Автор: Zincum (Iambang)
Фэндом: KHR!
Пейринг: XS
Рейтинг: PG-13
От автора: Нечто неясное, в чем-то даже слишком образное.
Третий драббл ссылается на додзю "Tell him" и этот арт.
читать дальше
1.
Наблюдать финальную битву за кольца Вонголы, сидя в бинтах и сжимая подлокотник инвалидной коляски, мечнику хотелось меньше всего. Но изменить он ничего не мог, и это бесило даже сильнее, чем сам факт вероятной победы вонгольского щенка.
«Чертов Дино» - шипит про себя Скуало и вновь устремляет взгляд на большой монитор. Он до сих пор помнил, как Каваллоне вместе с Ромарио отключили его от какого-то надоедливо пищащего аппарата, вкололи дозу снотворного, чтобы не дергался, и устроили его в этом самом кресле. Последнее, что видел Супербиа – серьезное лицо блондина и брошенное через плечо «ты должен быть там»
Смысла этого поступка Дробящего Мустанга мечник так и не смог понять. Показать, насколько они, Вария, слабее десятого поколения? Не в духе Дино, он бы не стал столь явно насмехаться над школьным товарищем. Приказал кто-то из верхушки семьи? Бессмысленно. Еще двадцать минут назад все считали его, Супербиа Скуало, погибшим в битве за кольцо Дождя. Но ничего не остается, кроме как с прежним, еле уловимым восхищением, смотреть на пламя Гнева Занзаса, следить за его атаками, усмехаться, глядя, как уклоняется Савада. Определенно, у парня есть потенциал, но в роли главы семьи представить его пока не получается, слишком неумел и неопытен, обращается со своей силой, как маленький ребенок с дорогой игрушкой – хочет поиграть, но боится. Занзас же таким никогда не был. Желание силы, желание власти, сейчас и немедленно. И слова «невозможно» он не знал тоже. Наверное, именно поэтому Супербиа и подошел тогда к нему. Поэтому он остается рядом и до сих пор.
- Ты должен быть там, пф, - вариец тихо передразнивает блондина. – Чертов конь... Эй, Дано! – Скуало поворачивает голову вправо и чуть морщится от боли, - Как думаешь, Занзас бы забросил идею стать боссом? Если бы с самого начала знал, что не истинный наследник?
- Кто знает.
На данный момент Каваллоне бесил мечника даже больше, чем одна из Червелло, склонившаяся над лежащим на земле Занзасом. Что она говорит – не слышно, но по губам ясно читалось «Вы справились со своей ролью, Зансас-сама», как-то ласково гладит по щеке. Супербиа тихо зарычал и поклялся себе, что когда-нибудь девушка этой самой руки лишится. А потом и жизни, но это по настроению. Следующим после нее в списке будет Дино, посмевший привезти его сюда, во второй раз поставивший под угрозу честь и гордость мечника. Первым разом было спасение его жизни.
- Конечно же нет! Он бы разжег свой гнев и уничтожил всё нафиг вместе с законами! Было бы лучше, если… - Скуало прикусывает кончик языка, говорить дальше не хочется даже больше, чем терпеть присутствие Каваллоне рядом с собой. А тот еще и руку на плечо положил, подбадривает. Вариец нервно дергается, силясь сбросить теплую ладонь. – К черту, мне не нужна твоя поддержка, - голос становится более серьезным и тихим. – Отвези меня туда.
Блондин недовольно цокает языком, и Супербиа спиной чувствует его укоризненный взгляд, однако молчит. Он принял решение, должен, значит, так оно и будет. Только теперь нужно найти слова, чтобы все объяснить.
Вдох-выдох. Скуало чувствует себя на редкость беспомощным и потерянным. Почти сломленным. Как рыба, подцепленная на крючок и вытащенная из воды – все еще жив, но надежда сорваться с этого крючка угасает с каждой минутой. Страшно. Все-таки сейчас еще не время для конца, тем более такого позорного для мечника. На автомате считать выбоины на асфальте под колесами инвалидной коляски, прикрыть глаза и пытаться дышать глубже, успокоиться.
- Хватит, - тихо, уверенно. Он уже больше не боится. – Дино, помоги мне.
Каваллоне все понимает, он всегда понимал. Поэтому обходит, подхватывает Скуало под руки и помогает встать, почти держа на себе. Мечник неуверенно опирается одной ногой о развороченную землю и морщится от боли во всем теле, чуть заметно кивает. Блондин постепенно опускает его на землю и отходит.
- Я его заберу, - кивает на кресло, - Надеюсь, еще увидимся.
Супербиа остается сидеть один на земле, посреди школьного двора –поля битвы. Смотрит на свою неестественно отставленную левую ногу, усмехается, берет под колено и устраивает в нормальном положении. Хотя какая разница, он её все равно не чувствует до сих пор. Где-то сзади слышен ехидный смех Бельфегора. Плевать, над чем смеется принц, на все плевать. На Тсунаеши, облегченно носящегося вокруг своих хранителей, на суетящихся Червелло, на отъезжающую машину Каваллоне, шуршащую по асфальту шинами.
- Ску-чан? – голос Луссурии звучит серьезно. И когда он успел подойти? Хотя, тоже плевать. Хранитель Солнца Варии умеет не кокетничать, быть серьезным, не задавать лишних вопросов и просто замечать ситуации, когда нужно остаться в стороне. И сейчас не сочувствует, не пытается подбодрить и помочь. Даже это его обращение звучит серьезно. – Ску-чан, на заднем дворе три машины.
Мечник слабо кивает, не поворачиваясь. Слышит удаляющиеся шаги, упирается лбом в здоровое колено и запускает пальцы в волосы.
- Никчемный мусор.
Отчего-то Занзас не злой. Он равнодушен, больше, чем когда либо. И неизвестно, хорошо это или плохо. Слышится шорох накидываемого на плечи кителя, щелкает затвор. Что ж, даже пламени своего жалеет. Возможно, он прав. Супербиа чувствует дуло пистолета, приставленное к затылку, но молчит. Молчит и глава Варии, не спеша спускать курок. Скуало немного поворачивается, насколько может, смыкает пальцы на запястье Занзаса, медлит, отводит пистолет от затылка, не чувствуя при этом сопротивления, тяжело ухмыляется, но это все же его ухмылка, пусть вымученная, но его. Тянет руку на себя и поворачивает голову, прижимается лбом к холодному металлу пистолета, прикрывает глаза. Кожу приятно холодит, хочется сорвать все бинты, опутывающие голову и шею, чтобы прижаться к пистолету и щекой; мечник медленно разжимает пальцы, словно колеблется, опасается чего-то, проводит по выпирающей косточке на запястье, скользит ниже и руку не убирает. Усмехается, пытаясь понять, что же именно им сейчас движет.
У Занзаса красивые руки. Супербиа помнит, как будучи еще подростком, через месяц после их знакомства, встал перед ним на колени в издевательском поклоне и прижался губами к костяшкам пальцев, выражая тем самым свою преданность и готовность уйти тогда, когда посчитает нужным, когда сумеет превзойти его по силе. Занзас не был против, однако через несколько секунд пальцы уже сомкнулись на светлой челке, и Скуало отшвырнули в сторону, приложив плечом о стену. Мечник помнит, как через несколько лет он попросил будущего босса научить его стрелять. Проглотив пару оскорблений в свой адрес, добился согласия и победно улыбался, чувствуя приятную тяжесть пистолета в своей ладони. Занзас стоял сзади, поддерживая его за локоть, молча направляя, указывая, как нужно правильно держать руки.
- И почему не пристрелил, хренов босс?
В словах Скуало явная насмешка, но несостоявшийся десятый Вонгола её игнорирует. Супербиа шумно выдыхает и отстраняется, вопросительно смотрит на босса, когда тот носком ботинка толкает его в ногу.
- Обещался следовать за мной, так следуй, бесполезный мусор. Не научишься заново ходить – секретаршей моей будешь. А теперь ползи, как хочешь.
Брюнет разворачивается и уходит, убирая пистолеты и поправляя свалившийся с одного плеча китель.
- Моя машина - последняя.
2.
Больше всего, пожалуй, Занзас не любил явление, названное зеркальным рефлексом. Просто от понимания того, что ты повторяешь что-то за другим человеком совершенно на автоматизме, причем поделать с этим ничего не можешь, весьма ощутимо напрягало, даже бесило.
Скуало, стоящий напротив и монотонно зачитывающий отчет с прошедшей миссии, при этом вставляющий в официальный текст свои комментарии и замечания, выглядел помятым и уставшим. Хотя, как еще может выглядеть человек, который не спал четверо суток и за неделю исколесил пол- Европы, будучи на задании? Хотя, Занзаса это никак не касалось, если только не брать во внимание того факта, что через каждые пять минут он с угрюмым видом закрывал рот кулаком, широко зевая. Только вот спать он не хотел совершенно, даже наоборот. В кабинете царила неприятная напряженная атмосфера, разбавляемая только тихим чертыханием боевого капитана – у того на лице было написано только одно явное желание – упасть на кровать и спать, так что он был непривычно кратким и сговорчивым - и тихим шелестом бумаги в его руках.
- Все, катись к черту со своими отчетами. Задание выполнено, если что интересует, сам прочитаешь, - Супербиа отшвырнул папку на край стола, развернулся и вышел, даже не обратив внимание на то, что его не окликнули и не объяснили методом прицельного швыряния в голову бьющихся предметов, что посылать начальство как минимум не вежливо.
В особняке было слишком душно. Даже не жарко, хотя полуденное итальянское солнце палило нещадно, а именно душно, воздух был тяжелым и горячим, разъедающим изнутри легкие. А еще в резиденции Варии было непривычно тихо. Никто не орал, не пытался друг друга убить, не тренировал искусство меча на предметах мебели. В кабинете находиться не хотелось, Скуало ушел, но та противно давящая атмосфера удалиться не пожелала, соизволив составить компанию боссу в это субботнее утро. Необходимо было прогуляться.
В коридоре встретился только что проснувшийся Бельфегор, недовольно хмурясь и на ходу накидывая на голые плечи покрывало («Я не люблю, когда все подряд имеют возможность смотреть на мое прекрасное тело, шишиши~»), он коротко кивнул Занзасу и скрылся за поворотом, ядовито усмехнувшись. Брюнет же машинально проводил подчиненного взглядом и поправил китель точно таким же движением, каким сейчас Потрошитель заматывался в покрывало. Несостоявшийся десятый хмыкнул и нахмурился еще сильнее – это уже определенно не смешно.
***
С первого взгляда Скуало выглядел расслабленным, развалившись прямо на траве недалеко от особняка. Прохлада тени приятно успокаивала, отсутствие снующей в особняке прислуги и второсортных бойцов варии вообще радовало безмерно. Никаких просьб, поручений, прихотей босса. Напряжение и продолжительную бессонницу выдавали лишь подрагивающие веки, маленькая морщинка между бровей, поджатые губы и круги под глазами. Перевернувшись на спину, Супербиа прикрыл лицо ладонью и в сотый раз постарался уснуть. Однако что-то мешало, и это что-то можно было распознать даже не открывая глаз, интуиция киллера никогда еще не подводила.
- Эй, босс, с какой это стати ты тут шляешься? – мечник усмехнулся, подумал с секунду и добавил – И пушку свою опусти. Хотя, все равно в меня не выстрелишь, так что плевать.
- Ты что, мне всерьез доверяешь, мусор?
Занзас медленно подошел ближе, сняв пистолет с предохранителя и прицелившись подчиненному в голову. Палец ласково, почти любовно, поглаживал курок, на губах играла нехорошая ухмылка, а взгляд был испытующе-жестким. С каждым шагом вариец заводился все больше, чувствуя постепенно поднимающееся негодование и злость от того, что его так открыто игнорируют. Желание пристрелить заместителя росло, а воображение любезно подкидывало картины различных способов жестокого убийства при помощи пистолета и энтузиазма.
- Тебе-то какая разница? – почувствовав прикосновение чужого ботинка к своему колену, Скуало наконец привстал и приоткрыл глаза, сразу же сощурившись от яркого солнца. Однако секундой позже он не сразу смог понять, что же произошло – ладонь Занзаса закрыла половину лица, лишая возможности видеть. – Занзас, ты что, умом двинулся в мое отсутствие?
Показалось, или же в его голосе действительно не было издевки? Хотя, блондин был слишком измотан, чтобы излишне проявлять свою импульсивность в полной мере.
- Я лишь вопрос задал. Отвечай, мусор!
Происходящее мечнику решительно не нравилось, однако с ответом он не спешил. Медленно поднять руку, прикоснуться к запястью Занзаса, осторожно сомкнуть пальцы, остановиться, как будто выжидая нужного времени или же проявления реакции на свои действия, скользнуть ладонью выше и остановиться возле локтя, попробовать убрать руку от своего лица.
- Это уже не смешно, твою мать. Уйди, а?
Реакция у мечника была отменная, и как только пальцы сомкнулись на его шее, вдавливая кадык и вызывая приступ рвущегося наружу судорожного кашля, Скуало дернулся вперед, хватая Занзаса за рубашку, и резко потянул на себя и в сторону, почти перекидывая через себя и заваливая на траву.
Они успокоились только через пятнадцать минут хорошей встряски и мордобоя, взъерошенные, тяжело дышащие и сплевывающие кровь из разбитых губ на примятую траву. Правило не использовать оружие установилось как-то само собой, дав возможность участникам потасовки разрешить все по-мужски, при помощи одной только грубой силы. Скуало лежал на боку, уткнувшись разбитым носом в руку Занзаса. Было неудобно, выпирающая косточка на запястье упиралась в скулу, но сил шевелиться, а тем более встать, не было. Да и желания, впрочем, тоже.
- И какого черта сейчас было, а, хренов босс? – Супербиа по-прежнему усмехался, а его язвительность никуда не делась, скорее даже постепенно набирала скорость, словно разгоняясь для взлета.
- Вопрос я тебе задал, мусор. Устраивает так?
- А я всего лишь оборонялся от вопросов твоих. Рефлекс, знаешь ли, - растянув конец фразы, блондин широко зевнул и приподнялся на локте, задумчиво поглядывая на варийский особняк. Сам же Занзас не толком не понимал, почему он вообще полез к заместителю с вопросами на столь дурацкую тему. Доверие, чушь какая. Важна лишь преданность, обязанность, надежность, верность. Чтобы знать, что в случае чего найдутся люди, что прикроют спину, люди, которые сами вызовутся на задание, люди, которые пойдут за тобой, даже понимая всю безнадежность ситуации и обреченность плана. Это все это сопляк Савада, носящийся со своими хранителями и настаивающий на политике мира во всем мире. Это он подает такие абсурдные манеры и макеты поведения. Глава Варии усмехнулся и машинально зевнул, покосившись на боевого капитана.
- Вставай и тащи свою задницу внутрь, спать надо.
Когда брюнет чертыхался себе под нос, глядя на завалившегося поперек кровати спящего Скуало, он понял, что те слова прозвучали никак иначе, как приглашение. И спать он сам по-прежнему не хотел.
3.
Воздух здесь – чистый и неестественно прозрачный, без горчинки, без сырости и соли, даже ветер, и тот невозможно ощутить кожей, хотя небольшие волны то и дело набегают на прибрежный песок. Наверное, здесь вообще ничего невозможно почувствовать, кроме запаха собственных сигарет – тот почему-то никуда не исчез. Как и осознание того, что он сейчас, именно в эту минуту теряет что-то важное, но никак не может понять, что именно. Он не помнит кто он, что представляет собой его жизнь и была ли она у него вообще. А рядом, на скамейке возле самого моря – если вытянуть ноги вперед, может быть, получится даже дотронуться до кромки воды – сидит он же сам, собственное отражение, только что моложе на десяток лет, шумный, хмурящийся, нервно чиркающий зажигалкой и смотрящий куда-то за горизонт. Он тоже не помнит своего имени, но помнит свое прошлое, свое настоящее. И помнит еще что-то. Или кого-то.
- Хоть и неохота мне, но я возвращаюсь, - собственное отражение тушит сигарету о лавку и встает, откидывая взлохмаченные ветром волосы назад. – Ты тоже можешь вернуться.
Вернуться? Куда вернуться? Слишком много вопросов, ответы на которые найти пока что не представлялось возможным. Отражение говорит ещё что-то перед тем, как уйти, но слова кажутся ему отстраненными, лишенными смысла, и он слушает уже, устало прикрыв глаза и пытаясь почувствовать кожей прибрежный ветер. Кажется, воздух стал немного холоднее.
- Вспоминай. О том, кто ты такой. О том, кто он такой. О том, что я собой представляю, о смысле моего существования. Если не вспомнишь – не сможешь вернуться.
- Эй, да что за «он»?
Но последнего вопроса никто уже так и не услышал.
Скуало.
Чье-то до боли знакомое имя, вертящееся в сознании, но он никак не может понять, кому оно принадлежит. Тому, кто был ему дорог? Или же тому, кого он когда-то убил? Убил?..
Мужчина едва заметно вздрагивает и открывает глаза. Убил. Когда-то раньше он убивал, теперь он знает это точно. Кажется, у него даже был меч или пистолет. Он вытягивает руку вперед, прищуривает один глаз и пробует прицелиться пальцем в край облака над горизонтом, глубоко вдыхает, кладет ладонь обратно на колено. Нет, пистолета у него не было, а даже если и был, он его не любил. Скорее, такое оружие было у кого-то другого. В воздухе уже ощутимо чувствуется привкус соли.
Скуало.
Он забывает вдохнуть, когда ледяная вода накатывает на его черные лакированные ботинки, однако он не пытается забраться на скамейку с ногами, чтобы сильнее не вымочить брюки.
Что-то важное. Незыблемое. Что-то такое неуловимое.
- Я должен, черт возьми, вспомнить! – голос надломленный и сдавленный, говорить становится все труднее и труднее, словно погружаешься под толщу воды, и не вдохнуть даже, и холод обнимает со всех сторон, давит и заставляет цепляться за то последнее, что у тебя осталось. У него пока есть только имя – Супербиа Скуало – и он до боли сжимает свое запястье, пытаясь вспомнить что-то еще, связанное с ним, силясь вырваться из этого оцепенения, но ничего не выходит. А волны все накатывают и захлестывают с головой.
- Он… Он?..
Где заканчивается берег, и начинается море уже не разобрать, песка попросту не видно, не видно и той скамейки, и неясно, где заканчивается вода и начинается небо, все одного оттенка – глубокого синего. Наваждение понемногу отступает, он чувствует это, потому что дышать становится легче, и ноги начинают слушаться. Он сам не знает, куда идет, просто чувствует, что так надо, что больше невозможно оставаться на месте и чего-то ждать.
- Скуало?
Он оборачивается на голос, чуть хриплый и глубокий. Знакомый. Это зовут его, он точно в этом уверен. Снова становится трудно дышать и чуть подрагивают кончики пальцев, когда Скуало опускается на колени рядом с тем, кто его позвал. У него короткие темные волосы и серьезное выражение лица, и Супербиа понимает, что знает, очень давно знает этот взгляд и морщинку между бровей, эту манеру накидывать китель на плечи. Но он никак не может вспомнить имени этого человека, понимая, что это и есть тот самый «он», к которому так хотело вернуться его отражение из прошлого.
- Я знаю тебя, - Скуало улыбается и подсаживается ближе, но голос звучит неуверенно, и не разобрать даже, вопрос это или утверждение.
- Уверен?
Супербиа неопределенно покачивает головой, но мысленно обещает вспомнить. Все то, что должен знать о себе, о нем, но почему-то забыл. Прикрывает глаза и улыбается, когда чужая ладонь, едва касаясь, скользит по волосам и сжимается, утягивая немного вниз. Все кажется таким реальным и правильным, что ему уже не жалко того количества времени, что он провел здесь в одиночестве, не зная даже, кто он такой, не жалко расставаться с морем, которое он не ощущал, но все равно любил. Постепенно возникало ощущение, что если открыть глаза и убрать ладонь с его щеки, то все встанет на свои места.
«Ты тоже можешь вернуться, если вспомнишь»
- Я обязательно вспомню тебя, Занзас.