разворачивает окошко скайпа, надеется только на то, что после того, как он, сонный и злой, послал Хёсана к чёртовой матери, тот позвонил и Намджуну тоже.
Намджун пишет тут же, извиняется за то, что в прошлый раз так внезапно отключился, и Юнги на секунду кажется, что Намджун действительно рад его видеть − в его сообщениях по-прежнему нет ни смайликов, ни каких-то эмоционально окрашенных выражений, но речь становится чуть более неформальной, чем раньше. А потом Намджун называет Юнги хёном и шутит так откровенно криво и не к месту, что это совершенно точно является показателем, и самому Юнги совсем не хочется спрашивать про Хёсана, чтобы не терять эту атмосферу их первого более-менее связного диалога. Юнги решает, что обязательно подумает об этом позже, потому что Намджун спрашивает, чем он занимался эти пару дней, и совершенно обычные слова ставят Юнги в тупик, из которого нет ни единого шанса выбраться. Юнги идёт к холодильнику, который вместо привычной пустоты и банками с пивом в дверце встречает его контейнерами с едой, и Юнги долго смотрит на тарелку с курицей, стоящей на самом виду, пока не вспоминает, что у Чонгука иногда весьма своеобразное выражение благодарности. Хотя готовка − это скорее к Сокджину, но Юнги выбирать не приходится.
Когда Юнги возвращается с пивом и тарелкой курицы, Намджун просит Юнги рассказать ему что-нибудь о себе, а сам Юнги не слышал этого вопроса уже так давно, что на секунду задумывается о том, почему бы и нет, только вот сам понимает, что пока ещё не готов. Но вместо категоричного "забудь об этом" говорит, что обязательно расскажет как-нибудь позже, а потом, сам не зная, зачем, просит у Намджуна его фотографию, прикрываясь чем-то в духе "мне же надо знать, с кем я работаю".
В обычных случаях Юнги совершенно всё равно, как выглядит его собеседник, как его зовут и какие у него интересы.
В обычных случаях слова Юнги никогда не звучат, как глупое оправдание нашкодившей малолетки.
Однако Намджун всё равно скидывает какой-то файл, и Юнги принимает его, сам не зная, что и зачем он делает.
У Намджуна сожжённые краской волосы, которые даже на фотографии выглядят жёсткими, дурацкая какая-то улыбка и ямочки на щеках. У Намджуна в руке чупа-чупс, а в улице позади него Юнги узнаёт Сеул. На фотографии внизу стоит дата − сентябрь прошлого года − и Юнги ненавидит фотоаппараты, которые этими числами портят удачные кадры.
Намджун присылает очередное сообщение, но Юнги игнорирует жёлтую точечку возле иконки свёрнутого скайпа на панели задач, смотрит на Намджуна, который выглядит на снимке совершенно счастливым, и не знает, что делать с застрявшей в голове мыслью о том, что они чисто в теории, но могут встретиться.

Намджун перескакивает на другую тему так быстро, что Юнги за ним не успевает угнаться, хотя он даже не пытается. В конце концов, потом можно просто будет перечитать переписку, а монолог Намджуна вряд ли требует каких-то немедленных и осмысленных ответов. Намджун пишет долго, и кажется, в его сообщении больше слов, чем он сказал за всё время до. Пишет про шутливо возмущающегося Хёсана, про то, что теперь от Юнги требуется чуть больше времени и усилий, и что он всё ещё может отказаться, а Юнги видит в этих словах издевку и понимает, что скорее всего Намджун Хёсана цитирует.
Юнги перечитывает текст сообщения несколько раз и начинает думать, что над ним на самом деле издеваются, потому что вместо работы, для которой нужен только ноутбук, интернет и знание компьютерного языка, Хёсан предлагает ему прогуляться до одной из частных клиник, сервер которой изначально и нужно было взломать, влезть в компьютер конкретного врача и скопировать какие-то интересующие его данные. Юнги чувствует, что начинает раздражаться, тянется к телефону и набирает Хёсана, чтобы сказать, что это не входило в первоначальный план, и что Юнги не вор, а просто взломщик, но Хёсан поступает так, как сам Юнги в их прошлую беседу − посылает к чёрту и кладёт трубку, пожелав перед этим приятного вечера.
Юнги сгрызает ноготь под корень, пытаясь решить, с чего ему лучше начать и в какую сторону думать, но Намджун соображает быстрее и скидывает одним файлом сведения о том враче, которым так интересуется Хёсан.
“Он психиатр”,− добавляет после, и для Юнги это оказывается самой главной информацией. − “Можешь сходить к нему и пожаловаться на плохой сон. Хотя я всё ещё думаю, что у нас может получиться взломать его компьютер удалённо”.
Юнги кивает в ответ, как будто бы Намджун может это увидеть, а потом цепляется взглядом за это “мы” и думает, будет ли нормальным вместо плохого сна пожаловаться на то, что испытывает дурацкую, но вполне осознанную симпатию к первому новому за последние несколько лет человеку в своём окружении.

продолжение в комментариях

@музыка: Think Up Anger ft Malia J – Smells Like Teen Spirit

@темы: фанфики, is love, Кей вернулся, дарующий поп!, Секта свидетелей голого живота Топа

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Поймал себя на мысли что мне не то, чтобы вообще не о чем писать, просто я потерялся в ирловой жизни (не скажу, что я от этого в восторге, но и неприятным не назову тоже). Если об актуальном, то у меня ёбаное днище дома, и я без пяти минут готов сорваться туда, чтобы решить проблемы, на которые у моего семейства не хватает наглости и сил; цикл психиатрии, который охуенный от и до, даже несмотря на препода, стиль которого заключается во фразе "стендап и неуместные сексуальные шуточки", но просто это первый цикл, где мне действительно интересно, и вместо фичков на ночь я читаю учебники, которых нагрёб себе чёртову тонну.
Об актуальном - это когда плюшка-интерн все с той же кафедры в лицо говорит тебе, что в психиатрию здоровые_тм люди не идут, а только те, у которых есть какие-то проблемы, но они по каким-то причинам не желают их решать, и я на интуитивном уровне чувствую, что он прав, но задумываться пока не хочу.
Об актуальном - это два дедлайна на фестики, два дедлайна с моим прекрасным соавтором который все еще дилер, и ты понимаешь, что ГСПД ДА НАГРЁБ БЫ ЕЩЁ ШТУК ДЕСЯТЬ ВСЯКИХ ФЕСТОВ ЕСЛИ БЫ ТОЛЬКО МОЖНО БЫЛО БЫ
хотя кого_ебет_фест мы все равно проебли
думаю о том, что так комфортно в соавторстве с кем-то я давно не чувствовал, и дело не только в общем настроении-взглядах-понимании, а просто фиг знает, в чём. И где-то тут всё ещё плачет наше ненаписанное миди про Киду, Рё и Изаю, замешанное на желании контролировать_тм и на сладковатом горячем дыме от выкуренного косяка, хотя в голове до сих пор улыбка Изаи, в руках которого простой сникерс и фраза "у меня есть то, что тебе больше всего сейчас нужно".
Об актуальном - это когда "ДОНХЁК У НАС НАМДЖУН СТЫНЕТ", а потом двухчасовой разговор о чём угодно, но только не о фике. Это когда - вот знаю, что так и будет просто - за неделю докрафтим сразу оба фичка и будем в процессе орать как твари просто, потому что ГОСПОДИ НУ КАК ТАК ВАЩЕ
Когда-нибудь про нас с донхёком будут говорить, что "оооо, это те самые челы, которые ебанулись в край и написали сотню бантаньих аушек в рамках реального мира", хотя мы оба согласны, что просто ебанулись, но тем не менее аушек скрафтили уже минимум больше десяти
ОДНУ НАПИСАЛИ ДАЖЕ
и это чуть ли не первый текст, за который я готов любить нас обоих вечно
но коротко о

- донхёк, надо решить про намджуна
- надо
*решают*
- я тут вспомнил пидрил из школы
- АААА ЧОНСОК ПИДРИЛЫ ВИДЕВЫ СТАДИИ ДНА ХАКЁННИ

мы классные : D

---

сорри нот сорри

ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОГО НОЯБРЯ 2014 ГОДА В ПОЛНОЧЬ РОВНО ВРЕМЯ КОГДА ВСЁ НАЧАЛО ИДТИ В ЕБЕНЯ ©
Просто фраза, идеально описывающая последние полгода. На самом деле, для меня это началось чуть раньше, в утренней пробке 23 ноября, когда я задумался о том и об этом, словил сомнительное вдохновение и придумал что-то. Случайным совсем образом, просто немного мыслей отп, рандомный персонаж, взятый просто с потолка, и здравствуй, новый фик, пейринг, который я зашипперил в рамках этого же фика, и ЗДРАВСТВУЙ ЛЮБОВЬ К ТОМУ САМОМУ РАНДОМНОМУ ПЕРСОНАЖУ КОТОРЫЙ ОКАЗАЛСЯ ДОНХЁКОМ
и может быть, я бы и перегорел, но я рассказал об этом моему прекрасному соавтору ( ), и вот тогда точно уже "двадцать четвертое ноября 2014 года в полночь ровно", потому что он сказал АДАВАЙ НАПИШЕМ
и все.
Здравствуй, мой эпично-возбуждённый пересказ идеи прямой цитаткой из контактика в гуглодоке, здравствуйте, оры во время написания, оры во время обсуждения, ЗДРАВСТВУЙ ДОНХЁК, здравствуйте, 29к слов (как вообще так получилось, КОГДА), полных донхёка, пидрил и рандомных вбросов за рандомные отп. Здравствуйте, охуенные арты лккн и прекрасный юнги-фэйс, который ещё и "маленький юнги для личных нужд", дедлайн, который вообще был спокойным на этот раз и Я ПИШУ А Я РИСУЮ ЩА ВСЕ БУДЕТ.
Но самое клёвое даже не в том, что мы пошли с этим фиком на сх, и даже не в том, что там чутка додали прекрасного фидбека и любви к донхёку, а в том, что оно вышло даже круче, чем я представлял.
И вот сейчас я сижу и пытаюсь понять, что во всей ситуации является самым страшным. То, что у фика с названием прстгспд "гейская феечка" может возникнуть сиквел-сайдстори "why kidoh why", то, что в фике есть эпилог эпилога, или же то, что я хочу ещё.
МНЕ МАЛО И Я ХОЧУ ЕЩЁ
Донхёк
Лккн

ссылка

@темы: фанфики, is love, Кей вернулся, дарующий поп!, Секта свидетелей голого живота Топа

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Почему-то вспомнил школьное время и то, как на вопрос, смутное содержание которого заключается в том, что главное в жизни, я ответил, что это признание.
У каждого более-менее творческого человека есть определённые желания и амбиции. Допустим, ты фикрайтер. Ты пишешь фички по какому-нибудь фэндому, но хочешь ведь не простого обмазывания лайками собственных работ, а хочешь, чтобы тебя ценили как автора. Чтобы заметили стиль, идею, поняли хотя бы немного то, что для тебя самого значат те или иные переживания героев в тексте.
Когда пару дней назад я совершенно случайно сломался о драббл одного юзернейма, которого я очень уважаю как автора, на самом-то деле, я не выдержал и орнул об этом в твиттере, хоть это было странно и в какой-то степени неловко. Примерно в тот момент я понял, как это круто, когда про твои фики орут люди, которых ты даже не знаешь, или с которыми пересекался всего полтора раза.
А сейчас я думаю еще и о том, что когда ты сидишь, занимаешься какими-то своими делами и решаешь вдруг, что почему бы и нет, и пишешь что-нибудь настроенческое, скомканное немного и образно-неопределённое, чтобы отвлечь какого-нибудь человека от проблем-дел-настроений, пишешь быстро и на одном дыхании, практически не перечитывая на предмет корявости после, а тебе говорят, что ломаются просто об этот отрывок-недоисторию - это не менее охуенно, чем первое.

@настроение: Our Last Night – Same Old War

@темы: образно и внезапно

---

Мне снятся странные сны.
Два дня назад мне приснилось, что у одного моего друга находят какое-то генетическое заболевание. Оно жить не мешает нисколько, в общем-то, и здоровью не вредит, но если оно выявляется, тот человек автоматически считается дефектным и ненужным для общества. Ведется жесткий контроль, и у носителей этого неправильного гена после его выявления есть неделя на то, чтобы пожить еще чуть-чуть, а потом только один путь - эвтаназия. Понятия не имею, почему там было все так устроено. Но ему было двадцать четыре - двадцать пять через две недели, и выявляется этот ген в ходе какой-то случайной проверки. Мы сидим у меня в общаге, я держу его за руку, а его мать, которую я не видел ни разу, тоже в моей комнате, стоит рядом и гладит его по голове с лёгкой улыбкой, говоря "так надо, сын"
А потом я вижу его на кушетке в какой-то маленькой комнате, стою за стеклом и наблюдаю за тем, как врач набирает в шприц препарат, и все это точно так же как в каком-то фильме дебильном, который я смотрел этой зимой, пока ехал в автобусе, только конец не был таким хорошим. Я проснулся в слезах через два часа после будильника и не пошел на пары, а потом думал, что это всё так странно было. Почему в слезах - я так и не понял тоже, но мне жутко хотелось поговорить с этим другом сегодня немного дольше, чем обычно, когда он зашел сегодня в гости.
Хорошая фантазия и живое воображение позволяет писать фики так, что ты чувствуешь то, что пишешь, позволяет заниматься чем-то творческим, но убивает тебя ночами. Примерно поэтому я иногда просто боюсь ложиться спать.

@темы: самовнушение - лучшее лекарство

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Пока я ходил на дежурства, делал там ночники из геймпадов, учился управлять Вёрджилом Вергилием и играл в тазбол, коварный  can i call you Mr.Choi взял и сунул мне флешмоб, суть которого заключается в сообщении десяти фактов о себе на любую тематику, которую потребуют в комментариях.
стартуем, что ли

Про лефтик и борду от  Woogie
Итак, пралефтик
1) мой первый раз шутер про зомбей. Началось всё с того, что я как-то завалился к одногруппнику домой, а он сидит играется. Я посмотрел, сказал, что оно круто, поигрался немного, а потом благополучно о нём за был
2) месяца через четыре мне его принесли снова, я поиграл, а потом, когда чел посмотрел, как он идет на моём компе, который больше напоминал калькулятор с клавиатурой, сказал "прости, что я тебе это принёс", потому что с той игрой я просто сидел и жрал кактус
3) сперва прошел вторую часть, потом первую. впрочем, зная меня, это совсем неудивительно
4) играю всегда за Эллиса, и у меня жутко полыхает, если я - не он, или хотя бы не Ник. В первой части гуляю за Фрэнсиса, ибо прекрасен тоже
5) на свою первую фб ходил именно за лефтик, и это было целиком и полностью прекрасное время
6) из-за лефтика, лицензию которого мне подарили, я намутил себе стим
7) совершенно случайно упоролся в слеш по неллису, заимел хуйпиццот фанонов и ничего не мог поделать настолько, что писал по ним на фб почти безудержно
8) заимел не меньшее количество фанонов про хантера и даже начал рисовать какой-то комикс про, но всё это прохерилось на стадии трех-четырех листов, причем прохерилось в прямом смысле этого слова - я их потерял
9) топор ванлов <3
10) несмотря на то, что проходил его раз миллион, все равно нежно и трепетно люблю

А теперь за борду
1) емнип, вторую борду мне подарил лук, первую - бывший братюни, и только пресиквел я честно купил себе сам и потом жил впроголодь
2) когда мне принесли борду, я очень долго и подозрительно смотрел на графику, но потом упороло только так, что в сюжет, что во внешний вид
3) с пресиквелом отношения складываются из рук вон плохо по разным причинам, но в основном - из-за постоянных глюков. у меня полыхает так, что я могу просто летать на пуканной тяге
4) каноничный пресиквельный фемслеш просто ванлов, и я залип на Джейни, как только её увидел
5) персонаж второй борды - Экстон - был выбран вообще случайно. ну как случайно, мне было впадлу возиться, и играл за первого подвернувшегося, но в процессе выяснил, что перс мой от и до просто, что по навыкам, что по характеру. был выперт из армейки за то, что много орал, выёбывался и дебоширил, ну
6) наш коопчик на четверых - это восхитительно упорото и прекрасно
7) наиграл 199 часов КОГДА УСПЕЛ НА ЧТО Я ТРАЧУ СВОЮ ЖИЗНЬ
8) даже тут словил гейский отп Экстон/Зер0, заимел миллион фанонов и страдаю
9) фанонов на Зыру отдельно я заимел не меньше
10) Зыра. datt ass

про капоп, медицину и Донхёка от  your little Desert Eagle
сперва я прочёл "капоп как твоя предполагаемая профессия"
так вот, за капоп
1) случился со мной внезапно с простого "на кусок, тебе понравится, просто забей и читай как оридж", а я имел глупость попросить фик целиком и начать спрашивать, кто все эти люди. как ни странно, ни о чём не жалею
2) пару раз не дал мне сдохнуть, когда было совсем паршиво, когда рвало в разные стороны и ломало под корень. тогда я слился в мир фичков, где все было хорошо или не очень, и думал не о себе, а жил жизнями описываемых людей
3) писал одногруппнику в ночи по смс яойный жытопный рейтинг, после чего тот пришел ко мне с ножом и минут десять стоял над кроватью, пока я "ща, ты погодь, там чуть-чуть осталось"
4) этот самый одногруппник торчит мне рисунок жыгона третий год как
5) вся моя группа знает, кто такой жыдрэгон, бревнотоп и сладенький, причём не просто знают, а узнают их в лицо. один из ребят даже пронзил два моих отп
6) ГИРИБОЙ ПОРУГАЛСЯ С ИРОНИ И ПОСЕДЕЛ, или с чуваков, которых мне подсунули на шмзм меня ломает жестоко и просто беспощадно. Как и еще с десятка капопных айдолов и не очень И С ДОНХЁКА
7) полгода, наверное, держался и говорил, что мне не интересно - хотя действительно так и было - и ноги моей в ваших корейцах не будет
8) сперва думал, что не смогу писать капопные фички, потому что считал, что не очень смогу в рпс. в итоге пишу дохуя и по всем, и 114 страниц текста без учёта недописанного миди про Донхёка ДОНХЁООООООК <3 смотрят на меня, как на пиздабола xD
9) безумно уважаю Квон Чиёна, даже писал, что если и быть чьим-то фанатом, то его. потому что это - человек океан, человек, который сам себя сделал и держит на должном уровне, человек, который делает всё из ничего, и эта сила характера и стремлений - просто охуительно. если момент, когда меня отпустит, всё же случится, жыгона я буду уважать вечно. я хотел бы на него равняться, если бы смог
10) оказывается, что умею ломать людей фичкаме <3
11) ЗНАЮ ЧТО ЗАЕБАЛ НО МОГУ ГОВОРИТЬ ЗА КАПОП ВЕЧНО ибо много, очень много всего

за медицину
1) направление выбрал совершенно случайно, когда был маленьким (середина девятого класса или что-то около того), сидел в наруто-фэндоме и задумал крутой фик, который прохерил на стадии первой главы и идеи. чтобы нарыть что для фика, читал много докладов и научных статей по наркологии, токсикологии и психиатрии. половину не понимал, но упорно продолжал, разбирался и вкуривал. а когда отвалился от этого, понял, что мне нравится так, что мне даже не ок, и где-то там я и решил стать психиатром. самый прикол, что я на четвертом курсе, а психиатрии у нас еще не было, но я ее трепетно жду
2) я люблю свою страну, но ненавижу государство. в том смысле, что были предметы, которые действительно были интересны и нравились, но отношение к ним портилось из-за стремных преподавателей. мне нравится учиться, но я терпеть не могу свой универ
3) писать истории болезни сперва бесило жутко, потом проникся, и нравится. сидишь такой, разбираешь эльфийские рукописи, болтаешь с пациентами, которые меня внезапно любят, пишешь себе в тетрадочку, а потом ночами крафтишь историю. ну и иногда фэйспалмишь с дебилизма некоторых людей, потому что недавно я курировал больного, который по синьке прыгнул головой в снег и сломал два шейных позвонка, и теперь останется почти парализованным на всю жизнь. это смешно, но грустно
4) все врачи очень циничны, и это ни черта не байки, как я раньше думал. даже когда ты студент, у тебя в голове перемыкает что-то на этот счёт курсе еще на втором. когда я рассказываю маман про вскрытия, на которых был, или просто про что-то интересное, она спрашивает у меня "ну как так, тебе совсем их не жалко, что ли?", а ты сидишь и понимаешь, что нет, не очень. а потом на тебя смотрят, как на уёбка, потому что как так
5) работа врача - дофига неблагодарный труд, и дело даже не в деньгах, которые не платят почти совсем
6) смотреть на вскрытия - интересно и ни капли не стрёмно. тем же студентам чаще плохеет при виде полостных операций, при виде родов или же банальной ерунде типа вскрытия гнойника под местной анестезией. когда мы были на хирургии, вскрывали такой на лопатке маленькой девочке лет шести, ей вроде как не должно было быть больно, но она орала и плакала. у нас поплохело двоим
7) иногда я все еще думаю об околомедцинской книге, которую я никогда не напишу
8) у меня есть две двоюродных сестры, одна, младшенькая, логист, вторая - гинеколог. младшая три года живет в швеции и летает на выходных в париж гулять и в австрию - кататься на лыжах. старшая сидит в мухосранске, и их зарплаты сравнивать, я думаю, даже не стоит. когда я думаю об этом, у меня полыхает и возникают мысли, на что я буду потом жить вообще, но тут уже ничего не поделаешь
9) понятия не имею, как я закрою эту сессию, но я должен и всё такое. потому что в следующем году - психиатрия
10) у меня очень брутальный хиркостюм: синие штаны и йозовый халат в узор из сердечек и хэллоу китти
11) я только сегодня собачился по этому поводу с отцом. про то, что эвтаназия - это негуманно и всё такое. 95 процентов из тех, кому я об этом говорил, считают меня тем еще аморальным хуйлом, потому что я за. тут может быть подробное объяснение, почему за, и почему я считаю это более гуманным, и если кому интересно, я могу вбросить своё мнение по этому поводу и сюда.

ПРО ДОНХЁКА
1) он случился со мной вместе с днх, вслед за иллевном, и что-то после их совместного pornstar я зашипперил их окончательно и бесповоротно, плюсом к этому имею дичайший недофанон, как Донхёк лапает Икчже за коленочки. я ничего не могу с этим поделать. простите (с)
2) когда я его услышал, первой моей мыслью было "чо за стремный голос и почему мне так нравится"
3) есть целая кулстори про то, как я сделал донхёка одним из персонажей фика, который тогда еще был только в задумке, причем впихнул его туда совершенно случайно, просто потому, что первый пришел на ум, а в итоге мы его ВОЗЛЮБИЛИ и скрафтили левое отп в рамках фика
4) прически Донхёка заставляют меня орать и ржать, как буйнопомешанный
5) я подписан в хипстаграме на него и его тянку, но все равно считаю, что он пидр, гейская феечка и лапает Иллевна за коленочки
6) поломался о Донхёка сам и поломал принцессу Айрони, которая всё еще супремебои, потому что все мы иногда Донхёк
7) в одном лайве на "out of my mind", который песня Кидоха, у Донхёка есть фраза "fuck it", которая вместе с соответствующим жестом заставляет меня орать в буквальном смысле этого слова
8) мой ник в хипстаграме, который заканчивается на boi - своеобразное спасибо вышеупомянутому упорышу
9) почему мы упоролись этим придурком, никто не знает и понять не может, даже мы
10) МЫ ОЧЕНЬ ЛЮБИМ ДОНХЁКА
ДОНХЁООООООООК <3


Любовь, котейки, Гирибой от  can i call you Mr.Choi

Любовь
1) В одной песне есть строчка "я люблю тебя не за то, кто ты, я люблю тебя за то, кто я с тобой", и я соглашаюсь и протестую одновременно
2) Не умею красиво говорить о любви, если это не какие-то полупьяные настроенческие рассуждения в фанфиках. Хотя в том, что там оно получается красиво, я тоже, в общем-то, не уверен
3) На самом деле, очень быстро влюбляюсь, причем делаю это так, что можно описать фразой "с головой". Быстро, ярко и сильно, но, что странно, как мне говорили, странно для такой импульсивности - прочно и насовсем.
4) Смотрю с сомнением на некоторых своих друзей, потому что сейчас они любят одного, а через месяц - другого. В такие чувства я не понимаю и не верю, потому что это симпатия, но не любовь
5) Моя любовь, как чувство, иногда бывает очень странной, а еще "ты мне нужен больше, чем я нужен сам себе"
6) За тех, кого люблю, готов делать в разы больше, чем для себя
7) "Любовь живёт три года" - нам напиздели, котики, расходимся
8) Жутко романтичный время от времени, хотя представления о романтике у меня иногда тоже странное.
9) В порыве самокопаний иногда прихожу к вопросу, за что меня любят люди, но ответ, который меня устроил бы, не то, чтобы совсем нашел
10) Когда был мелкий, у нас с братюней была одна на двоих позиция, что "никогда не полюблю", и это прекрасно, что я тогда ошибся

котейки
1) Очень люблю кошек, и я не знаю, кто именно сейчас во мне говорит - сильный и независимый доки с двумя котейками цинк или кто еще, но котейки ванлов - факт
2) Когда был мелкий, ходил на выступление Куклачёва с котейками, и б-же, это было прекрасно. Унёс с того мероприятия мешок детского восторга и книгу с автографом, подписанную лично мне
3) С некоторый историй этой книги натурально ревел - одну до сих пор помню.
4) У меня было три кота и кошка, и с последним из котов у меня была очень странная любовь - он был тем еще засранцем по характеру, кусал-царапал меня просто в мясо и ссал братюне в кеды, но я все равно его любил.
5) Из-за этого котейки уходил из дома, когда его выкинул отчим, а через месяц я нашел его - облезлого и худого - и принес обратно. собственно, тогда его выгнали опять, а я ушел сам
6) У меня все руки в шрамах от котейных царапин, но их уже почти не видно
7) Испытываю определённую слабость к коту Шредингера
8) Катал котейку в игрушечной коляске, предварительно запеленав. Мне было весело, коту не очень
9) Одно время на полном серьезе хотел назвать какого-нибудь будущего кота Пармезан. Не спрашивайте, почему, я сам не знаю
10) У меня есть игрушка, которая по идее котик, но на деле.. милый монстрокотик

Хон Шиён
1) ТЫ Ж БЛЯДЬ ГИРИБОЙ
2) Случился со мной во время просмотра шмзм, и просто "что это за милый кусок дорка и почему он такой классный". Причем упороло сперва во внешность-поведение, и только потом - в музыку
3) Сперва читка Шиёна казалась странной, потому что я в принципе лучше воспринимаю что-то относительно резкое и быстрое, но потом что-то пошло не так. Читка Шиёна, ты офигенная
4) Когда смотрел шмзм, думал, что то, что он там выдаёт - немного не его формат. Просто было странное чувство, что он пробует себя в таких стилях, которые ему самому не то, чтобы очень симпатичны
5) Хон Шиён - один сплошной кинк, и я все еще помню, как кончился с фотографии курящего Шиёна, потому что там всё и сразу: и сигарета, и эти пальцы, и очки, и совершенно восхитительные губы форма его верхней губы не дает мне спать, но позволяет писать в голове порнушку
6) Гирибля и fuckgrboy
7) Ощущаю себя в категории гирироновых авторов, хотя имею всего три фика-три драббла, немного инпроцессного и парочку идей
8) Люблю ломать людей Гирибоем - это так прекрасно, в самом деле
9) Говорил уже, что лайкаю его внешность, хотя если так посмотреть - это странно. Я нахожу его очень красивым, хотя он худой и угловатый, со своими кривыми улыбочками, огромными очками, да и вообще какой-то странный и дорковый даже его волосатые ноги вообще нахожу очаровательными, а это совсем из разряда "ну бля"
10) Думаю, что меня никогда не отпустит, но внезапно не имею ничего против. fuckgrboy, придурочный рыцарь прекрасной принцессы Айони

@темы: флэшмоб

---

Когда читаешь кучу работ подряд одного и того же автора - заходишь просто на фикбук, открываешь профиль и читаешь - подмечаешь некоторые обороты-фразочки, проскальзывающие из одного текста в другой. Подряд они не идут, но текстов через пять-шесть встречаются. Что грустно - это не единичный случай. Если брать какой-то один фичок, то оно и незаметно совсем, а если отслеживать, то в глаза бросается. И черт знает, что это значит - исписался ли ты или просто подцепил какой-то шаблон, который никак не хочет исчезать.
У кого-то это диван в гостиной, скрипящий под весом двух тел, у меня же - часы, показывающие половину третьего ночи. Я понятия не имею, откуда я взял эти часы и время и зачем это сделал вообще, но это очень и очень грустно, да и бесит порядком.
Много мыслей, которые никак не хотят собираться во что-то целое.
Много текстов, которые вряд ли когда будут написаны.
Я бы сейчас перечитал пару своих более-менее удавшихся фичков на предмет чего-нибудь, но что-то сейчас то самое время, когда блюёшь с собственных текстов. Не могу стоять на месте, хочу развиваться.
Пойду дочитывать "заводной апельсин"

@музыка: Girugamesh – Aimai na Mikaku

@темы: самовнушение - лучшее лекарство

---

IRON х Giriboy

Наверное, все дело в том, что на улице пасмурно и холодно жутко, а еще немного в том, что как-то не очень давно я немного поломался о Гирибоя. Потому что он хороший, панамки у него дурацкие и очки на пол-лица, а еще он губы облизывает кончиком языка и улыбается постоянно. Вместе с Гирибоем мне подсунули и Айрона, и так получилось, что о гириронов я поломался тоже, хотя ни черта об этих людях, в общем-то, и не знаю, и нету у меня ничего, кроме двух драбблов и мыслей о том, что они придурки, у которых все обязательно будет хорошо, просто потому, что так надо.
Когда-нибудь я напишу что-нибудь еще и может быть даже соберу из всех этих непонятных драбблов какой-нибудь настроенческий цикл, но это потом. А пока Хончоль смотрит на Гирибоя с каким-то болезненным обожанием и говорит постоянно, то что хён его - придурок полный.

~700, Daenamhyup (DNH), AU

У Шиёна на левой ладони ожог от потушенной сигареты, которому уже без малого шесть лет. Хончоль рассматривает его лениво, сбрасывая пепел в открытое окно, и гладит шрамик кончиками замерзших пальцев, бесконечно повторяя, что Шиён придурок. Шиён смотрит искоса, улыбается одними уголками губ, но руку не отнимает. Курить Хон бросил уже давно, но придурком так и остался.
У Хончоля в шкафу - полка, специально отведенная под вещи Шиёна, и беспорядок там царит полнейший, и безразмерные футболки Хона, скомканные и вывернутые наизнанку, перемешиваются со старыми вещами самого Хончоля, в которых Шиён любит ходить по квартире. Шиён смотрит неодобрительно, поджимает губы и очень красноречиво молчит, когда в очередной раз обнаруживает облюбованные им потертые джинсы на прежнем владельце. Шиён ночует у него раза три-четыре в месяц, а вещи Хончоля не помещаются в шкаф, но на полупустую полку он не хочет ничего класть принципиально. В какой-то степени Хончоль тоже придурок.
У Шиёна совершенно непонятный характер, и Хончоль не успевает отслеживать все перемены в его настроении, и они ругаются каждый третий раз, когда ночуют вместе. Шиён озлобленно шипит из-за того, что у Хончоля снова закончился кофе, но пропускает мимо ушей действительно серьезные вещи. Хончоль думает, что они никогда не смогут ужиться вместе, но смотрит на Шиёна с болезненным обожанием. Тот думает так же и даже не стесняется об этом напоминать каждый раз, но приходит снова и снова, и каждый раз без предупреждения.
Шиён называет себя Гирибоем и пишет тексты втайне от всех, пытается читать рэп, но делает это только на кухне в квартире Хончоля. Хончоль прогуливает первую, а затем и вторую пару, лежа с утра в кровати и придумывая псевдоним и себе, и ближе к обеду говорит проснувшемуся наконец Шиёну, что он теперь Айрон. Шиён кивает, улыбается и облизывает кончиком языка губы, обещая, что рано или поздно они обязательно выступят вместе в каком-нибудь клубе, а Хончоль снова называет его придурком, но улыбается.
Шиён не появляется у Хончоля полтора месяца, потому что его ломает. Ломает жестко и сильно, и он чувствует себя пятнадцатилетним подростком, впервые столкнувшимся с несправедливостью мира. Шиёну обидно до темной мути перед глазами и покусанных губ, но он не может перестать прокручивать в голове раз за разом свои же слова.
В ответ на вопрос сестры Хончоля "а ты кто?" Шиён отвечает, что он просто друг. И это самое обидное, потому что Гирибой - просто чертов собственник. Но когда тебя застают в десять утра на кухне в домашних джинсах и потертой на локтях мешковатой рубашке, а кровать в доме одна, выбирать особо не приходится.
Хончоля ломает тоже, он злится и курит одну за одной, и в каком-то пьяном бреду замечает, что тушит сигарету о тыльную сторону ладони, и шрам останется такой же, как и у Гирибоя, только на другой руке.
По шее Шиёна можно изучать прикус Хончоля, который весь в таких же пятнах-отметинах, и это за последние полтора года стало настолько привычным и правильным, что когда последний синяк сходит, Хончоль бесится и хочет позвонить Шиёну, чтобы тот приехал и все исправил, но швыряет телефон на кровать и зажимает его подушкой. Хончоль слишком гордый. Когда Шиён всё же приходит, у него совсем свежие следы от зубов на предплечье, которые тот даже не прячет. Заворачивает рукава рубашки так, чтобы было видно половину начавшей синеть отметины, сидит напротив и словно специально Хончоля бесит.
У Хончоля тяжелая рука, а дверь за Шиёном захлопывается слишком громко, но Шиёну весело, потому что только он понимает, что Хончоль в действительности и не знает ни черта, но тоже хренов собственник, который не желает ничего слушать. Шиён объяснить и не пробует, но следующие три часа проводит на промерзшей лестничной площадке перед обшарпанной дверью, пару раз в час пытаясь вынести её с ноги.
Когда Хончоль наконец открывает, Шиён улыбается озлобленно, задирает рукав толстовки Хончоля и кусает за руку, больно, почти до слез и привкуса крови на собственном языке. Хончоль орёт что-то - Шиён не вслушивается - и замирает, когда Гирибой выставляет свою руку вперед и сравнивает отпечатки зубов. Это определенно должно что-то значить, но Хончоль понимает с трудом, однако наливающийся на его руке синяк действительно чем-то похож на синяк Шиёна.
Хончоль говорит, что Шиён его заебал. Гирибой отвечает тем же. Хончоль говорит, что они никогда не будут жить вместе. Шиён кивает. Хончоль наклоняет голову вбок, вздыхает как-то устало, смотрит себе под ноги и говорит, что полупустая полка в шкафу его заебала тоже, и чувствует себя сгустком идиотских противоречий. Шиён намёк понимает.

@темы: зарисовка, фанфики, Кей вернулся, дарующий поп!, fuckgrboy

---

BTS American Hustle Life: yoonmin edition

Чимини, ты солнышко. все было не совсем так, but who cares. сладкий чай в студию.

Boy in Luv
Фэндом: BTS
Пейринг: Мин Юнги/Пак Чимин
Рейтинг: PG-13
Размер: ~4750
Жанр: слэш, романтика, повседневность
Саммари: Юнги не нравятся девочки, Юнги нравится Чимин.

Читать дальше

На словах всё кажется очень простым − "просто врубим музыку и начнём танцевать".
Юнги поправляет кепку, делает подобие какого-то невероятно крутого жеста и немного напряжённо откидывается назад, удобно устраивая локти на спинке дивана, когда оператор говорит "окей", и камера отъезжает в сторону. Тэхён сразу же прикладывает ладони к пылающим щекам и мотает головой в разные стороны, ерошит волосы и бормочет что-то отдалённо похожее на "так непривычно". Сидящий слева Чонгук ещё как-то держится, хотя нервно хихикает время от времени, поглядывая на острые коленки Виктории, и обмахивается ладонью.
Желание повернуться к парням и подколоть про бушующие гормоны, неопытность и неумение общаться с девушками накатывает на Юнги с головой, но он вспоминает, что ему самому стало неловко, когда Виктория приобняла его за плечи, и сдерживается, прикусывая кончик языка. Образ крутого рэпера, к которому липнут девушки, стоит ему только посмотреть в их сторону, медленно сползает и растворяется в прохладном воздухе, каких-то одобрительных словах стаффа и смехе Чимина из противоположного угла комнаты. Юнги отчего-то чувствует себя школьником, который боится взять девочку, которая ему нравится, за руку.
В перерывах съемки клипа похожи на совершенно бедовую школьную вечеринку, но Юнги весело, и из головы постепенно улетучивается мысль, что он, Шуга, нервничает рядом с девушкой, которая даже не приходится ему нуной. Под боком Тэхён учит Викторию весьма сомнительному корейскому, и Юнги хмыкает, слыша неуверенное "Чимин придурок" с довольно милым американским акцентом.
Чимин, кружащий вокруг Рэпмона, о чем-то смутно догадывается, смотрит крайне неодобрительно, рассерженно сопит, но не может перестать улыбаться. Юнги пропускает момент, когда залипает на этой улыбке, и отвисает только тогда, когда Чимин ему подмигивает, а затем отворачивается и тянется к сникерсу в руках Намджуна. Тот недовольно ворчит, но отламывает половину и запихивает в рот Паку.
− Эй, сладенький, − весело тянет Намджун из другого конца комнаты. − Держался молодцом, все круто, − он ободряюще кивает и забирается в подвешенное к потолку на толстой цепи круглое кресло.
Юнги думает, что сейчас радостно пришиб бы Намджуна прямо в этом чёртовом кресле, удавил подушкой, а потом утопил в бассейне. Пришиб бы, если бы они не были знакомы четыре с лишним года, и Намджун об этом прекрасно знает, так же как и то, что подобное обращение к Шуге сойдет ему с рук.
− Сказал мне человек, который пытался склеить девушку, но выглядел, как её младший братик? Хён все видит.
− А ты на неё даже не смотришь. Ни разу не посмотрел. Я тоже все вижу, − Намджун улыбается, цокает языком и кивает в сторону Виктории, подмигивая ей и радуясь тому, что девушка не знает корейский. − Она же красивая.
Виктория закидывает ногу на ногу, и Юнги осторожно косится в её сторону, рассматривает тонкий браслетик-цепочку на её лодыжке, скользит взглядом выше, останавливается на коленях, на которые так залипал Чонгук, и зачем-то представляет, как бы его рука смотрелась на бедре девушки. Мин прикрывает глаза, вырисовывая в воображении, как ведет ладонью по бедру, выше, под платье, но слышит недовольное ворчание Намджуна и радостный смех Чимина, отвоевавшего вторую половину сникерса, и картинка тут же пропадает. Юнги не расстраивается − Виктория, определенно, симпатичная, но ему хочется чего-то другого.
− Красивая, − лениво тянет Мин, не сводя глаз с Чиминовой макушки. − Но...
Чимин улыбается и говорит, что просто очень любит сладкое, и если Намджуни-хён будет сердиться, то он купит ему новую шоколадку, а Намджун кивает слишком понимающе и ласково, то и дело бросая на Юнги быстрые взгляды.
Юнги думает, что диалог, в котором он даже не участвует, звучит очень странно, а голос их Пак Чимина гораздо милее акцента той же Виктории, и улыбается он, видимо, слишком довольно, потому что как только Чимин выходит, Намджун прокручивается в кресле и озвучивает то, что Юнги меньше всего ожидает от него услышать, и если бы не четыре с половиной года знакомства, Ким бы уже давно искупался в бассейне прямо в одежде.
Мин снова косится на Викторию, еле заметно качает головой и отворачивается, поджимая губы и пытаясь сдержать смех.
− Юнги не нравятся девочки. Юнги нравится Чимин.
***
Когда Варрен Джи объявляет, что лучше всех себя показал Хосок, Юнги нисколько не расстраивается. Он чувствует себя довольным, но немного измотанным, и почему-то гудят ноги, и очень хочется забраться в машину и проспать все полчаса дороги до общежития. Он выложился не на все сто, но на восемьдесят пять точно, и получившимся результатом совершенно удовлетворён.
Они носятся по дому еще часа полтора, потому что реквизитная машина, на деле принадлежащая парнишке-звукооператору, отчего-то не заводится. Отснять остаётся совсем немного, и все заметно расслабляются. Чонгук снова забирается на надувной матрас и дрейфует на нём от одного края бассейна к другому, Юнги втайне ему завидует и очень хочет перевернуть этот плот, чтобы макне не расслаблялся, но его отвлекает Намджун, зазывающий на кухню доедать оставшиеся фрукты. Юнги соглашается и лениво жует вишню, пока Намджун с любопытством заглядывает в каждый шкафчик в поисках чего-нибудь интересного, а потом скармливает Чимину половину оставшегося винограда.
К тому времени, когда машина наконец заводится, на матрасе в бассейне плавает уже не Чонгук, а Тэхён, и Чимин наклоняется к уху Юнги, подло хихикает и как бы невзначай предлагает скинуть того в воду. Юнги идея очень нравится, но ему слишком лень, и он наблюдает за воплощением плана Пака в жизнь через большое окно в гостиной.
Стафф проклинает всех и вся, звукооператор, кажется, должен кусать локти и размахивать руками, пытаясь отогнать всех от своего наверняка горячо любимого двухдверного крайслера, но оказывается спокойным и немного со странностями парнем, поэтому только кивает, когда Намджун заявляет "всё окей, бро" и последним залезает в машину, устраиваясь на коленях Сокджина и Чимина. Расстояние в три квартала они едут минут десять, потому что машина, совсем не рассчитанная на такое количество людей, проседает и чуть ли не разваливается, пытаясь переместить полный состав группы с одной улицы на другую. Водитель сперва боится даже дышать, Юнги и Сокджин дышать попросту не могут, потому что на задних сиденьях их пятеро, но Намджун по-прежнему заверяет всех, что всё окей. Как ни странно, ему очень хочется верить.
На улице уже темнеет, когда их машина показывается из-за поворота, и Юнги облегчённо вздыхает, трёт виски кончиками пальцев и привычно облокачивается на стоящего рядом Чимина.
− Задний ряд − мой, − Юнги широко зевает, поправляет кепку и открывает заднюю дверь, как только минивэн тормозит возле обочины.
− Я к тебе, нужно кое-что перетереть, − Намджун улыбается и собирается залезть следом, но Юнги цокает языком и упирается тому пальцем в лоб, корчит дурацкую рожу и закрывает дверь. − Потом пожалеешь же, эй!
В салоне прохладно, темно, и от обивки сидений приятно пахнет кожей. Юнги зевает, прикрывая рот ладонью, и устраивается посередине, сонно наблюдая за какой-то возней на улице. В наушниках играет что-то полузабытое, но от этого ещё более приятное, и Мин невольно хмурится, когда Намджун всё же устраивается рядом, но потом Юнги подвигают снова, потому что в пространство между "любимыми хёнами" втискивается Чимин.
Для стаффа Шуга − воплощение свэга и сплошная головная боль.
Для мемберов − резкий, ворчливый и дотошный под настроение почти-старший-брат, который ненавязчиво заботится об остальных и развлекается наравне со всеми, когда его ничего не бесит.
Для Чимина − любимый хён и персональное "ты сегодня умрёшь", иногда проскальзывающее во взгляде. Хён, который всегда на него облокачивается и хватает, хён, которого можно схватить самому практически без последствий, хён, который то и дело зачем-то ошивается возле кровати Чимина, даже когда Пака на ней нет. А если есть, Юнги просто подходит, стоит рядом, а потом больно тыкает Чимина в бок и говорит, чтобы тот не спал, даже если часы показывают половину третьего ночи. Юнги для Чимина какой-то по-своему очаровательный, но сам Пак надеется, что Шуга об этом не узнает. По крайней мере, не в такой формулировке.
Юнги в полусне слышит, как спереди хохочет Хосок, и его очень хочется придушить, а ещё минивэн немного покачивает на повороте, и справа на Мина наваливается что-то очень тяжёлое, но тёплое и уютное. Юнги сползает ниже, с трудом перекладывая руку, и тепло наползает ещё сильнее, устраиваясь у него на груди. Снова становится тяжело дышать, но Шуга не успевает об этом подумать, как засыпает окончательно.
Из сна Юнги вытягивает плавно и медленно, под общее шевеление вокруг и голос Намджуна. Мин потягивается, выгибаясь в спине, но под приятной тяжестью быстро опускается обратно, возится лениво, собирает всю волю в кулак, открывает наконец глаза и думает, что увиденное ему кажется.
Он ничего, в общем-то, не имеет против, но Пак Чимин, дремлющий практически на его, Юнги, груди, кажется немного странным. Рука Юнги лежит на плече Чимина, а в подбородок упирается взлохмаченная макушка. Чимин тёплый, почти горячий, и Юнги запоздало понимает, что − кто, точнее − тыкался к нему под бок в дороге, и ему, пожалуй, стоило подумать об этом раньше.
− Эй, − Юнги зовёт тихо, хриплым ото сна голосом, но Пак только что-то мычит, шевелится и жмётся ближе. − Чимини.
Намджун, стоящий снаружи, фыркает и придерживает дверь. Юнги весьма некстати останавливается взглядом на ухе Чимина, рассматривает замочек на его сережке, которая едва заметно поблёскивает в темноте, а затем наклоняется и ощутимо кусает Чимина за ухо.
Сонное "какого хрена, Шуга-хён?" невольно вызывает улыбку, которую Юнги старательно подавляет, но "ты сегодня умрёшь" в его взгляде кажется уже не таким явным.
***
Юнги не спится. Усталость давит на него, прижимая к жёсткому дивану, но Юнги не хочет перебираться на кровать. Ему спокойно и как-то даже уютно здесь, на диване в другом конце комнаты, под чьей-то брошенной на подлокотник толстовкой. Пружина, впивающаяся в бок, затекшая и покалывающая шея и музыка в наушниках не дают сосредоточиться на мыслях, но Юнги нравится и это тоже. Он плавает в тяжёлом пространстве между реальностью и сном, бездумно водит по экрану планшета пальцем, и не соображает даже сразу, в какой именно мессенджер приходит сообщение, когда через песню доносится противный писк, и в нижнем углу экрана всплывает круглая иконка с изображением лица Намджуна.
"Знаю, что не спишь. Топай на кухню, есть заманчивое предложение"
Юнги очень хочется послать Намджуна к чёрту, как сигнал о входящем раздается снова. Прикрыв один глаз, он ищет в огромном списке смайлик с фэйспалмом и плотнее кутается в толстовку. Намджун спрашивает о пропорциях, и Юнги понимает всё без дальнейших уточнений.
Ему кажется, что из Рэпмона время от времени весьма сомнительный лидер, если судить по адекватности его идей. Но Рэпмона сейчас нет, зато Намджун поджидает Юнги на кухне, наверняка даже не включив свет.
Мин тянется и сползает с дивана, крутит в руках толстовку и вешает её себе на плечи, завязывая рукава на груди. На секунду Юнги кажется, что кофта пахнет туалетной водой Чимина.
На кухне темно, и Юнги еще на входе натыкается на мусорный пакет, который, по идее, должен стоять в углу, чертыхается и подходит к возящемуся возле подоконника Намджуну. Ким подсвечивает себе телефоном, неловко зажимая его плечом, и переливает что-то из одной бутылки в другую.
− Пришел наконец, − Намджун улыбается и шепчет почти заговорщически, протягивая Юнги два стакана. − Хочешь на пляж?
Мин смотрит на друга, как на идиота, но глаза Намджуна в темноте совсем немного блестят каким-то запретным весельем. От него тянет усталостью и желанием развеяться, и в этом Юнги его понимает. Понимает, даже не спрашивая. От стаканов пахнет виски, но Юнги не колеблется и тянется за тем, что справа, делает глоток и кивает.
− Сойдет.
− Значит, один к одному покатит. Знаешь, а Сэмми-хён классный. Он никому ничего не расскажет. Покатаемся по городу, метнёмся к пляжу и вернёмся. Никто даже не заметит.
Юнги думает, что идея совершенно дурацкая, и в случае чего проблемы будут именно у него, потому что он старше и ответственней, но всё равно соглашается.
Когда Сэм − звукооператор со съемок − пробирается в общежитие, почему-то используя для этого окно, они мешают с колой литр виски, разливая по разным бутылкам, и Юнги уже готов согласиться с Намджуном в том, что Сэмми-хён действительно хороший и клёвый, и что на него можно с уверенностью положиться. Мин опрокидывает в себя остатки виски из стакана одним движением, задерживает дыхание и морщится. Намджун хлопает его по плечу, убирает бутылки в рюкзак, улыбается и выскальзывает из общежития через заднюю дверь. Сэм уверяет Юнги, что всё в порядке, хотя тот особо и не беспокоится, а потом говорит что-то ещё и выходит следом за Намджуном, и Мин окончательно убеждается в том, что его английский так и остался на уровне знания алфавита.
Юнги перекатывает привкус виски на языке, хмурится и лезет в холодильник за льдом.
Толстовка на его плечах совершенно точно пахнет Чимином.
− Сладенький? − голос Чимина за спиной подозрительный, но с легким оттенком веселья. − Хён, − спешно добавляет Пак, когда Юнги закидывает в рот кубик льда, разгрызает его и поворачивается к Чимину лицом.
Это обращение − сладенький хён − в принципе звучит очень странно, и Шуга сперва даже теряется, но потом шипит, выковыривает из формочки еще один кубик и кидает его в Чимина. Тот рефлекторно ловит его возле самой груди и подпрыгивает, дергаясь, когда лёд касается кожи. Юнги победно усмехается.
− Не следует тебе так с хёном, Чимини.
− Шуга-хён?
Чимин медленно делает шаг навстречу.
Чимин улыбается.
Чимин подходит почти вплотную, слегка приподнимается на носках, цепляется пальцами за свою же толстовку на плечах Юнги и наклоняется к самому его лицу, медленно втягивая воздух. Юнги, кажется, чувствует, как кончик носа Чимина проходится по его щеке, и он нервно сглатывает и облизывает губы, но Пак не отстраняется, подаётся еще ближе, улыбаясь, и его шепот обжигает Юнги ухо.
− Я сдам вас. Тебя и Намджуни-хёна.
− Ты не посмеешь, − губы Мина растягиваются в улыбке, когда он медленно наматывает на кулак ворот пижамной футболки Чимина. Пак кладёт руки Юнги на шею и становится ещё на полшага ближе. Пальцы у него почему-то холодные, практически ледяные, а Юнги чувствует, что у него горят уши.
− Еще как посмею, − Чимин улыбается ещё шире. − Если вы не возьмёте меня с собой.
***
− Мин Шуга. Какого, собственно, хрена?
Намджун сидит на переднем сиденье крайслера, которому выпало честь засветиться в клипе, и смотрит как-то очень неодобрительно. Сэмми-хён выбрасывает руку вверх в приветственном жесте.
− Он меня вынудил, − Юнги застегивает на ходу рубашку только на верхнюю пуговицу, закидывает свой рюкзак на заднее сиденье и запрыгивает следом, даже не открывая дверь. Чимин присвистывает и даже хлопает несколько раз, но Юнги раздражённо огрызается и говорит, чтобы тот скорее садился. − Сказал, что сдаст нас.
− И ты так легко купился?
Юнги пихает ногой спинку кресла Намджуна, но тот только фыркает, лезет в свой рюкзак, и они трогаются с места.
Ночной Лос-Анджелес холодный и тёмный, и одинаковые дома-улицы проносятся мимо с такой скоростью, что не успеваешь рассмотреть даже, но Юнги не старается. Он прикладывается к бутылке, морщится и передает её Намджуну, игнорируя наигранно обиженное выражение лица Чимина.
− Ну, Юнги, это нечестно.
− Это затеял Намджун, все вопросы к нему, − Юнги улыбается, обворожительно и издевательски, и пихает Чимина в бок, чтобы тот подвинулся, но тот смыкает пальцы на его локте и тянет на себя.
− Юнги-хён, ну пожалуйста, − Чимин практически шепчет ему на ухо, а Юнги ловит взгляд Намджуна в зеркале заднего вида. Тот выгибает бровь, улыбается и произносит что-то одними губами.
"Юнги не нравятся девочки. Юнги нравится Чимин"
− Разбирайся сам, − добавляет он уже громче.
Юнги очень хочется разобраться, но анализировать в данный момент не хочется совершенно ничего: ни слова Намджуна, ни возможные проблемы, ни собственное к этому всему отношение.
Они подпевают песням какой-то модной радиостанции, не зная и половины слов, и английский Юнги ужасен не только в его понимании, но и в произношении, но подвыпивший Чимин смелеет и сообщает, что находит это очаровательным, за что получает не менее очаровательный подзатыльник. Намджун садится на спинку сиденья под одобрительный смех Сэма и беспокойное "ты же вывалишься" Чимина, раскидывает руки в стороны и закрывает глаза, подставляясь прохладному ветру. Юнги наблюдает за ним с легкой полуулыбкой, тянется и сползает по сиденью вниз. Чимин улыбается тоже, отодвигается к самой двери и хлопает себя ладонью по коленям. Мин понимает, что он не против.
Голова Юнги лежит у Чимина на коленях, первая бутылка уже наполовину пуста, и Чимина кроет восхитительно быстро − он только и делает, что хохочет над каждым словом Намджуна. Его колени подрагивают, когда он смеётся, но Юнги ничего не говорит и не поднимается. Когда они въезжают в Вестсайд, и Сэм сообщает, что совсем скоро они прибудут на место, Чимин устраивает свою руку на груди Юнги, цепляет висящую на шее цепочку и теребит её пальцами. Они едут как-то совершенно странно, специально поворачивая несколько раз явно не в ту сторону, но Вест-Голливуд гораздо ярче обычных городских кварталов, и в голове у Юнги отдельные слова лениво складываются в строки новой песни, в которых фигурирует Брайтон-бич, личная машина и безграничные возможности Америки. Юнги становится даже немного жаль, что это, ещё не до конца придуманное, абстрактное и расплывчатое наверняка забудется к утру, и что Брайтон-бич находится в Нью-Йорке, а никак не в Лос-Анджелесе. Мин упирается ногами в дверь, тянется и поднимает взгляд в небо. Звезд не видно, лишь странная рябь облаков, слегка отдающая серым и тёмно-оранжевым, и воздух становится всё прохладнее. Юнги решает, что в случае чего готов взять на себя ответственность и за Чимина, и за вождение Сэма в нетрезвом виде, да и вообще за что угодно − ему сейчас слишком хорошо.
Они бросают машину в паре кварталов от пляжа, Намджун излишне старательно маскирует бумажным пакетом бутылку и тут же вручает её Сэму. Тот отнекивается, но на него наседает ещё и Чимин, со своим "обратно можем на такси", и Сэм не понимает по-корейски ровным счетом ничего, но Пак заверяет его очень убедительно.
Переулки пустые и длинные, и где-то между домами в конце дороги уже маячит тёмный океан. Юнги идет немного позади, сунув руки в карманы, и улыбается, слушая в пол-уха болтовню Чимина. Сэм, кажется, травит анекдоты, потому что Намджун смеётся и даёт ему "пять", а Юнги не понимает совершенно ничего, но ему всё равно смешно.
Когда тёмный, но спокойный океан оказывается совсем рядом, в какой-то сотне метров, Юнги кладет руки на плечи Намджуну и Чимину, становясь между ними, рассказывает что-то очень монотонно и нудно, а затем с быстрым "я сделаю вас" резко стартует с места. Намджун возится с рюкзаком, а Чимин зависает и долго смотрит на их удаляющиеся спины, но потом подрывается тоже и к воде подбегает наравне с Юнги.
Юнги матерится в голос и пытается затормозить, но все равно шлепает по воде кедом, шипит и отскакивает от воды, как кошка, уворачиваясь от руки влетевшего в море по колено Чимина, пытающегося его ухватить.
Вода оказывается гораздо холоднее, чем предполагалось, и Юнги мнётся с ноги на ногу, держит в руке кеды и смотрит, как на ступни наезжает мокрый песок, а щиколотки облизывают волны. Чимин носится по берегу, кричит что-то про голубей и гоняет чаек, Намджун пытается фотографировать, но на снимках все выходят настолько очевидно выпившими, что Ким решает стереть все доказательства из памяти телефона и убрать тот подальше.
Немногим позже фотографии обнаруживаются всё равно, только в телефоне Чимина, а потом появляются и новые, когда они идут по дороге вдоль улицы, думая, где бы поймать такси в половину пятого утра. Юнги чувствует себя смертельно уставшим, его пугает перспектива стандартного подъема в семь-восемь утра, и он тяжело вздыхает, закидывая руку на плечо плетущегося рядом Чимина. Чимин довольно хмыкает, говорит что-то и немного пошатывается, извиняется за свою неуклюжесть и улыбается. Юнги смотрит на него совершенно нечитаемым взглядом, а затем притягивает к себе ближе.
Чимин замолкает и неловко пытается пристроить свою ладонь на спине Юнги, но рука соскальзывает, и идти так неудобно. Сэм вместе с Намджуном наконец ловят такси, и ещё полминуты пытаются вспомнить нужный адрес. Юнги немного потряхивает − ночью в рубашке холодно, но Чимин под боком горячий, и он по-прежнему тянет его к себе, но дергается и обещает убить, когда тот просовывает руку Юнги под майку и прижимает ладонь к спине.
Сэм сажает всех в машину и говорит, что всё было очень круто, что они обязательно должны увидеться снова, и что до дома он доберётся сам. Намджун согласно гудит прямо из машины и засыпает сразу же, как только пристегивает себя ремнём безопасности. Юнги отчего-то снова не спится, и он сонно наблюдает, как по тонированному стеклу мелькают смазанные цветные блики. Чимин рядом возится в полудреме, а затем берёт Мина за руку, тянет ближе и засовывает его ладонь в карман своей толстовки, и Юнги становится слишком хорошо, чтобы о чём-то думать.
***
Из Америки Юнги привозит новую кепку, футболку и пару цепочек, пластикового мишку в качестве сувенира и недописанную песню, которая так и остается с ним, навязчивой идеей проскальзывая в мыслях и изредка отпечатываясь отдельными словами-фразами в потрёпанном блокноте. Призрак Лос-Анджелеса скользит за Юнги весь месяц до камбэка с новым альбомом, не отстает ни на секунду, заставляет в перерыве между записями вытащить из кармана Чимина телефон и перекинуть половину фотографий на свой. Юнги чувствует себя сталкером и последним идиотом, гипнотизируя взглядом синюю предательски медленно ползущую полоску передачи файлов, но о своих мотивах по-прежнему предпочитает не думать.
Тренировки становятся напряжённее и дольше, Чимин − веселее и улыбчивее, и Юнги совершенно не понимает, почему всё происходит именно таким образом, но ему это нравится.
Чимина в жизни Юнги становится чуточку больше, и это происходит совершенно ненавязчиво и плавно. Чимин каждый раз тихо смеется и заводит тягучее "sleep, sugar", когда они с Юнги сталкиваются нос к носу на кухне поздно ночью, когда один пришёл налить воды в стакан, а другому уже привычно не спится. Юнги делится с Паком своей любимой подушкой в форме косточки, когда они остаются в студии до полуночи, хотя раньше одалживал её нехотя и только Намджуну. Чимин всё так же привычно дурачится, улыбается и хватает Юнги за руки, но последнее делает немного чаще, чем раньше.
Юнги всё нравится.
Юнги по-прежнему не хочет ничего анализировать.
Юнги смеётся, заливисто и громко, смеётся, пытаясь прикрыть глаза ладонью, и лезет в карман за телефоном, потому что единственное, о чём он в состоянии думать − фотография Чимина в летней женской шляпе, фотография, которую очень хочется заполучить. Чимин оборачивается на смех, улыбается и даже позирует, замечая в руках Мина телефон.
− Юнги-хён − довольно тянет Пак, делает шаг ближе, невинно хлопает ресницами, и Юнги зависает, не успевая даже стереть с лица улыбку.
Чимин в этой пляжной шляпе и широкой футболке без рукавов выглядит совершенно по-дурацки, и где-то совсем рядом в приступе смеха заходится Чонгук, а Юнги облизывает губы и понимает, что пялится.
Чимин это понимает тоже.
− Юнги-хён, − он повторяет снова и улыбается, тянется к Юнги и легко стучит по его груди кулаком.
− Кто-нибудь, скажите, как я пропустил появление этой прекрасной чикули? Я надеюсь, она позволит Шуге угостить её чашечкой кофе?
Чимин смеётся, теребит края шляпы и переминается с ноги на ногу, пытаясь изобразить смущение под выжидающим взглядом Юнги. Плечи Чимина мелко трясутся от беззвучного смеха, и Пак снова дотрагивается кулаком до груди Юнги, легко отталкивая от себя, снимает шляпу и крутит её в руках.
− Знаешь, если бы я на самом деле был чикулей, то я бы, наверное, повелся. Неплохой подкат, − Чимин зачем-то приподнимается на носках, наклоняет голову вбок, улыбаясь слишком довольно, и Юнги пропускает момент, когда эта самая шляпа опускается на его голову. − Но от кофе я бы не отказался, Юнги-оппа.
***
Камбэк на MCountdown проходит в атмосфере всеобщей суматохи, нервозности, и какого-то радостного возбуждения. Намджун несколько раз перепроверяет свой микрофон, а затем советует сделать это и остальным, Чимин заметно нервничает и сжимает локоть Юнги сильнее обычного, даже сам Шуга, не привыкший заморачиваться по поводу того, что о нём думают другие, заметно нервничает. Хосок что-то шутит про новичков и вспоминает их дебют, чем здорово разряжает обстановку.
Намджун хочет сказать что-то подбадривающее и воодушевляющее, но сбивается на полуслове и пытается обнять всех и сразу, и последнюю минуту перед выходом они шатаются за сценой одной большой и нервничающей толпой, цепляясь и спотыкаясь за протянутые по полу провода. Юнги улыбается и подкалывает, что Намджун сейчас очень похож на мамочку, но на самом деле он рад, что за собой их всех ведет именно Намджун. Рэпмон понимает Мина без слов.
− Пора.
Осознание, что они справились и показали все свои лучшие стороны, приходит гораздо позже обычного. Они снова стоят большой обнимающейся кучей, кричат каждый что-то своё и пытаются отдышаться.
Юнги понимает, что ноги его практически не держат, а челка прилипает ко лбу мокрыми прядями, и он опирается на стену, принимая у кого-то из стаффа бутылку с водой. Вода холодная, и бутылка практически выскальзывает из рук, когда Юнги прижимает её к разгоряченной коже, морщится от подобного контраста и облизывает губы. Чимин, рассевшийся прямо на полу, переводит взгляд на Юнги очень не вовремя и понимает, что ещё совсем немного, и он возненавидит эту привычку Шуги.
Юнги открывает бутылку, убирает пластиковую пробку в задний карман, поднимает голову и плещет ледяной водой себе в лицо, фыркает, трясёт головой в разные стороны, а затем начинает пить, не прикасаясь горлышком к губам. Чимин смотрит неотрывно и затаив дыхание, думая о том, что чёртов Мин Юнги похож сейчас на порнозвезду. Или же на спортсмена из рекламы какой-нибудь минералки, которые пачками крутят по телевизору. На чертовски привлекательного спортсмена. Но на порнозвезду − больше.
− Эй, Чимин, − Хосок подлетает совершенно неожиданно, становится совсем рядом и загораживает Юнги, и Чимин его любит и ненавидит за это одновременно. − Скажи пару слов в камеру, − Джей-Хоуп улыбается, ставит его на ноги, и Пак на несколько секунд теряется.
− Давайте я снова представлюсь. Мы вернулись с альбомом "Dark & Wild", и вы увидите мои тёмные чары, − Пак томно улыбается и подходит на шаг ближе.
− Он просто Чимин, − вставляет проходящий мимо Чонгук.
− Всего лишь Чимин, уйди, − Хосок отодвигает Чимина в сторону.
− Эй, вы чего такие злые?
Где-то совсем рядом тихо смеётся Юнги, и Чимина двигают снова, потому что Мин влезает и рассказывает оператору, что он − Шуга, сахарок, который вернулся с новым альбомом . Чимин бьётся головой о плечо Юнги и снова берет его под руку, сам того не замечая, а Мин шатается в разные стороны, поворачивается и показывает Чимину язык.
***
− Юнги, − Чимин догоняет Мина и зевает, кутается в толстовку, и подмечает, что они с Юнги идут нога в ногу. − У нас окно в расписании в два дня, и завтра можно будет наконец отдохнуть.
− Отлично, можно будет отоспаться.
Чимин хмыкает.
− Хочешь съездить со мной?
Юнги останавливается, не дойдя до минивэна каких-то пару шагов, поворачивается к Паку и смотрит подозрительно, выискивая в его словах тщательно замаскированный подвох.
− Куда?
− Ко мне. Там будет много вкусной домашней еды, какой-нибудь хороший фильм и никаких ранних побудок.
− Просто так?
− Просто так.
То, что Чимин подошёл именно к нему, а не к тому же Тэхёну, кажется Юнги немного странным, но он по-прежнему не хочет анализировать то, что хоть как-то касается Пака. Юнги неопределенно пожимает плечами, незаметно улыбается, замечая, что Чимин хмурится, и залезает в машину.
− Чимини? Садиться будешь, нет?
Чимин бестолково мнется еще пару секунд, но потом забирается в салон следом и с силой захлопывает за собой дверь, дуется всю дорогу до общежития и думает о чем-то своём, искоса поглядывая на ковыряющегося в планшете Юнги.
Перед последним поворотом к их общежитию Юнги через интернет заказывает два билета до Пусана на утренний рейс.
Чимин не может перестать улыбаться.

***
Юнги сонно и тепло, и он расслабляется окончательно, когда забирается на кровать в комнате Чимина и потягивается, лениво наблюдая за Паком, роющимся в шкафу в поисках футболки. Рядом с Юнги лежит ноутбук, и Шуга бездумно водит пальцем по подсвеченному синим тачпаду, когда Чимин устраивается рядом, но возится беспокойно и недовольно сопит.
− Ну чего ты?
− Неудобно, − Чимин хмурит брови, и выглядит это как-то слишком мило, и Юнги кроет от понимания, что Пак Чимин совершенно неправильный, странный, но очень классный.
− Сюда иди, − Юнги перебирается выше, прислоняется спиной к стене и кладет подушку к себе на колени.
Они смотрят какой-то триллер с элементами мистики, и Юнги даже не запоминает названия. В комнате темно, Чимин вздрагивает от резких кадров, а затем тихо смеётся в кулак, пихает Юнги и указывает на экран пальцем.
"Ты видел, видел?"
Чимин лежит, устроившись головой у Юнги на коленях и ворчит иногда, что у него чёлка будет очень странно торчать, потому что Мин уже час легко перебирает его волосы и приглаживает их не в ту сторону. Юнги фыркает, но не останавливается, только хмурится недовольно и нехотя убирает руку, когда в комнату заглядывает мама Чимина и желает им спокойной ночи.
У них еще половина фильма, кружка остывшего чая на полу, и на Юнги − футболка Чимина, и ему слишком хорошо, чтобы идти спать прямо сейчас. Мин пропускает момент, когда Чимин ставит фильм на паузу, потягивается и начинает его рассматривать.
− О чём ты думаешь?
Юнги думает, что самое неправильное в нём то, что он до сих пор до конца себя не знает. Юнги считает, что всё это как-то странно, но если ему хочется, то так и должно быть. Юнги отвечает честно.
− Хочу поцеловать тебя.
Он не спрашивает, не предупреждает даже − просто констатирует факт, и Чимин отчего-то не выглядит удивлённым, когда Юнги наклоняется к нему и прижимается к его губам своими. Губы Чимина сухие и тёплые, и Пак улыбается в поцелуй, рассматривая лицо Юнги из-под подрагивающих ресниц.
− Изврашуга, − тихо говорит он, фыркает и обнимает Юнги за шею.
Юнги всё нравится.

@музыка: Rap Monster, Suga, J-Hope of BTS – Satoori Rap

@темы: фанфики, is love, Кей вернулся, дарующий поп!

---

Вспомнил о том, что дадагие нркмны  Woogie и  ~Фортунатто~ сговорились и повесили на меня флешмобину со скрином рабочего стола
Но на самом деле они хотели, чтобы я с чем-нибудь спалился, я-то знаю
Я честно ничего не менял, а эти два долбоклюя радуют меня уже больше года



И у меня на рабочем, как и обычно, залежи всякой непонятности, картинки, которые впадлу распихивать по нужным папкам, когда-то нужные песни, которые висят там уже скорее из-за привычки, нежели из-за необходимости
а еще я вчера упоролся и ограбил тмблр на Шугу с Чимини, и это еще плюс папка на рабочем
Торжественно передаю это еще пяти дайриюзерам, ибо надо
 18 июня 1946,  Бика-химе,  [Летающий Половник Смерти],  BonRibon,  Сесил фон Сесил Сесил

@темы: флэшмоб

---

Псто о том, почему некоторым нельзя работать с людьми

Эта чудная кулстори содержит в себе одну треть информации об учебном процессе в моем вузе и две трети жара от моего пылающего пукана.

Был у нас вчера последний день практики, зачет официально назначен на сегодня, все сдают у препода, за сию практику отвечающего.
На нашем потоке 18 групп, и если отнять тех, кто проходит практику дома, выходит человек сто пятьдесят.
Окей, приезжаем в девять, стоим, ждем, потому что заходим по группам.
Мы как-то быстро сообразили, что очередь наша если и подойдет, то где-то ближе к вечеру, потому что скорость приема студентов у данной преподши - два человека в час. да экзамен быстрее сдают, бл К обеду ближе, когда прошло человек десять, мы зашевелились, начали бегать по больничке в поисках других преподавателей, которые когда-то у кого-то вели. Нашли, объяснили ситуацию, те согласились помочь и пошли к этой зав.практики со словами, что студентов много, давайте мы вам поможем, на что ею была выдана чудная фраза "Нет, я в состоянии справиться сама".
Ну ок.
Народ нервничает, потому что время семь, а в очереди еще человек восемьдесят, и что делать с этим зачетом, если он сегодня не будет получен - неизвестно. То, что я стою там с девяти с температурой - пф, ишто, что у кого-то поезд до дома через два часа - да ну подумаешь, то, что за кем-то родители из другого города на машине приехали - да кого вообще волнует?
В начале девятого она вышла из своего кабинета и начала орать в духе "что вы тут все стоите, я с вами что, до ночи сидеть тут обязана? Приму еще двоих, остальные шуруйте домой"
ТЫ ОБЯЗАНА ПРИНЯТЬ У ВСЕХ ЗАЧЕТ В НАЗНАЧЕННЫЙ ДЕНЬ, ТУПАЯ ТЫ ОВЦА. СЕГОДНЯ, БЛ. СЕГОДНЯ.
Почему-то все смогли, а ты не можешь.
Приняла она, к слову, 11 групп, и то, кажется, не всех студентов.
Аргх, просто как вообще с такими людьми контактировать. Деньги за уже купленные билеты она возвращать будет? Родителей студентов в своей квартире разместит? Про технику забора одного из анализов, про которую она втирала знакомой мне тянке, я вообще молчу, потому что в любом учебнике написано - бгг - совершенно противоположное. НО НЕТ ТАК ПРАВИЛЬНО Я ВРАЧ РАСРАСРАС
На вопрос, что делать тем, кого она сегодня не приняла, поступил ответ "ну я не знаю. может быть, приеду сюда завтра часам к десяти. а может быть и не приду"

На этой почве мы истерично угорали и разыгрывали миниатюры.
- Доктор Н.Ф, у нас тут пациент умирает, срочно в операционную!
- Ну, вы знаете. Я объясняю человеку, как наклеить пластырь, мы уже прочитали пять слов из инструкции. О, и у этого пациента вот тут вот нет печати из *тут какое-нибудь место-организация*. Пусть он подождет до конца очереди. Или я завтра, может быть, специально из-за него приеду. А вообще, я с понедельника в отпуск, но вы подождите, пусть он не умирает, я сама со всем справлюсь.
Я не удивлюсь, если оно врачует именно по такому принципу.

@темы: Врач сказал в морг, значит - в морг!

---

Мамочки и папочки псто

Моар разномастных драбблов
местами AU, ООС и махровые пидарасы



1)
Химчан устало трет глаза, вытягивает руку и принимает бутылку с водой у кого-то из стаффа, у кого, он даже не смотрит, просто кивает в знак благодарности. Холодный пластик холодит руку, и у Химчана между лопаток пробегает дрожь, он нервно дергает плечами, открывает бутылку и жадно начинает пить.
Двадцатиминутный перерыв приходится кстати - Химчан чувствует себя выдохшимся и выжатым, словно лимон. Они снимают не Warrior и не One shot, но кто сказал, что ему приходится от этого легче.
- Химчан-шши?
Химчан кивает, направляется к мониторам и без интереса проглядывая отснятый материал, думая что-то отстраненно-бессвязное о небесах, лунного цвета песке и крыльях.
Когда на мониторе появляется Ёнгук, совершенно идеальный Ёнгук, Химчан вздрагивает, застывает на пару секунд, глядя в одну точку, а потом понимает, полностью осознает то, что все, что они делают сейчас - делают благодаря ему. А следом приходит чувство, что нужно сделать что-нибудь, и Химчан больше не может стоять на месте.
Через пять минут Химчан находит Ёнгука в гримерке, в самом дальнем кресле за вешалкой. Он сидит с закрытыми глазами, поджав под себя одну ногу, и держит возле губ стакан с горячим кофе.
- Тебя там ищут, - Химчан стоит чуть поотдаль и подозрительно щурится.
- А, что? Да, иду, - Ёнгук отставляет стаканчик в сторону, потягивается и собирается было подняться, но Химчан громко фыркает, подходит и кладет руку ему на плечо, опуская Ёнгука обратно в кресло.
- Посиди хоть пять минут спокойно, потом разберешься. То, что ты лидер, еще не обязывает тебя работать так, чтобы валиться потом с ног. Там перерыв, - успокаивающе добавляет Ким в ответ на недоверчиво-раздраженный взгляд.
- Хорошо, - наконец говорит Ёнгук, снова поджимает под себя ногу и откидывает голову на спинку кресла. И выглядит он так, будто до сих пор не может отпустить свой новый образ, но Химчан понимает, что эта потерянность и усталость - оно не наиграно.
Ёнгук молчит, когда Химчан опускает рядом с ним на стол картонную коробку и начинает шуршать в ней фантиками и обертками, а потом тихо смеется, когда тот бубнит себе под нос что-то про убийство Дэхёна с Чонопом.
- Ты что ищешь?
- Что-нибудь, - пожимает плечами Химчан и наконец находит на самом дне коробки маленькую пачку печенья.
Печенье оказывается слегка раскрошившимся про краям, кофе Ёнгука слегка остывшим, а подлокотник кресла - слишком узким для того, чтобы Химчану было удобно там сидеть, но следующие десять минут они передают друг другу стакан с кофе, а Химчан делит каждую печенину пополам, отдавая вторую часть Ёнгуку.
- Перерыв прошел, - Ёнгук ерошит жесткие от лака волосы и обреченно вздыхает. Химчан хлопает себя по коленям, поднимается с подлокотника и подхватывает лежащую рядом кепку, надевая ее на Ёнгука так, чтобы свет не попадал ему в глаза.
- Чего это еще такое, эй? - тихо и немного хрипло спрашивает тот, но снять кепку не пытается.
- Я не видел тебя, - на Ёнгука сверху ложится пальто, которое Чунхон сразу после начала съемок окрестил маминой шубой. - Я вообще по своим делам ходил. Я не знаю, где ты, - добавляет он, улыбаясь. Ёнгук не видит - слышит по его голосу. - Поспи минут двадцать.
- Но я не могу.
- Ооо, еще как можешь!
Воображение Ёнгука рисует себе Химчана, похожего на молодую мамочку, которая обреченно поднимает взгляд к потолку, уперев руки в бока.
- Вот так вот. Так что лежи тихо.
- Спасибо, - говорит он, когда в гримерке выключается свет, а затем тихо прикрывается дверь.
Химчан улыбается.

2)
- Рад видеть вас, я Химчан из B.A.P, отвечаю за вокал, - Ким мнется перед камерой, осознавая, что не имеет ни малейшего понятия, что принято говорить, если эта камера установлена в твоем гостиничном номере. В гостиничном номере, в который тебя селят с лидером группы. В котором две кровати, придвинутые друг к другу почти вплотную, и эта чертова камера направлена как раз в эту сторону.
Он поворачивается к Ёнгуку, который стоит чуть поодаль и с совершенно детским интересом наклоняется, чтобы попасть в кадр. Химчан улыбается, манит его к себе, но Ёнгук не подходит, а подается вперед и сообщает, что Ёнгук - это он.
Химчану делается совсем весело, он бросает косые взгляды на лидера - солнцезащитные очки позволяют делать это незаметно - и улыбается еще шире, когда Ёнгук, немного взъерошенный и веселый тоже, ему подмигивает.
- Мы давно не снимались подобным образом, это так смущает, - говорит в камеру Химчан, разворачивается и начинает совершенно бестолково ходить туда-сюда. - Сегодня наш первый раз в Японии, - Ким говорит первое, что приходит в голову, абсолютно не задумываясь над тем, что в его словах кто-то может увидеть скрытый смысл. - Труселя... Мы прошлись по магазинам нижнего белья... Сколько мы с Ёнгуком потратили?
- Я купил одни за миллион вон, - радостно сообщает Ёнгук и начинает стягивать с себя футболку. Химчан вспоминает, что сказал полминуты назад, скользит взглядом по оголившейся пояснице и лопаткам, и снова поворачивается в камеру, запоздало осознавая то, что он только что пялился на Ёнгука.
- Эй, камера все снимает, - он подходит ближе, касается пальцами его спины и задерживает ладонь на его спине чуть дольше, чем нужно, но так, чтобы этого не было заметно на видео. Ёнгук тихо, но довольно хмыкает.
- Да что ты говоришь?.. - Ёнгук разворачивается, бегло проводит пальцами по животу Химчана и прыгает в кровать, сразу заползая под одеяло. Химчан заторможено провожает его взглядом, кричит что-то в камеру и подходит к кровати.
- Давайте взглянем на тело Бана Ёнгука? - ухмыляется он, цепляется за край одеяла и тянет его вверх, Ёнгук приподнимается и смотрит на него выжидающе и с какой-то нехорошей улыбкой. - Хотя... Я не думаю, что вас это интересует.
- Конечно, это интересует тебя, - тихо говорит он и многообещающе улыбается. - Наш первый раз в Японии, говоришь? Выключай камеру, спать будем, - добавляет он уже громче.
Химчан в очередной раз радуется тому, что не снял очки, и никто не видит его взгляда.
Улыбка Ёнгука ему нравится.

***
Когда Химчан перебирается со своей кровати на соседнюю, Ёнгук что-то сонно мычит, не просыпаясь, и обхватывает Химчана поперек груди, прижимая ближе к себе. Ему неудобно, он ёрзает и придвигается вплотную, Ёнгук ерзает тоже, поднимаясь на подушке выше, и утыкается носом Химчану за ухо. Тот улыбается и закрывает глаза, окончательно расслабляясь от тепла чужого тела.
Ёнгук горячий настолько, что спать под одеялом с ним практически невозможно, но Химчану все равно нравится, он просовывает свою руку под его и, поддавшись внезапному желанию, прижимается губами к косточке на запястье Ёнгука и вкладывает палец в его ладонь.
"Сегодня наш первый раз в Японии"
В Японию они прилетели ранним утром, уставшие и сонные, и Химчана мелко потряхивало не то от усталости, не то от прохладного ветра все время, когда они ждали машину. Ветер был холодным, небо - низким, еще ночным и, в общем-то, самым обычным, и не было никакого чувства восторга и восхищения, что они смогли, справились и наконец дадут концерты в другой стране. Были замерзшие пальцы, которые Ким грел друг о друга, головная боль от недосыпа, один наушник от плеера Ёнгука и смутное предчувствие того, что Япония ему все же понравится.
Сидеть с Ёнгуком почти вплотную на задних сиденьях было удобно, и можно было оправдаться тем, что у них на двоих один плеер, но в тот момент это совершенно никого не интересовало. Химчан щелкал по кнопкам, переключая треки, и Ёнгук фыркал, если ему не давали послушать одну из любимых песен, а потом тихо шипел и перехватывал его руки. Химчану нравилось. Нравилось то, что можно было положить голову Ёнгуку на плечо - все равно в салоне темно, и никто не видит, нравилось его дыхание, нравились поцелуи в шею, медленные, горячие.
Последнее, что запомнил Химчан - тихое "хочешь?.." прямо на ухо. Конечно же, он хотел. Это был совершенно дурацкий вопрос для подобной ситуации. Он хотел настолько, что если бы в машине никого кроме них не было, он бы уже сам предложил заняться сексом прямо на заднем сиденье. Хотел настолько, что, беззвучно застонав, кончил Ёнгуку в ладонь под его "тише, тише".
"Сегодня наш первый раз в Японии"
- Ты почему не спишь? - голос Ёнгука тихий и хриплый ото сна, и Химчан довольно жмурится.
- Я засыпаю, - довольно мурлычет он в ответ, чувствуя, как его смазано целуют куда-то под ухом. Не поцелуй даже - простое прикосновение. - Вернее, думаю про Японию и первый раз.
Ёнгук гудит что-то в ответ, но Ким сомневается, что тот уловил последнюю часть фразы, и улыбается одними уголками губ. Япония ему явно нравится.

3)
Когда в половину восьмого Химчана будит будильник, он в очередной раз понимает, что ненавидит субботы чуть ли не больше понедельников. Тело двигается неохотно, в висках пульсирует, а глаза то и дело норовят закрыться снова, но Химчан усилием воли поднимает себя с кровати, одевается, бросает первую попавшуюся тетрадь в сумку и выходит на улицу.
Нужная маршрутка подъезжает ровно в тот момент, когда Ким понимает, что если он прождет её еще минут пять, то опоздает, и смысла вставать тогда вообще не было. Телефон в кармане то и дело пищит, напоминая о том, что его стоило поставить на зарядку хотя бы на ночь, в маршрутке тесно и душно, и Химчан тихо проклинает того человека, который поставил первую пару - да еще и лекцию - так рано.
***
- Химчан, эй, проснись, - Ханбёль пихает его в бок локтем, и Ким вздрагивает и открывает глаза. Ханбёль улыбается ему немного сочувственно и протягивает ему листок и тестовый бланк, и Химчан понимает даже не глядя, что если даже он и написал тест, саму контрольную завалил точно.
- Выкинь это куда-нибудь, - сонно бубнит он, ёрзает и снова утыкается лбом в изгиб локтя.
- Но зачем ты опять какую-то фигню нарисовал на листе с контрольной? - Ханбёль, выспавшийся и жизнерадостный, с явным удовольствием сминает лист, крутит его в руках и оглядывает скучающую аудиторию.
- Ну если я ничего не знаю по предмету, то пусть люди хотя бы оценивают мои творческие способности.
- И то верно. Ладно, спи, если что, я тебя толкну.
Химчану хочется съязвить и дать одногруппнику подзатыльник просто потому, что сегодня его раздражает практически все, но он находит в себе силы только на то, чтобы вставить наушник обратно в ухо. Ханбёль говорит еще что-то, но потом снова переключает свое внимание на лист, сжимает его еще сильнее и бросает наугад в чью-то светлую растрепанную макушку тремя рядами ниже. Когда бумажный комок достигает цели, Ханбёль чертыхается и вновь толкает Кима под ребра.
Ёнгук чувствует легкий удар в затылок, и у него в пальцах хрустит ручка, и кажется, какая-то деталь все же ломается. Он оборачивается, окидывая взглядом верхние ряды лекционного зала, натыкается взглядом на явно веселящегося Ханбёля, который тут же указывает пальцем на поднявшего голову Химчана.
Ёнгук подозрительно смотрит на указываемый субъект, который явно только что проснулся и вообще не соображает, где он, что он и зачем он, и недовольно хмурится, решая после лекции выловить этих двоих и разъяснить, что так делать не хорошо. Химчан, медленно, но все же осознавший, что происходит, бессильно падает головой на сложенные на парте руки и обреченно вздыхает. То немногое, что он знает о Ёнгуке, ему не нравится совершенно, да и парень, разгуливающий вечерами с бейсбольной битой в руках, доверия не внушает по определению.
Ёнгук обводит взглядом лавку и тянется к скомканному листу, разворачивает его и зачем-то внимательно рассматривает. В верхнем углу листа он видит неровно нарисованное существо, стилизованное под кролика, и сам не замечает, как улыбается сам себе. Кролик странный, с большими загнутыми ушами и грустными глазами, и Ёнгук берет ручку и обрисовывает его по контуру, ровняя некоторые линии. Затем он просматривает не до конца решенные задачи, точнее, не решенные практически вообще, и только потом уже обращает внимание на фамилию. Ким Химчан, значит.
Химчан выходит из лекционной практически последним - Ханбёль скрылся в неизвестном направлении сразу после того, как лектор объявил о конце пары и выключил проектор - и когда Ким на ходу поправляет сползающую с плеча сумку, его окликают.
- Эй, Химчан.
Голос низкий и немного хриплый, и он слышит его, наверное, впервые, но все равно понимает, кто это. Химчан медленно оборачивается, и поднимает взгляд - Ёнгук стоит чуть поодаль, легко замахивается и бросает в него бумажный комок.
- В следующий раз я запихну его вам куда-нибудь, - говорит Ёнгук и проходит мимо, задев Химчана плечом. Тот фыркает, когда Бан отходит от него шагов на десять, недоуменно смотрит на листок и разворачивает его чисто автоматически.
На обратной стороне листа - решение всех задач его варианта, а под рисунком кролика - немного неровная надпись мелким почерком.
"Хорошо рисуешь"

4)
Из сна Ёнгука выхватывает резко, и он вздрагивает. Телефон на тумбочке не вибрирует - дребезжит как старый будильник, и Ёнгук тихо чертыхается себе под нос, тянется рукой к мобильнику и сбрасывает вызов, даже не глядя на экран. Телефон начинает звонить снова.
За окном темно и тихо, и Ёнгук думает, что мог бы спокойно поспать еще часа четыре, если бы не звонок от неизвестного номера. Настроение не задается с самого начала, и Ёнгук понимает, что больше не уснет. Еще пару часов - это точно.
Занавеска на окне медленно колыхается от сквозняка, Ёнгук буквально скатывается с кровати и закрывает форточку на щеколду, которая уже как неделю обещает отвалиться, и босыми ногами шлепает на кухню, чтобы сварить кофе.
Телефон в комнате звонит снова, и Ёнгук раздраженно ставит турку на плиту и чиркает спичкой. Спичка в его руках надламывается, но разгорается с тихим шипением.
- Какого черта просто.
***
Химчан неуверенно мнется возле запасного выхода клуба, открывает и закрывает металлическую зажигалку и думает, стоит ли звонить четвертый раз, если на часах половина второго ночи. Борьба волнующего любопытства с неуверенностью и логикой длится недолго, и Химчан нажимает кнопку вызова снова, но когда думает о том, как бы он отреагировал ночью на звонок незнакомого человека, сбрасывает, даже не дожидаясь гудков. От холода у него уже мелко дрожат руки.
Когда Химчан прикуривает, телефон в кармане пищит, оповещая о входящем сообщении. Ким смотрит на экран. Отправитель - Ёнгук, в этих кругах больше известный под именем Джепп, человек, с которым он не знаком совершенно, и его номер в памяти телефона появился пятнадцать минут назад. Но Химчану хочется. Очень хочется.
"Ты кто вообще?"
Химчан фыркает, читая текст сообщения, и быстро набирает в ответ мало чего значащее "Я видел тебя. В клубе".
- Эй, Химчан, - дверь открывается, и Ким оборачивается на зов. - Твой выход через пять минут.
- Да, я уже иду,- Ким опускает козырек кепки на глаза и бросает сигарету себе под ноги, растаптывая её носком потрепанных кед.
- А зачем тебе был нужен номер этого парня?
- Хочу с ним выступить, - Химчан улыбается, улыбается и заходит обратно в помещение.
***
Ёнгук забирается с ногами в кресло, притягивая к себе ближе по столу чашку с кофе и тарелку с бутербродами, и недоуменно крутит в руках телефон.
Видел в клубе? Его много кто мог видеть в клубе, но не каждый сможет достать его номер телефона, и не каждый осмелится написать. Тем более, неизвестный абонент явно не похож на восторженную фанатку. Да и какие фанатки могут быть у начинающего рэпера, выступающего только в маленьких андеграудных клубах?
"Допустим. И что?"
Ёнгук отправляет сообщение и ждет ответа, целенаправленно не выпуская телефон из рук, но он не приходит минут двадцать, и Ёнгук начинает раздражаться еще сильнее.
"Я хочу выступить с тобой"
"Вот так вот просто? То есть, ты названиваешь мне посреди ночи только затем, чтобы сказать, что хочешь выступить со мной?"
"Именно так"
"Ты больной. Я даже не знаю, кто ты"
" Но тебе любопытно"
В конце сообщения стоит совершенно идиотский смайлик, и Ёнгук понимает, что да, теперь ему действительно любопытно. Телефон вибрирует снова.
"Завтра, в клубе. В десять, я договорюсь. И да, меня зовут Химчан"
Химчан, значит.
***
В клуб Ёнгук приходит без на два часа раньше, здоровается с охранником, который ничуть не удивлен его приходу, хотя следующее выступление должно состояться лишь через четыре дня. Видимо, этот Химчан действительно договорился.
Сидя за барной стойкой с бутылкой пива в руках Ёнгук думает о том, какого черта он вообще на это согласился.
- Не думал, что ты придешь раньше.
Он оглядывается на смутно знакомый голос, но понимает, что видит парня перед собой впервые. В этом, как предполагает Ёнгук, Химчане нет ничего особенного: обычная толстовка, кепка, потертые джинсы, но в его улыбке есть что-то такое, от чего Ёнгук зависает на несколько секунд, пытаясь сопоставить её со сложившимся в голове первым впечатлением, и вспоминает слова Химчана о том, что его заинтересует их знакомство.
- Я сам не думал. Но ты был прав. Мне стало любопытно.
Химчан улыбается одними уголками губ, и его улыбка мягкая и наглая одновременно.
- Ну так что, ты согласишься?
Ёнгук молчит, показательно обдумывая ответ.
- Соглашусь. Интересно, чего ты стоишь в деле. Это дуэль?
- Я, конечно, не стану бросать тебе в лицо перчатку, но да, это вызов.
Оказывается, что в деле Химчан стоит многого. Их баттл превращается во что-то невероятное, и Ёнгук приятно удивлен и взбудоражен - Химчан подхватывает слова, начинает свои строчки практически в ту же секунду, когда Ёнгук только заканчивает фразу. А еще Химчан смотрит. Смотрит на него постоянно, все те пять минут, что они стоят на сцене, но Ёнгуку не делается неловко от этого взгляда, который изучает, запоминает, оценивает. Ёнгуку нравится. Нравится то, что он нашел кого-то, с кем ему хочется соревноваться до изнеможения, до полной победы или окончательного проигрыша.
***
Химчан поворачивает кепку козырьком назад и отхлебывает пиво из протянутой ему Ёнгуком бутылки.
- Я не согласен на ничью.
- Я тоже, - Ёнгук улыбается, у него подрагивают кончики пальцев, а ладонь ощущается так, будто в ней до сих пор лежит микрофон. - И мы так и не познакомились нормально, кстати. Я...
- Джепп?
- И это тоже, но моё настоящее имя...
- Ёнгук, - снова подхватывает Химчан. - Я знаю. И спасибо за то, что согласился на баттл. Признаться, мне этого давно хотелось.
- И что останавливало?
- Ничего, как видишь. Я просто думал, как это лучше обставить.
- А ты действительно умеешь заинтересовывать. Мне это нравится.
Химчан улыбается, у него во взгляде читается "я же говорил", и надпись на его кепке белеет при клубном освещении.
- Я так понимаю, это не последний раз? - Химчан прижимает горлышко пивной бутылки к губам, но не пьет - просто смотрит на Ёнгука.
- А еще мне нравится, что ты схватываешь на лету.
- Знаешь, тут на следующей неделе намечается масштабный баттл в одном клубе.
- Знаю.
- Хочешь?
Ёнгук думает и пытается прикинуть, что это может быть за клуб, потому что на самом деле он об этом абсолютно ничего не знает, и, может быть, никакого баттла вообще нет и не будет, но он не прочь встретиться с Химчаном при любых обстоятельствах.
- Хочу.

5)
Часы показывают половину третьего ночи, и Ёнгук улыбается, быстро набирая сообщение на сенсорном экране. Ответ приходит быстро, и губы Ёнгука растягиваются в теплой ласковой улыбке еще шире. Музыка в наушниках не даёт уснуть, и Бан понимает, что пожалеет об этом утром, но спать не хочется, и он практически бездумно открывает все приложения в телефоне подряд.
Накрываясь одеялом практически с головой, Ёнгук прикрывает глаза и чувствует себя практически ребенком, который ждет утра, чтобы поскорее узнать, какой сюрприз приготовили ему родители на день рождения, но от этого ощущения ему почему-то тепло и уютно, и он представляет, как пройдет завтрашний день, расписывая его практически поминутно в своём воображении. Он думает о большом торте, о том, что Чунхон будет поджигать свечки, Чоноп обязательно попробует надеть ему на голову праздничный колпак, а Химчан будет стоять чуть поодаль и улыбаться в кулак, пряча за спиной аккуратно завернутый подарок.
Вечеринки в честь дня рождения кого-нибудь из мемберов всегда были немного сумасшедшими, но домашними и веселыми. Ёнгуку хочется, чтобы утро наступило скорее, и даже если ничего из того, о чем он сейчас думает, не произойдет, он не сильно расстроится. Наверное.
Ёнгук высовывается из-под одеяла, когда в дверь тихо стучат несколько раз подряд. Он не отзывается - просто ждет, и через пару секунд с едва уловимым скрипом дверь открывается, и в комнату просовывается растрепанный Химчан.
- А если бы я спал? - Ёнгук улыбается и говорит тихо, практически шепотом, приподнимаясь на кровати.
- Я видел тебя онлайн десять минут назад, - Химчан тоже старается говорить тихо, заходит в комнату, и Ёнгук понимает, что он держит что-то в руках, но что - в темноте разобрать сложно. - Сколько лет нашему Ёнгукки?
Химчан ласково тянет слова, подходит ближе и садится на край кровати. Щелкает крышка бензиновой зажигалки, и в комнате становится светлее, Ёнгук жмурится и непонимающе улыбается.
- Что это?
- Это любовь жены, - Химчан смешно дует губы и, кажется, немного даже краснеет, протягивая Ёнгуку тарелку с маленьким тортиком. Торт неровно обмазан кремом, особенно по краям, в центре - свечка, совершенно не подходящая по размеру, и Ёнгука накрывает теплой волной, когда он понимает, что этот торт Химчан испек сам.
Торт оказывается вкусным, и они едят его с одной ложки, сидя на кровати у Ёнгука, в комнате темно, и разговаривать приходится шепотом, но Ёнгуку нравится совершенно всё. Химчан подцепляет ложечкой крем с боковины тортика и протягивает ложку Ёнгуку, тот сдавленно смеется и слизывает его с ложки.
В половину пятого Ёнгук зевает, а Химчан сидит и сонно моргает, замотавшись в край одеяла и прислонившись к стене.
- Эй, спасибо, правда.
Химчан слегка наклоняет голову вбок и улыбается.
- Ладно, я пойду пожалуй, - Ким тянется, перебирается по кровати через ноги Ёнгука, но останавливается возле самого края. Улыбка у него взволнованная и немного неуверенная, он разворачивается к Ёнгуку лицом, смотрит на него, и взгляд глаза в глаза получается тягучим и долгим. - И еще кое что.
Химчан закрывает глаза, шумно выдыхает и быстро подается вперед, прижимаясь своими губами к губам Ёнгука и тут же отстраняясь.
- С днем рождения.
- Ты куда собрался? - Ёнгук ловит Химчана за руку в тот момент, когда тот уже встает с кровати, и тянет его назад.
- Тебе не кажется, что это не совсем правильный подарок?
- А какой будет правильным? - Химчан щурится немного по-лисьи и улыбается одними уголками губ.
- Такой.
Губы у Ёнгука горячие и сладкие от торта, и Химчан медленно плавится в его объятиях, не отвечая даже, просто подставляясь под прикосновения и поцелуи.
- Будешь целовать меня чаще? - голос у Ёнгука тихий и немного хриплый, и у Химчана по шее пробегают мурашки.
- Обещаю, - Химчан целует Ёнгука сам, и тот довольно жмурится.
Это лучший день рождения в его жизни.

6)
Нью-Йорк отличается от Сеула совсем немногим, как казалось на первый взгляд - всего лишь всем. Часовым поясом, погодой, людьми и ощущениями. Нью-Йорк понравился Химчану еще тогда, год назад, когда он был здесь в первый раз. В этом городе есть что-то особенное, спокойное и умиротворяющее, но что именно, Химчан понять не может. Он жмурится, вдыхая прохладный воздух полной грудью, натягивает белые рукава свитера практически до кончиков пальцев и улыбается одними уголками губ.
Вечерний Нью-Йорк ему нравится особенно сильно.
Ёнгук идет рядом, сунув руки в карманы, и думает о чём-то своем.
- А помнишь, ты сказал тогда, что когда мы вернемся сюда снова, то пойдем кормить уток?
Ёнгук тихо фыркает и не может сдержать улыбки.
- Ага, помню.
Они сворачивают возле супермаркета и идут вниз по улице, к центральному парку. Химчан вскользь рассматривает витрины и греет замерзшие пальцы друг о друга. Ёнгук смотрит на его взъерошенную макушку, спокойное выражение лица и пальцы, теребящие края рукавов, и складывает случайные слова, всплывающие у него в голове, в набросок будущей песни, которую он когда-нибудь обязательно напишет.
- Замерз?
- Немного.
Ёнгук озирается по сторонам, хватает Химчана за локоть и тянет его к дверям магазина. Химчан улыбается и шагает следом за Ёнгуком, но в супермаркет не заходит - стоит возле дверей и ковыряет маленькую выбоину на асфальте носком кроссовка.
Ёнгук возвращается быстро и прижимает горячую банку с кофе из автомата к щеке Химчана. Тот фыркает, отводит взгляд, но банку берет и тут же сжимает её ладонями. В руках у Ёнгука еще одна банка с кофе, только почему-то другого цвета, и маленький пакет с каким-то совершенно дурацким логотипом. Химчану хочется улыбаться еще сильнее.
- А что там?
Ёнгук пожимает плечами, прячет руки в карманах и пинает маленький камешек.
- Пойдем дальше, покажу, - голос у него тихий и совсем немного - загадочный, и Химчану становится теплее, и дело вовсе не в горячем кофе.
Под вечер в парке практически безлюдно, и они неторопливо идут по аллее, думая каждый о чем-то своём. Химчан считает фонари их пути, а пакет, висящий на запястье Ёнгука, тихо шуршит и привлекает внимание. Где-то на пятнадцати Химчан сбивается со счета, смотрит выжидающе сперва на Ёнгука, потом на пакет, и наконец не выдерживает.
- Ну что там, ну покажи?
Ёнгук тихо смеется, оглядывается и сворачивает с аллеи, шагая куда-то в сторону прямо по ухоженному газону.
- Пойдем.
Когда они останавливаются на горбатом мостике через небольшой пруд, Ёнгук устраивает пакет на перилах, достает оттуда тёплую еще булку и протягивает её Химчану. Тот улыбается так широко, что Ёнгуку невольно приходит в голову мысль о том, что он хочет сосчитать лучики-морщинки, появившиеся возле уголков глаз.
Хлеб хрустит и крошится, и Химчан, почти перевесившись через оградку, сыплет маленькие кусочки на водную гладь прямо под мостиком. Ёнгук стоит чуть поодаль и незаметно таскает кусочки булки, рассматривая оживленно плавающих внизу уток.
- Если честно, всегда хотел так сделать, - зачем-то говорит Химчан, отламывает кусок булки и бросает его в воду.
- Именно здесь?
- Ага. Я даже монетку бросал в воду, чтобы сюда вернуться. Глупая примета, но мне все равно захотелось.
Ёнгук тихо фыркает.
- Что, прямо сюда?
- Ага.
- Балда. Монетки в фонтан бросать нужно, но каким-то образом твоё желание все равно сбылось.
Ёнгук подходит ближе и становится возле Химчана так, что их локти соприкасаются. Химчан смотрит на него долго и весело, а потом совершенно по-детски надувает губы в картинной обиде и бубнит что-то похожее "ну откуда я знал, что так надо. И эта булка не для тебя была".
Ёнгук отправляет в рот последний кусочек хлеба, шарит рукой в кармане и вытаскивает монетку, задумчиво крутит её в руках, а затем резко замахивается и бросает её в воду.
Стая уток срывается с воды и разлетается в разные стороны.
- Пойдем, мама-утка.
Химчан все еще дуется, но улыбается, когда Ёнгук берет его за руку.
Нью-Йорк ему очень нравится.

7)
Химчан стоит за сценой и немного нервно ковыряет бейджик-наклейку на собственном свитере. Не то, чтобы он очень нервничает, работать на камеру ему всегда нравилось, да и съемки шоу - не прямой эфир, и запоротые дубли можно переписать, но...
- Бу, - низкий полушепот раздается прямо над ухом, и Химчан невольно вздрагивает, чувствуя, как по шее и спине пробегаются мурашки.
Кто бы переписал те кадры, которые Химчану кажутся запоротыми окончательно и бесповоротно.
Ёнгук улыбается, кладет ладони Химчану на поясницу и легко подталкивает вперед, ко входу в белоснежную комнату. Химчан немного нервно улыбается, закрывает глаза, спокойно выдыхает и делает шаг вперед, не особенно надеясь выйти оттуда живым. По крайней мере, морально.
Когда им отдают диск с записанным материалом, и они смотрят его все вместе практически ночью, Химчану кажется, что на Викли Айдоле все было подстроено так, чтобы он оказался как можно ближе к Ёнгуку. И Ким очень надеется, что его улыбку, похожую на улыбку влюбленной девочки-школьницы, никто кроме него не заметит.
Ёнгук улыбается в кулак, глядя на экран, где Химчан теряет равновесие и падает к нему в объятия, а затем косится на взъерошенного и смеющегося Кима еще несколько минут.
Химчану кажется, что он скоро сойдет с ума. Через неделю или через месяц - это не имеет большого значения. Когда он почти спиной ощущает мечтательный взгляд Ёнгука, ему кажется, что это произойдет в этот же вечер.
Совершенно дурацкая фансервисная привычка переросла в нечто большее.
По крайней мере, Химчану так кажется.
Он и раньше ловил на себе взгляды Ёнгука, показательно тащился с моментов, когда тот разрешал лишний раз до себя дотронуться, но все это было на камеру. Все это перестало быть фансервисом и игрой в папочку и мамочку группы примерно в тот момент, когда Химчан осознал, что он сидит и неприкрыто пялится на Ёнгука, когда тот, сонный и лохматый, просто пьет кофе. И что отпечаток подушки на щеке Ёнгука кажется ему невероятно милым. Но.
- Ёнгук, - Химчан поднимает руку и негромко щелкает пальцами перед лицом лидера. - Ты знаешь, что ты уже полминуты пялишься куда-то сквозь меня?
Ёнгук улыбается, совершенно довольно и совсем немного - ласково, и кивает.
Химчан фыркает, отворачивается обратно к ноутбуку и прикладывает кончики пальцев к начавшим гореть щекам.
Ёнгук не сводит с него взгляда.
Химчан думает, что еще несколько минут, и он покраснеет окончательно, убежит и закроется в своей комнате, потому что это уже слишком.
Когда он оборачивается, Ёнгук сидит на полметра ближе, и с фальшивым интересом смотрит в его ноутбук.
- Чем занимаешься?
Химчан нервно сглатывает, усмехается про себя и считает до трех.
- Думаю, где же именно я мог спалиться настолько, что ситуация совершила именно такой поворот, - почти как скороговорку выдает он.
Ёнгук за спиной как-то мелодично и слишком понимающе хмыкает, но все же уточняет.
- В чем именно?
Голос Ёнгука становится еще немного ближе.
- Ну, - Химчан захлопывает крышку ноутбука, разворачивается и опирается локтем о спинку дивана. - У меня только один вариант, почему ты на меня так смотришь.
- Какой?
Ёнгук улыбается одними уголками губ и слегка наклоняет голову вбок. Химчан думает, что ему совершенно нечего терять.
- Что я конкретно пропалился с тем, что иногда смотрю на тебя, как влюбленная школьница, - Химчан неловко краснеет, прикрывает глаза и усмехается. - Господи, я все же это признал. Я прав?
- Верно мыслишь.
- И что, это все, что ты мне скажешь?
- Я сказал достаточно, чтобы ты мог сделать нужный вывод.
Химчан смотрит на него неотрывно и практически не моргая, Ёнгук, находящийся на расстоянии вытянутой руки, двигается еще ближе, подается вперед и совсем легко целует Кима в уголок губ. Не поцелуй даже - просто прикосновение.
- Придурок, - Химчан толкает его кулаком в плечо, и Ёнгук фыркает. - И это я еще после этого как школьница? Даже поцеловать нормально не можешь.
Химчан смеется, тянет Ёнгука на себя и целует сам.

8)
Ёнгук закапывается поглубже в одеяло с мыслью о том, что ему почти уже девятнадцать, и его жизнь складывается совершенно чётко, аккуратными ровными линиями, как листок-оригами, в большие перспективы, и, может быть, даже профессиональную карьеру. Складывается так, как хочет он сам, и ему совершенно ничего не мешает. И ему все это чертовски нравится. Он делает то, что хочет, и любит то, что делает, и это кажется ему совершенно правильным, потому что эта музыка, пропитанная духом андеграунда - то, о чем он мечтал с начальной школы.
Ёнгуку нравятся мешковатые толстовки и кепки с большим козырьком, драные джинсы и потертые кеды, нравится то, как сцена принимает его, нравится эта агрессивность, облаченная в слова и выставленная напоказ всем желающим. Нравятся ребята из Soul Connection, которые приняли его, словно они знакомы уже целую вечность, приняли и показали те аспекты андеграундной жизни, о которых Ёнгук в свои тогда еще восемнадцать и не догадывался вовсе.
Ёнгук улыбается и переворачивается на другой бок, просовывает руку под голову и, засыпая, думает, что придти к ним на прослушивание в конце холодного и какого-то сумбурного октября, придти, особенно ни на что не надеясь, было правильным решением.
***
В клубе темно, дымно и душно, но Ёнгуку это нравится тоже. Рэп-баттлы он всегда считал завораживающими.
Ёнгук поднимается по небольшим ступенькам за сценой и сворачивает в узкий коридорчик, спотыкается о провод и тихо чертыхается себе под нос.
- Опоздал, Джепп, - его приветственно хлопают по плечу, Ёнгук кивает в ответ и невольно расплывается в широкой улыбке, но тут же пытается взять себя в руки, потому что это - совсем некруто для рэпера.
- Через десять минут начало, так что я успел. А где список заявок?
Когда Ёнгуку в руки всовывают немного помятый листок со списком имен, он удовлетворенно хмыкает и забирается на стол в самом углу подсобки, пробегаясь взглядом по листку и отмечая про себя знакомые псевдонимы.
Ему нравятся такие баттлы, потому что всегда можно услышать что-то новое, научиться чему-то, постоянно сравнивая чужую читку со своей, можно понять, что тебя андеграундная сцена любит больше, чем кого-то другого.
Когда Ёнгук натыкается взглядом на незнакомое имя, он едва заметно хмурится. Потому что это имя - он уверен, что это именно имя, настоящее, прописанное во всех документах - немного не вписывается в здешние правила. В те правила, которые принимает, и в которые верит он сам. В середине списка ровным и аккуратным почерком выведено "Ким Химчан".
В этом имени есть что-то странное, и Ёнгук думает об этом следующие минут пять, потому что оно слишком слишком красивое, плавное и мягкое, и Ёнгуку на минуту даже становится жаль парня с этим именем. В этих местах ему совершенно ничего не светит.
Карамельное имя.
Ёнгук наблюдает за баттлом с самого края сцены - он выступает одним из последних - и ему делается неуютно от того, что этот Ким Химчан, взявшийся совершенно из ниоткуда, не так уж плох. Вернее, он очень даже неплох. Ёнгук пару раз даже ловит на себе взгляд Химчана, самоуверенный, веселый и совсем немного - игривый, и громко фыркает.
Карамельное имя.
Карамельный мальчик.
Химчан подходит к нему первым, почти сразу же, когда объявляют перерыв для перенастройки аппаратуры. На Химчане широкая белая футболка с совершенно дурацким принтом-надписью, обычная черная кепка и непозволительно узкие для подобных клубов джинсы, и в голове Ёнгука сам по себе всплывает вопрос, как этому парню до сих пор не прилетело в челюсть.
- Тебя что-то не устраивает? - Химчан спрашивает, едва улыбаясь, и Ёнгук отстраненно думает, что у того голос при разговоре гораздо мягче.
- Не устраивает.
- И что же? - Химчан на минуту отворачивается и каким-то невероятным образом выуживает у кого-то из толпы бутылку пива, открывает её и жадно прикладывается к горлышку. Ёнгук смотрит, подозрительно выгнув бровь.
- А пить не рано? Тебе лет-то сколько?
- Девятнадцать, - Химчан улыбается еще шире и протягивает бутылку Ёнгуку. Тот почти презрительно фыркает и отворачивается.
- Я не знаю, кто ты и как тебя зовут, но постарайся отбросить свой юношеский максимализм и представь, что сцена может любить не только тебя.
Через полчаса Ёнгук разносит Химчана в пух и прах, но победа в этом баттле не приносит ему совершенно никакого удовлетворения, лишь чувство, что этот чертов Ким Химчан, кем бы он ни был, его совершенно определенно раздражает.
***
В следующий раз они встречаются уже после выхода нового сингла Soul Connection, когда Ёнгук наконец позволяет себе хоть немного расслабиться. На этот раз он не участвует - просто наблюдает, и понимание того, что спустя два месяца этот Ким Химчан начал читать гораздо круче, его абсолютно не радует.
Химчан находит его взглядом со сцены и коротко кивает, Ёнгук понимает этот жест почему-то не как приветствие даже, а как необходимость поговорить. И он не ошибается.
В руках Химчана два пластиковых стакана, в которых намешано неизвестно что в неизвестно каких пропорциях, и он садится рядом с ним на заваленную на бок старую колонку, абсолютно не смущаясь того, что они, по сути, даже еще не знакомы.
- Я говорил уже, что тебе рано пить?
- Тебе тоже. Но вместе нарушать запреты гораздо приятнее, согласись.
Ёнгуку эта фраза кажется слегка двусмысленной, и он хмыкает, но стакан из рук Химчана принимает. Хоть в чем-то он с ним может согласиться.
- Меня зовут Химчан.
- Спасибо, в курсе.
Химчан улыбается. Этот чертов Ким Химчан всегда улыбается.
- Я хотел услышать немного другой ответ.
- Джепп.
- Врешь.
- Не вру, а недоговариваю, - Ёнгук отпивает из стакана нечто, на деле оказывающееся совершенно гремучей смесью, и почти закашливается. Химчан снова улыбается.
- Ну, Джепп. Почему ты всегда смотришь на меня так, словно желаешь мне смерти?
Через два часа Ёнгук пьян ровно настолько, что ему еле хватает сил добраться до такси.
Утром, когда он вытряхивает содержимое карманов своей толстовки, среди нескольких купюр, которые всучил ему Химчан как долг за выпивку, Ёнгук обнаруживает огрызок бумаги с нацарапанным на нем номером телефона, и еще с неделю чувствует себя девочкой, которую в первый раз склеили, потому что не может выпустить эту бумажку из рук, но и позвонить тоже не может.
***
"Ты бы знал, как меня бесишь. Карамельный мальчик"
"Оу, неужели?"
"Именно. Тебе нельзя читать рэп. Иди вон лучше поработай ведущим на какое-нибудь глупое шоу на MTV"
"А вот это уже обидно. Сказал бы такое лично - получил бы в челюсть"
***
"И ты все еще меня бесишь"
"Просто признай, тебе одно место припекает из-за того, что сцена любит не только тебя"
"Для тебя это развлечение просто. А я живу этим. Жи-ву, понимаешь, ты?"
"Просто признай"
"Признаю"
***

"Ёнгук"
"Эм. Ты напился до зеленых чертей? Меня зовут Химчан"
"Придурок. Вали лучше на свое MTV. Это я - Ёнгук"
***
"От тебя давно не было ничего слышно. Ты где?"
"На MTV"
"Серьезно?"
"Нет"
***
"Знаешь, интересно, что было бы, если бы мы выступили вместе"
"Ты пьян?"
"У тебя красивый голос"
Ёнгук щурит один глаз и закусывает губу, пытаясь попасть по клавишам. Он восхитительно нетрезв, и ему чертовски хорошо, и он хочет сказать этому Химчану, который его до сих пор бесит, что это именно он виноват в том, что наброски новой песни, валяющиеся на отдельных листах в нижнем ящике стола, идеально будут смотреться только в том случае, если они будут исполнять это вместе.
"Ты пьян"
"Для тебя все это действительно несерьезно, а?"
"Адрес давай, живо"
Ёнгук тихо смеется, набирает выученный наизусть уже номер, и с третьей попытки ему удается произнести минимальный набор слов так, чтобы Химчан это понял. Через полчаса в дверь начинают колотить с такой силой, что Ёнгук почти глохнет.
***
Телефон пищит так омерзительно и громко, что Ёнгук просыпается буквально через несколько секунд, шарит рукой по столу в поисках мобильника и смотрит на оповещение о новом сообщении с подписью "карамельный мальчик". Смотрит долго и вдумчиво, фыркает и переименовывает контакт в короткое "Химчан", и только тогда уже лезет читать сообщение.
"Так же серьезно, как и для тебя. Я люблю музыку"
Ёнгуку совершенно необъяснимо хочется улыбаться.
"Обещай мне, что сходишь на MTV"
"Только при условии, что если у тебя будет группа, я буду первым, кого ты туда возьмешь"
"Договорились. Встретимся на неделе? Нужно кое что тебе показать"
"Хорошо. Только я надеюсь на то, что в этот раз тебе не придется напиваться для того, чтобы набраться смелости мне позвонить"
"Как же ты меня бесишь, Ким Химчан"
"Ага"
Ёнгук улыбается, сжимает телефон в кулаке и засовывает руку под подушку, чтобы ровно через минуту вздрогнуть от неожиданности, увидеть в новом сообщении совершенно дурацкий довольный смайлик, и улыбнуться еще шире.

New

9) Песок под ногами мокрый, плотный, и разъезжается в разные стороны неровным отпечатком-следом, когда Ёнгук идет по пляжу. Он лениво теребит висящие на шее наушники и цепляет шлепками теплые волны, иногда все же доползающие до него.
Химчан идет чуть впереди, по щиколотку в воде, и смешно фыркает и пошатывается, когда волна накрывает его ноги до колена. Ткань длинных шорт сразу намокает и липнет к ногам, Химчан что-то бубнит себе под нос, пытаясь выжать край штанины, а Ёнгук улыбается. Ему кажется, что не только этот вечер - вся неделя в Бразилии - отдых, но никак не работа. Химчан почти каждый вечер таскает его на пляж, дурачится и под любым предлогом тащит его в какую-нибудь кафешку, кормит всякими булочками и пирожными. Чоноп поначалу косо поглядывает, но Химчан говорит, что хёнам просто нужен отдых, и Мун хмурится, раздумывая, а потом соглашается, что да, хёнам действительно нужно развеяться. Химчан улыбается. Химчан улыбается все время, и Ёнгук думает, что они вдвоем больше похожи на отдыхающую парочку.
Химчан разворачивается к Ёнгуку лицом, медленно отступая назад, глубже в воду, и весело улыбается. Ёнгук смотрит на бликующие очки Химчана, подвешенные за дужку в вырезе его футболки, когда Ким отшвыривает свои кеды подальше на песок.
- Эй, Ёнгукки, - лениво тянет он, и Ёнгук сдвигает козырек кепки вбок, поднимая голову. - Поймаешь? - Химчан вынимает из кармана шорт телефон, прицеливается и бросает его в сложенные у груди ладони Ёнгука.
- Ты плавать собрался, что ли?
- А почему нет?
Ёнгук садится на песок, снимает кепку и скидывает туда наушники с телефонами.
Химчан смотрит на него весело и с каким-то почти детским восторгом, подходит ближе, брызгает на него водой, уворачивается от рук Ёнгука и прыгает в воду прямо в одежде.
- Идиот, - Ёнгук сдавленно смеется в кулак, когда голова Химчана показывается наконец над водой, и Ким показывает ему язык.
- Просто признайся, что ты тоже хочешь.
- У нас концерт завтра, вылезай, заболеешь же. Полотенца нет.
Ким хмыкает и булькает в накатившую на него волну, выбирается из воды и демонстративно выжимает прилипшую к телу майку Ёнгуку на ноги. Вода кажется холодной, Химчан - красивым, и Ёнгук резко поднимается и хватает его поперек талии, заваливая на песок. Химчан что-то орет сквозь смех, и Ёнгук вспоминает их сумбурное веселье на съемках Killing Сamp.
- Ты совсем дурной? - Химчан щипает его за ногу, Ёнгук дергается, но из кольца рук Химчан не вылезает, просто расслабляется и разваливается у Ёнгука на коленях.
- Сам ты дурной.
- Ну вот, я очки утопил, - Химчан вздыхает, и Ёнгук, поколебавшись секунду, запускает пальцы в его мокрые отросшие волосы, легко ероша.
- Не фиг было с ними в воду лезть.
Химчан забавно бузит, тянется за своим телефоном и начинает возить влажными пальцами по экрану, что-то включая.
- Эй, - Химчан переворачивается и сползает ниже, укладывая голову Ёнгуку на колени. Он смотрит на него долго и, как кажется Химчану, ласково, и снова гладит его по волосам, и не останавливается даже тогда, когда его ослепляет вспышка камеры телефона. Химчан смеется, фотографирует его снова, и к пятой фотографии Ёнгук уже почти начинает позировать.
Уже ночью, в отеле, Химчан листает эти фотографии, подставляется под прикосновения, расслабляется совсем, и ему уже совсем холодно. И ощущение пальцев Ёнгука в его волосах кажется почти привычным. Химчану нравится. Ёнгуку - тоже.

10)


Ёнгуку нравится темнота. Нравится сидеть на кухне в самом углу старенького дивана возле стола, оперевшись плечом о стену и слушать музыку. Нравится, что лампа включена только в комнате, и полоска света из-за приоткрытой двери выскальзывает в прихожую и ложится на край входной двери и куртки на вешалке.
Ёнгук сидит в темноте, медленно перемешивая сахар в чае и думает, что если бы он захотел, у него непременно была бы личная жизнь. Клочок бумаги с номером телефона и именем, сложенный вчетверо, и пожеланием позвонить, если он захочет - просто как еще одно доказательство. Но он не хочет. Не представляет, как это, ходить по улицам под одним зонтиком, водить её в кино, улыбаться каким-то дурацким и абсолютно несмешным девчачьим шуточкам, слушать, что подруга такая глупая и снова встречается с каким-то подозрительным типом, а вон та сумочка с распродажи будет идеально подходить к ёё новому пальто.
Ёнгук отпивает чай, обжигает кончик языка и морщится, не сколько от неприятных ощущений, сколько от понимания того, что некоторые люди могут это терпеть, не прилагая практически никаких усилий. Или же могут просто спать с кем-то, с кем знакомы третий день, а потом расходиться каждый своей дорогой, бросив фразу "это было круто", а следом обещание никогда больше не встречаться.
Все начинается в феврале. В начале, в середине или в конце, Ёнгук не помнит, но это уже и не кажется таким важным. Все начинается быстро и сумбурно, набирает обороты и заканчивается почти полным пониманием того, что он уже не может больше, потому что уже почти как полтора года ничего хорошего из этого не получается.
Начинается с того, что они напиваются после последнего экзамена, сидят на этом самом диванчике на кухне и катают по столу пустую банку из-под пива. Химчан пьяно улыбается и не сводит взгляда с Ёнгука, и банка то и дело падает на пол из-за того, что возле самого края Химчан не успевает её остановить рукой. Они разговаривают о какой-то ерунде, перескакивая с темы на тему, и Ёнгук не помнит, в честь чего именно слышит фразу, которую запомнит на всю жизнь, но он ее слышит, и странная и немного неуверенная улыбка на губах Химчана до сих пор представляется ему так отчетливо, будто Ким улыбается так постоянно.
Начинается с того, что Химчан мнется, пытаясь подобрать слова, и кажется, даже смущается, а потом кладет голову Ёнгуку на плечо.
"Знаешь, я тут много думал, и вышло что-то странное в итоге. Кажется, ты мне нравишься"
Ёнгук считает, что Химчан просто пьян, и ничего не вспомнит наутро.
Ёнгук решает, что с него хватит ошибок.
Ёнгук думает, что жил как-то полтора года, и сможет пожить еще, улыбается через силу, обнимает Химчана за плечо и треплет его по волосам, дурачась.
"Ты мне тоже. Ты клёвый друг, Химчан"
***
Они ругаются каждый день. Не бьют посуду, как семейная пара, и не выставляют друг друга из съемной квартиры, которую они снимают с самого начала учебы. Их ссоры начинаются с таких мелочей, как грязная чашка в раковине, слишком громкая музыка в наушниках.
Ёнгук выходит из себя, когда Химчан возвращается домой под утро, потому что Химчан был с какой-нибудь очередной клёвой девчонкой, потому что он больше не вспоминал тот самый разговор в феврале, потому что Ёнгук каждый раз не может заснуть, когда Кима нет дома. Но Химчану этого знать не положено, и все сводится к короткому "ты задолбал меня будить".
Химчан бесится из-за непонимания, из-за отсутствия объяснений и из-за такого отношения к себе. Когда в середине марта Ёнгук говорит что-то язвительное и обидное, поддевая и нажимая на самое болезненное, Химчан почти срывается. Когда Ёнгук называет его истеричкой, Ким сжимает кулаки и бьет ему в челюсть, тот отвечает тем же и предлагает Химчану найти другую квартиру, и несмотря на все "но", Химчан с ним полностью согласен.
***
Ёнгук вздрагивает и поднимает взгляд, когда слышит, как в замочной скважине проворачивается ключ.
Химчан вваливается в квартиру и включает свет, опирается рукой о вешалку и опускает голову, пытаясь придти в себя.
Ёнгук хочет было что-то съязвить про злоупотребление алкоголем, но сдерживается, и молча смотрит, как промокший Химчан стряхивает дождевые капли с волос, кидает куртку в угол прихожей, стаскивает ботинки и уходит в комнату.
Ёнгук наливает в свою кружку кипяток, закидывает два кубика сахара и чайный пакетик, когда Химчан заходит на кухню, ведя по стене рукой. Бан отходит в сторону, вставая к подоконнику, и смотрит, как Химчан наливает воды в стакан, ищет что-то в кухонных шкафчиках и отбрасывает с лица отросшую рыжую челку.
- Я же просил тебя не надевать мои вещи.
- Что?
- На тебе моя футболка.
- Ну уж извини, что больше ничего не нашел. Если ты не помнишь, половина моих вещей уже лежит по коробкам.
Химчан находит в шкафчике коробку с таблетками и шелестит упаковками-бумажками, чувствуя спиной тяжелый взгляд Ёнгука.
- Но я все равно тебя об этом просил.
Химчан сжимает картонную коробку с такой силой, что та мнется по краям, отшвыривает её от себя, разворачивается, слегка пошатнувшись, демонстративно стягивает с себя серую футболку с затертым уже принтом, и швыряет её Ёнгуку в лицо. Тот ловко перехватывает её и кивает, по-прежнему не сводя взгляда с Химчана.
- Доволен теперь?
- Вполне.
Ёнгук смотрит совершенно безэмоционально, и Химчан практически рычит.
- Что? Ну что, что, твою мать, тебе еще от меня надо?
С каждым словом Химчан медленно подходит ближе, едва сдерживаясь, и хватает Ёнгука за ворот толстовки, наматывает ткань на кулаки, притягивает к себе, рычит почти в лицо. Его мелко потряхивает от холода, усталости и тупого бешенства, а Ёнгук только выгибает бровь.
- Надо же, я думал, что ты пьян.
- Да пошел ты, - Химчан встряхивает его за воротник, Ёнгук смотрит на него тяжело и долго, подается немного вперед, но вспоминает о своем решении избегать лишних проблем и останавливается. - Пошел ты, - тихо повторяет Ким, опускает голову и медленно разжимает кулаки, отпуская воротник.
- Что с тобой? - Ёнгук не двигается с места.
- Я же сказал, пошел ты.
Химчан поднимает на него взгляд и чуть наклоняет голову вбок, понимая, что он слишком устал от всех этих разборок на пустом месте, и что единственное, чего ему сейчас по-настоящему хочется - выпить крепкого кофе и лечь в кровать.
Ёнгук рассматривает Химчана слишком пристально, скользит взглядом по бледному лицу, сухим потрескавшимся губам, синякам под глазами и покрасневшим векам. Химчан коротко усмехается.
- Ну, что же ты не идешь?
- Иду, - Ёнгук подходит ближе, кладет одну ладонь Химчану на плечо, а другую прижимает к его лбу. - Температуры нет.
- Еще скажи, что тебя это вообще хоть как-то волнует, - Химчан отмахивается.
Ёнгуку хочется сказать, что да, конечно волнует, но получается короткое "не то, чтобы". Химчан пожимает плечами. Ёнгук бестолково крутит футболку в руках, выворачивает ее и протягивает Химчану обратно, получая в ответ полный недоумения взгляд.
- Ты совсем больной?
Ёнгук медленно кивает. Химчан закрывает глаза ладонью, разрываясь от желания нервно рассмеяться и съездить Ёнгуку в челюсть. Футболка осторожно ложится Химчану на плечо, сверху Ёнгук прижимает её рукой, и ладони у него горячие-горячие, словно он обнимал ими чашку со своим дурацким чаем по меньшей мере полчаса. Химчан кладет свою руку поверх его, медленно скользит ладонью от запястья выше к плечу, запускает пальцы в его волосы и сжимает их в кулаке на затылке, тянет назад, а сам тянется следом, усмехается и целует его в губы.
- Оно заметно. Ты больной, Ёнгук, совсем больной, - Химчан разжимает пальцы и отходит, на ходу надевая футболку. Его снова трясет.
Ёнгук думает, что никогда в своей жизни так отчаянно он не целовался.
- Что с тобой?
- Давление низкое, наверное. В обморок упал.
Ёнгук вздыхает, трет пальцами виски, подходит к Химчану и отодвигает его от стола.
- Иди отсюда.
- Что?
- Иди, сказал. Сейчас принесу тебе кофе.
Кофе Ёнгук действительно приносит, горячий и вкусный, такой, какой Химчан и любит. Приносит, неловко мнется и садится на край кровати.
- Я нашел квартиру, - тихо говорит Химчан.
- Когда съезжаешь?
- Дня через три, - Ким протягивает Ёнгуку пустую чашку и ложится обратно, накрываясь одеялом и обнимая себя руками. - Спасибо за кофе.
- Не за что. А хочешь?
- Что?
- Хочешь?
- Ты больной, Ёнгук. Ты совсем больной. Не знаю. Давай завтра обо всем поговорим?
Ёнгук выключает свет, достает из шкафа плед и укладывается на диване, не раздеваясь. Химчан устало вздыхает.
- Эй. Иди сюда? Я подвинусь.
Ёнгук приподнимается на локте и смотрит на Химчана, но из-под одеяла видна только растрепанная макушка. Он подхватывает свой плед, встает и набрасывает его поверх одеяла, а затем укладывается рядом с Химчаном, осторожно обнимая.
- Это значит, что не хочешь?
- Не знаю, может быть да. А может быть и нет. Завтра поговорим, я хочу спать.
Химчан ворочается, придвигается ближе к Ёнгуку, берет его под одеялом за руку и прижимает к своей груди. Ёнгук впервые за долгое время улыбается и утыкается носом в рыжую макушку, думая о том, что утром нужно будет распаковать стоящие в углу комнаты коробки.

11) Ёнгук тихо фыркает себе под нос и резко перечеркивает карандашом последние несколько слов, крутит карандаш в руках и стряхивает с листа мелкие крошки грифеля. Карандаш привычно ложится за ухо, и Ёнгук бегло осматривает стол в поисках ручки, но та как на зло куда-то исчезла и не желает обнаруживаться уже второй час.
- Эй, - дверь открывается после короткого стука, и в комнату тихо заходит Химчан.
- Ты чего в собственную комнату стучишься? - Ёнгук тянется, разминает затекшую шею, коротко улыбается Химчану через плечо и снова берет в руки большой блокнот на пружине.
- Ты работаешь, не хотел тебя отвлекать, - голос у Химчана мягкий и извиняющийся, и Ёнгук тихо фыркает.
- Все равно ничего не получается.
Ёнгук бездумно водит пальцем по странице, нажимает чуть сильнее, и слова немного смазываются, оставляя рядом на бумаге грязно-серый след. Химчан медленно подходит ближе, опирается на спинку стула и заглядывает Ёнгуку через плечо.
- Закончишь потом, может? Уже поздно.
Ёнгук прикрывает ладонью текст, и Химчан хмурится.
- Нет. На завтра у нас эфир с утра. И еще куча всякой работы, - Ёнгук вздыхает и запускает пальцы в волосы, трет затылок и опускает голову вниз, упираясь лбом в край стола.
- Новая песня никуда не убежит, -тон Химчана ласково-убедительный, хоть Ким и прекрасно знает, что на Ёнгука подобное не действует. - Тебе тоже отдыхать нужно. Иди спать.
- Я не хочу. Нельзя.
- Я бы на твоем месте подумал еще раз.
Ёнгук косится на Химчана и закрывает глаза снова, коротко мотая головой, а Ким хмурится еще сильнее, считает про себя до трех, успокаиваясь. Протягивает руку и мягко треплет волосы на затылке Ёнгука, медленно скользит ладонью ниже и начинает разминать шею. Ёнгук издает короткий звук, отдаленно похожий на мурлыканье, и откидывается на спинку стула.
Руки Химчана теплые и сильные, а сам он едва заметно улыбается - Ёнгук запрокидывает голову и приоткрывает глаза.
- Что? Ну кто-то же должен о тебе, неразумном, заботиться.
- Да, мамочка, - Ёнгук улыбается.
- Я тебе не мамочка, - пальцы Химчана сильнее сжимаются на плечах, и Ёнгук тихо стонет. - И еще слово, и будешь спать один. Голова болит?
- Немного.
Химчан наклоняется и целует Ёнгука в висок сперва с одной стороны, потом с другой. Не поцелуй даже, просто прикосновение губ.
- А теперь все, спать.
Химчан несильно тянет его за рукав, и Ёнгук понимает, что тот, в принципе, прав, и действительно нужно отдыхать, но дело скорее в том, что он просто не может долго сопротивляться Химчану. Ёнгук лежит в кровати, медленно и с удовольствием заворачиваясь в одеяло, и смотрит на закрывающего на щеколду дверь Химчана.
- Кто-то сказал, что я не буду спать один, - Ёнгук лениво растягивает слова, и Химчан снимает футболку, кидает её через всю комнату на свою кровать, а сам забирается под одеяло к Ёнгуку.
- Ты и не будешь, - Ким улыбается, позволяя себя обнять, поворачивается к Ёнгуку лицом и гладит того по волосам. Ёнгук что-то неразборчиво мычит в ответ и тянет Химчана еще ближе. - Спи.
***
Утром Ёнгук просыпается один и по ощущениям просыпается он ближе к обеду, обреченно вздыхает и вылезает из-под одеяла с вполне сформировавшимся чувством, что он везде опоздал.
В общежитии подозрительно тихо - никто не бегает и не собирается - только со стороны кухни слышна какая-то возня. Ёнгук в недоумении подходит к столу и косится на часы - половина десятого утра.
- Что за черт.
Брошенный на краю стола блокнот закрыт и лежит посередине, на нем - зефирка в форме какой-то зверюшки. Ёнгуку хочется улыбаться. Середина блокнота заложена потерянной вчера ручкой, и Ёнгук, откусывая краешек зефирки, пробегается по строкам взглядом и фыркает при виде смешного кролика, нарисованного в углу листа.
"Я договорился, и запись перенесли на час дня. Проснешься - иди завтракать"

запись создана: 05.06.2014 в 02:09

@темы: фанфики, is love, Кей вернулся, дарующий поп!, Секта свидетелей голого живота Топа