На память.

[Iambang]

Написано для  Бикочу.
Название: На память
Фэндом: Hetalia - Axis Powers
Пейринг: Россия/Литва, намек на Польша/Литва
Рейтинг: G
Жанр: драббл, зарисовка по арту, ангст.


Что такое одиночество? Пожалуй, это одна из немногих вещей, которых он боялся по-настоящему. Находиться среди казалось бы счастливых и улыбающихся людей и понимать, что все их чувства наиграны и фальшивы. Понимать, что даже самые близкие люди тебе чужие, что ты не нужен им так, как они были нужны тебе.
Сидеть, обняв колени, прислонившись затылком к бортику ванной, смотреть под потолок и подставлять плечи и грудь под напор упругих струй воды казалось приятным и согревающим. Но этого тепла было недостаточно. Он знал, что рано или поздно все сложится именно так, знал, что распад неизбежен. Каждый в этом мире сам по себе, каждый должен рассчитывать только на свои силы, не прося никого ни о чем. Было страшно, и страх этот был липким, обволакивающим со всех сторон, не дающим ни малейшей надежды на спасение. По крайней мере, в тот момент именно так и казалось.
Спустя два часа Иван вышел из душа, замотавшись в большое полотенце. Прохладный воздух скользнул по мокрому телу, заставил инстинктивно сжаться и плотнее укутаться в махровую темно-синюю ткань. Ни о чем не думая, Брагинский подошел к окну. Черное ночное небо с россыпью бледных звезд, тонкий полумесяц, высокая ель возле дома; едва уловимый запах замерзшей хвои и холода января. И снег, в темноте кажущийся темно-синим, бесконечные просторы снега, обнимающие бескрайние леса. Вот она, Сибирь.
- Не за чем было приезжать сюда, совершенно не за чем, - Россия невесело усмехнулся и окинул взглядом комнату, - Нужно возвращаться в Москву.
***
Путь в лесах – это километры тишины, разбавленные мерным стуком колес. Это бессмысленное перечитывание взятых с собой старых выпусков газет и долгие часы, проведенные в одиночестве и пустом ожидании. Это заснеженный лес, мелькающий за холодным стеклом и тень проводов, сопровождающих состав поезда. Очередной пустой стакан на столе и новая бессонная ночь.
«Первыми из СССР вышли Латвия, Литва и Эстония. В начале декабря 1991 г. лидеры России, Украины и Белоруссии подписали так называемые Беловежские соглашения, объявлявшие о роспуске СССР и создании Содружества Независимых Государств…»
Брагинский снова скользнул взглядом по желтоватой бумаге газеты, оповещавшей общественность о событиях минувшего декабря. Статья на первой полосе, на другой странице – фотография. Последнее совместное фото: взволнованный Литва, неловко пытающийся спрятать радость во взгляде, не менее счастливый Латвия, равнодушно-спокойный, едва улыбающийся Эстония, Украина, угрюмая Беларусь и сам Россия.
«Первыми из СССР вышли Латвия, Литва и Эстония…»
Flashback
Конечно же, он знал, кто сейчас переминается с ноги на ногу в коридоре и ищет в себе силы на серьезный разговор, который и так уже долго откладывался. Ему был знаком и этот стук в дверь, и эти неуверенные шаги, привычным было так же и шуршание бумаг в его руках. Иван даже не оторвал взгляд от заполняемого бланка, когда он остановился возле его стола.
- Что ты хотел, Литва?
- Соглашение, - Торис положил на стол Брагинского небольшую бежевую папку, - твоя подпись нужна.
- Что, теперь на равных, да? – Россия устало потер глаза, отложил ручку и посмотрел на прибалта. – Я думал, что правительство уже все обсудило и подписало нужную документацию, - открыть папку и наспех расписаться в углу на каждой из трех страниц.
-Вань, - неуверенно и робко обойти стол, встать сбоку и положить на плечо руку. – Ты же понимаешь, я не хочу уходить, - прикосновение чуть шершавых искусанных губ к виску.
- Что Вань?
Россия выглядел безучастным. Он никак не реагировал на прикосновения, он не хотел разговаривать, даже не обращал внимания на сочувствующий и в то же время несколько обеспокоенный взгляд Литвы. Он не дернулся, когда Торис поцеловал его сперва в щеку, затем в губы. Не оттолкнул его, но и не ответил.
- Что тебе мешает?
- Я не могу, - Лоринаитис снова отводит взгляд, - Это слишком, я правда не могу.
- Ничего, я понимаю. Твои документы, - Иван подвинул папку с подписанными бумагами на край стола. – Тебе пора. Желаю удачи, Торис, - уставшая полуулыбка.
Литва перестал понимать, что происходит на самом деле, еще в день распада. Это было странное чувство: опьяняющая радость свободы, теплота от того, что он наконец вновь сможет вернуться к Феликсу, но в то же время неприятная, щемящая тяжесть, беспокойство. И ощущение, что он в чем-то виноват. Наверное, только природы этого чувства Литва так и не смог понять.
«Тебе пора, желаю удачи»
Но Торис не ушел. После получения независимости от России, в нем зародилось чувство уверенности в том, что он все же нужен и здесь.
«… желаю удачи»
Он впервые ослушался приказа Брагинского, он остался. На какое-то время. Он снова целовал обветренные губы России, и на этот раз Иван ему отвечал. Литва что-то сбивчиво шептал, путался пальцами в волосах, гладил по щекам и целовал его в макушку, прижимал к себе, зачем-то повторял, что все будет хорошо. Затем он замолк, сидя на коленях у Брагинского и перебирая его соломенного цвета пряди, в то время как Иван из-под полуприкрытых век смотрел куда-то в сторону и старался не встречаться с прибалтом взглядом.
Россия не любил прощаться. Потому что не умел. Бессмысленные разговоры казались слишком глупыми, а тишина молчания слишком давящей. Тяжело отпускать от себя того, с кем пробыл столь долгое время. Литва то и дело говорил что-то жизнеутверждающее и старался успокоить, возможно, сам того и не понимая. Но Россия был спокоен. Нет, не так. Равнодушен. Он старался по-прежнему улыбаться, был полностью уверен в том, что со временем примет все случившееся, как должное. Насильно мил не будешь, Брагинский понимал это, как никто другой. Он знал, что распад неизбежен. И он был равнодушен. Почти.
End of flashback
Москва встретила Россию пасмурным утром, липким снегом в лицо и вечной городской суетой. Черным автомобилем, встретившим его возле вокзала и угрюмым сонным Байльшмидтом, который был не очень-то рад возвращению Ивана в столицу. Холодным домом, давящей тишиной, неприятным полумраком, тонким слоем пыли и Торисом, который стоял возле окна, чуть отодвинув тяжелую темно-зеленую штору, и с легкой улыбкой смотрел куда-то перед собой и теребил в руках завядший подсолнух.
- Вернулся наконец, - Литва отошел от окна и неуверенно шагнул навстречу Брагинскому.
Иван не был рад видеть Ториса, но и против его присутствия в доме он тоже ничего не имел. Это навевало воспоминания о том, когда и прибалты, и сестры - все они жили вместе, здесь, под этой крышей. От этого становилось пусто и тоскливо. Хотелось все вернуть. Подчинить, сломать, заставить.
- Ну и зачем ты здесь? - Россия улыбнулся. Скорее по привычке, нежели от сердца.
Лоринайтис молчал. Он не знал, что сказать, не знал, зачем пришел. Чтобы убедиться, что с Россией все в порядке? Потому что соскучился? Потому, что видеть его каждый день стало уже таким привычным? Он не мог ответить на эти вопросы, он просто пришел. Он каждый день приходил, по нескольку часов стоял у окна или же сидел на диване. Он ждал его возвращения.
Литва сел на пол посередине комнаты спиной к хозяину дома и поднял взгляд к потолку, по-прежнему теребя в руках подсолнух.
- Я тебя ждал, - наконец выдавил из себя Торис и, прикусив зубами краешек лепестка, потянул на себя.
- Вижу.
Литва ожидал возражений, нотаций, чего угодно, но Брагинский остался по-прежнему безрадостным и тихим. Он подошел сел рядом и несильно толкнул парня в грудь, от чего тот завалился на спину и слегка поморщился.
- Как ты сюда попал? – сомкнуть пальцы на запястье и прижать к полу, уловить легкую улыбку Ториса, проследить за тем, как он достал из кармана знакомый брелок. – Ах да, как же я не подумал сразу, - Россия усмехнулся и потянулся за ключами.
- Нет, Вань. Я их себе оставлю. На память.
Легкая полуулыбка, рука Брагинского на запястье, размеренное тиканье часов, лепестки подсолнуха на деревянном полу и пылинки в воздухе.
На память.