Сделали феечке братика, в общем.
Название: Нравится это окно?
Авторы: Zincum и your little Desert Eagle
Коллажист: Vikara
Фандом: BTS
Пейринг/Персонажи: Сокджин/Чонгук, Чонгук/ОЖП, а также друг года Юнги и остальные участники BTS на подтанцовке
Рейтинг: PG-13
Жанр: АУ, юмор, романтика, повседневность
Количество слов: ~ 26000
Предупреждения: небольшое количество нецензурной лексики, сюжетная незамутненность, некоторая условность отдельных описываемых моментов
Саммари: эта история о том, что рефлексия Сокджина переходит все границы разумного, Юнги получает титул друга года без малейших усилий, Чонгук не очень умненький, но потом исправляется, а в конце всё становится хорошо
От авторов: этот фик изначально задумывался как вольное переосмысление клипа BTS «Boy in luv», однако перерос в масштабные размышления о поисках своего места в жизни, так что в целом от посыла BTS мы ушли не так уж и далеко, хе-хе. Огромное спасибо нашему героическому коллажисту Викаре, без вклада которой в нашу работу нас бы тут не было. Спасибо BTS за материал, вдохновение и не сломанные, но треснувшие жизни. И огромное спасибо тем, кто это прочтёт
p.s. коллажи, конечно же, увеличиваются по клику
Сокджин опаздывает на урок просто безбожно – это он понимает, мимоходом взглянув на часы в витрине магазинчика. До начала урока пять минут, а до школы, даже если он сейчас перейдёт на бег, ещё пятнадцать. От этого легче не становится, так что Сокджин только обреченно вздыхает и переходит на размеренный шаг, поправляя сползшую лямку рюкзака. Он, конечно, не заучка, но лишний пропуск без уважительной причины ему совершенно не нужен.
Настроение у Сокджина портится практически с каждым шагом, и чтобы хоть как-то скрасить так отвратительно начавшийся день, он берет себе в кофейне неподалеку от школы латте с карамельным сиропом. Пенка оседает на краях стаканчика, пока Сокджин стоит у светофора, зеленый на котором не зажигается, кажется, уже целую вечность. Отпив немного кофе, он дожидается наконец, пока красный мигнёт напоследок и погаснет, и уже собирается шагнуть вперед, как кто-то осторожно трогает его за плечо.
– Оппа, можно тебя на минутку?
Сокджин оборачивается – на него испытующе смотрит совершенно незнакомая ему девушка в такой же, как у него, форме.
– Ты же из старшей школы «Сувон», да? – спрашивает она.
Сокджин кивает и привычно нацепляет на лицо одну из самых милых своих улыбок. В конце концов, девушка ведь не виновата, что настроение у Сокджина сейчас просто паршивое.
– Я в верную сторону иду? – говорит она, тыкая пальцем с аккуратно подпиленным ноготком в экран своего смартфона. – А то совсем запуталась в этой дурацкой карте и, кажется, свернула где-то не туда.
Сокджин, прищурившись, всматривается в экран.
– Да нет, всё правильно, – говорит он. – После этого светофора прямо и до первого поворота направо, а потом снова всё время прямо. Ты даже не заблудилась.
Девушка сворачивает карту и убирает смартфон в карман пиджака, а потом поднимает голову и благодарно улыбается Сокджину.
– Спасибо, оппа. А теперь пойдем?.. – тянет она вопросительно. – Пока мы снова не пропустили зелёный.
Сокджин на ходу допивает кофе и комкает стаканчик в руке. Девушка молча идёт рядом, то и дело осматриваясь по сторонам.
– Недавно переехала? – спрашивает он, выкидывая стаканчик в попавшуюся по пути урну.
– Да, два дня назад, – кивает девушка, а потом, вспомнив что-то, резко останавливается. – Хван Суджин.
– А меня зовут Сокджин. Ким Сокджин. Третий класс старшей школы.
– Оппа такой взрослый, – смеется Суджин, заправляя волосы за ухо. В её смехе нет ни капли кокетства, и поэтому Сокджин со спокойной душой улыбается ей в ответ. Он не дозирует свои улыбки, нет, просто девочки вот смотрят на него, словно на какого-нибудь героя аниме, а Сокджину они эти самые девочки совсем неинтересны. Ни капли, и поэтому каждый раз Сокджин говорит «нет» на все предложения сходить в кино, кафе или просто погулять.
Сокджину просто не нравятся девочки. Так бывает.
– Эй, Сокджин-оппа, – зовёт Суджин рядом. – Мы уже пришли, да?
Сокджин кивает.
– А ты знаешь, куда тебе дальше?
Суджин задумчиво кусает губу, а потом, по очереди проверив каждый из карманов пиджака и наружный карман рюкзака в поисках записки с инструкциями, расстроено мотает головой.
Здание школы возвышается над ними, во дворе непривычно тихо, и они, стоящие прямо перед воротами, выглядят совершенно по-киношному. Но Сокджин думает даже не об этом, а о том, что до конца урока ещё есть время, и поэтому говорит:
– Учительская на втором этаже. Проводить?
– А ты не опоздаешь на урок? – лукаво щурится Суджин.
Сокджин выразительно закатывает глаза. Наверное, этим утром в нем просыпается джентльмен, потому что он доводит Суджин до учительской и вместе с ней терпеливо ждёт звонка в коридоре, а потом лично подталкивает её к госпоже Кан, в чьем классе теперь Суджин учится. И прежде чем скрыться за дверью, она машет ему ладонью и одними губами говорит:
– Спасибо!
Настроение повышается буквально на глазах, и поэтому Сокджин, войдя в свой класс, приветственно ерошит волосы полулежащего на парте Юнги. Тот недовольно бурчит что-то невнятное, а потом поднимает голову. Сонное выражение его лица заставляет Сокджина насмешливо хмыкнуть.
– Плохой день?
– Плохая жизнь, – хмуро отвечает Юнги и трёт глаза, в мешках под которыми можно хранить урожай риса с какой-нибудь небольшой плантации. Сокджин пристраивает рюкзак у парты и опускается на свой стул.
– Слушай, – он даже понижает тон, словно заговорщик. – А ты спать не пробовал? Говорят, это помогает.
Юнги выразительно смотрит на него из-за пальцев.
– Пробовал, – после паузы все-таки соизволяет ответить он.
– Больше часа?
– Больше, больше, – и прежде чем Сокджин успевает сказать что-то ещё, добавляет: – пойду умоюсь.
Сокджин провожает его взглядом и думает, что надо бы ради приличия и учебник с тетрадями достать, и, отвернувшись, совершенно пропускает момент, когда в дверях показывается Чонгук. От с размаху опустившейся поверх его учебника по английскому тетради Сокджин вздрагивает. Чонгук улыбается его реакции, но тут же меняет взгляд на просящий.
– Хёёоон, – тянет он нарочито жалобно, умоляюще заглядывает в глаза и вообще выглядит брошенным котёнком в теле человека. Сокджин на такое не ведется уже давно, поэтому лишь легонько щёлкает его по лбу.
– Опять тебе что-то от меня нужно, мелкий засранец, – говорит он беззлобно.
– Ну почему «опять»-то? – возмущается Чонгук, моментально забывая о том, что что-то от Сокджина хотел.
– Не «опять», ладно, – соглашается Сокджин миролюбиво. – Снова.
И улыбается, когда Чонгук обиженно фыркает.
– Ладно, показывай давай, что там у тебя?
Чонгук всё ещё обиженно тыкает пальцем в ряды уравнений на странице, и Сокджин вчитывается в них.
– Я тебе их решать не буду, – как и всегда предупреждает он, скользя взглядом по строчкам. – Просто объясню.
Чонгук привычным движением разыскивает в его рюкзаке пенал, который сам Сокджин ещё не успел вытащить, вытаскивает оттуда ручку и готовится записывать. Сокджин косится на часы.
– Давай, только быстро. Вот, смотри: если здесь икс равен пяти…
Чонгук водит кончиком ручки по строчкам, и Сокджин практически видит, в какой из моментов его настигает озарение.
– Стой-стой, я сам! – восклицает Чонгук и торопливо принимается писать – Сокджину только и остается следить за тем, чтобы он не перепутал знаки. До звонка он успевает разобраться с начатым и наполовину решить второе уравнение и выбегает из класса одновременно с входящим в него учителем. Сокджин отчетливо слышит, как рядом кто-то хихикает, когда Чонгук каким-то чудом умудряется на бегу обогнуть пожилого господина Сона, явно удивленного такой встречей, и ему же поклониться.
Пару минут спустя Юнги перекидывает Сокджину записку. Скомканный комок бумаги валяется у локтя, привлекая внимание, но Сокджин зачем-то выжидает несколько минут, прежде чем её развернуть.
«Что, опять? И прекрати уже так тупо ухмыляться, когда объясняешь Чонгуку математику»
Сокджин комкает бумажку и суёт её в карман рюкзака, потому что ответить ему нечего. Он не видел себя со стороны, но если уж про его странную улыбку даже Юнги сказал, то дело явно дрянь.
Урок английского уже привычно затягивается на целую вечность – очень тяжело сосредоточиться, когда за распахнутыми настежь окнами стоят последние дни осенней жары. Сокджин пытается смотреть на доску и временами делать пометки в тетради, но на деле всё равно ошибается в тесте, путаясь во временных формах.
Спрятанный в пенал телефон вибрирует и мигает подсветкой, и Сокджин осторожно загораживает его учебником, а потом прячется за тетрадью уже сам, чтобы скрыть улыбку.
«Меня хвалят тут за домашку», – пишет Чонгук. – «Спасибо, хён»
«Не за что», – думает Сокджин, потому что он действительно ничего такого не сделал, – всего лишь натолкнул на верную мысль, – но улыбаться перестаёт только тогда, когда в голове почему-то голосом Юнги проносится: «ну ты еще позаниматься с ним предложи».
«Вот и предложу», – упрямится Сокджин. – «Математика – это важно»
«Математика, как же»
Сокджин хмыкает, мотает головой, пытаясь сбросить с себя ощущение, будто настоящий Юнги сейчас подозрительно смотрит ему куда-то в затылок, и осторожно оборачивается просто на всякий случай.
– Это презент симпл, – слышит Сокджин голос Донхёка, когда косится в сторону другого ряда. – А это – континиус. Смотри, тут форма глагола различается, – Донхёк указывает ручкой куда-то в учебник Юнги, опасно балансируя на стоящем на двух ножках стуле.
– Я вроде понял, – раздражённо отзывается Юнги, закрывает учебник и мягко отталкивает раскачивающегося на стуле Донхёка к его парте. – Прикрой, я попробую поспать, – говорит он уже Сокджину и почти укладывает голову на изгиб локтя, бормоча что-то про поступление в Сеульский заборостроительный, как учитель стучит указкой по доске. Юнги дёргается, Сокджин едва сдерживает смешок и переводит взгляд на висящие над доской часы, которые показывают, что до конца урока еще пятнадцать минут.
Если подумать, в его, Сокджина, жизни, где-то сейчас должен быть тот самый переломный момент, когда следует принять одно-единственное, но очень важное решение, и следовать ему в дальнейшем. Для Юнги всё кажется простым – подать документы в университет с понравившимся названием (Сокджин невольно улыбается, вспоминая шутку Юнги и Донхёка про Сеульский заборостроительный, в который они собираются поступать в любой непонятной ситуации) и полностью посвятить себя музыке. Намджун из параллельного класса, кажется, собирается учиться за границей, а сам Сокджин, неуверенно размышляющий о медицинском, вместо подготовки к экзаменам думает, придёт ли Чонгук к нему на выпускной.
– Так и будешь стоять? – Юнги упирается Сокджину подносом в поясницу и подталкивает вперед. – Я хочу успеть поесть.
Сокджин натыкается на недовольный взгляд Юнги, работающей в раздаточной аджуммы и какой-то девочки-первогодки, спешно извиняется и указывает на первый попавшийся салат, чтобы не задерживать очередь и дальше.
– Пойдем на улице поедим, – бурчит он потом, в свою очередь поторапливая Юнги. – Может, и Хосок подтянется.
Хосок не подтягивается, зато Чонгук объявляется сразу же, как они занимают свободный столик.
– Привет, – улыбается он, с грохотом опускает свой поднос на стол, скидывает висящий на плече форменный пиджак на стул и усаживается напротив Сокджина. – Можно к вам?
– Песочница в другой стороне, – тянет Юнги, лениво ковыряясь палочками в рисе, и посылает в сторону Сокджина выразительный взгляд. Сокджин с лёгкой улыбкой пихает ногой стоящий под Юнги стул.
– Садись, конечно, – запоздало разрешает он уже устроившемуся за их столом Чонгуку и получает лучезарную улыбку в ответ. Сидящий рядом Юнги демонстративно закатывает глаза.
– Почему этот хён всегда такой недовольный?
– Потому что этот хён не очень понимает, что ты здесь делаешь.
– Ну а что, – Чонгук невозмутимо перемешивает рис с карри и лезет в сумку за пакетом с печеньем. – Намджун-хён всё равно болеет, так что его место свободно. А Хосоки-хён придёт?
– Очень надеюсь. Кто-то же должен спасти ситуацию.
Хосок действительно приходит, но ситуацию не спасает – начинает дурачиться вместе с Чонгуком и читает рэп про еду и хмурое лицо Юнги, которое с каждым их словом становится всё напряжённей.
– Эй, ДжейКей, – Сокджин тоже поддаётся общему дурашливому настроению. – Зачитай рэп со словами «молоко будет вкуснее, если его встряхнуть».
– Хосоки-хён, помоги, а?
– Хосок, даже не смей.
Хосок весело фыркает.
– Пожалуйста, нет, – снова взывает к голосу разума Юнги, но получает только сосисочку в форме осьминожки из ланчбокса Хосока.
Хосок битбоксит, Чонгук вливается в ритм и читает заказанные строки, Юнги бледнеет, а потом и вовсе ударяется лбом о столешницу, когда Сокджин тоже решает попробовать:
– Молоко такое… Вот так! Йоу-йоу-йоу! Встряхни и пей.
– Что здесь происходит? – с опаской уточняет проходящий мимо Донхёк и опускает ладонь на растрёпанную макушку Юнги. – А с ним что?
– Хип-хоп мёртв, – стонет Юнги, поднимает голову и смотрит на Донхёка с едва уловимой надеждой в глазах. – Я слышал то, что не должен был. Спаси меня, а?
– Не вопрос, – он пожимает плечами, сгребает Юнги за воротник рубашки и вытягивает из-за столика.
– Еду-то возьми! – смеётся Хосок, размахивая перед собой сосиской, зажатой между палочками, но Донхёк только отмахивается. Сокджин сдавленно смеётся в кулак, провожая взглядом спину Юнги, задумывается о словах Юнги про Чонгука и песочницу и внезапно, как по щелчку, осознаёт, что прошло уже без малого два года с того самого момента, как.
Всё начинается с Хосока.
Начинается с того момента, как он однажды приводит к Сокджину какого-то мелкого школьника и выглядит при этом заботливой мамочкой, забравшей ребёнка из школы. Ребёнок бестолково мнётся в прихожей, с с любопытством выглядывая из-за плеча Хосока, пока тот рассказывает про бестолкового донсэна, умудрившегося оставить дома ключи.
На ребёнке форма средней школы, в которой они с Хосоком когда-то сами учились, и этот Чон Чонгук, как гласит приколотая к нагрудному карману табличка, вызывает у Сокджина спонтанное желание потискать его за щечку.
– Да проходите уже.
Сокджин машет рукой в сторону кухни и идет ставить чайник под тяжелым взглядом Юнги, который «не помнит, чтобы нанимался в сиделки».
– Да брось, он славный, – дружелюбно улыбается Сокджин, наливает воду, поворачивается к всё ещё молчащему Чонгуку и треплет его по волосам, за что неожиданно получает ощутимый шлепок по ладони.
Юнги присвистывает, берет Хосока под руку и уводит в комнату к сидящему над очередным треком Намджуну, бросая вслед ничуть не обнадеживающее «вот сам с ним и нянчись»
– А я смотрю, ты малой не промах. – Сокджин не злится, скорее просто удивлен.
– Мне почти четырнадцать, – хмурится Чонгук, скрещивая руки на груди, осматривается на кухне и забирается с ногами на стоящий возле окна стул.
Сокджин хмыкает и отворачивается к плите. Извиняться Чонгук, кажется, не собирается вовсе.
– Ты, наверное, Сокджин?
– Хён.
– Сокджин-хён, – помедлив, соглашается Чонгук. – А можно звать тебя Джин-хён?
– Ну попробуй.
– Я ДжейКей.
Сокджин оборачивается, услышав имя, и рассматривает Чонгука, слегка наклонив голову вбок. Чонгук ерзает на стуле, незаметно прикрывает ладонями носки с Железным Человеком и не то смущается, не то просто сдается, потому что отворачивается и тихо добавляет:
– Чон Чонгук.
– Накормить тебя раменом?
Для малолетки, оказавшейся в незнакомой компании, Чонгук осваивается на удивление быстро, расслабляется и смотрит на Сокджина с неприкрытым любопытством, пока тот возится у плиты.
– Что?
– Хосоки-хён говорит, что вы очень клевые.
Сокджин вопросительно выгибает бровь и ставит перед Чонгуком кастрюлю с раменом.
– И?..
– Пытаюсь понять, правда ли.
Сокджин открывает было рот, но так и не находится с ответом, поэтому прокашливается и желает приятного аппетита, чтобы не выглядеть совсем нелепо. Дети пошли не то слишком самоуверенные, не то просто наглые.
– Хён, – зовёт вдруг Чонгук. – Ты извини, – говорит он и дотрагивается до растрепанной челки. – Просто не люблю, когда со мной, как с ребенком.
Сокджин мягко улыбается, кивая.
Чонгук оказывается забавным.
Сокджин думал тогда, что Чонгук в их компании – разовая акция, что-то вроде специального предложения в супермаркете в виде семидесятипятипроцентной скидки или двух товаров по цене одного, когда махал ему на прощание рукой и закрывал за ним дверь. А вот чего он совершенно не ожидал, это что получит Чонгука в виде весьма сомнительного бонуса буквально на следующий день.
Потому что Чонгук приходит, чтобы забрать забытую куртку.
Приходит, чтобы одолжить один из комиксов, про который вскользь рассказывал Сокджин.
Приходит, потому что опять забыл ключи.
Дальше Сокджин просто перестал спрашивать, а Хосок только пожимал плечами и виновато чесал затылок – что поделать, Чонгуку просто нравится их компания.
– Хён, – Чонгук щёлкает пальцами перед носом Сокджина и берёт его лицо за подбородок. – Последнее тебе отдаю, ешь, – говорит и водит перед его лицом сосиской, наколотой на палочку. – Не думай. Не знаю, как у тебя, а у меня сейчас физика, и до звонка всего минут пять. Ешь.
Сокджин послушно стаскивает зубами сосиску и жует, постепенно возвращаясь в реальность, где у него вот-вот начнётся сдвоенный урок истории, а ещё есть Чонгук, тянущийся к нему через стол.
Сосиска вкусная, и на осьминожку похожа очень – Хосоку наверняка готовит мама – но сам Сокджин может и лучше.
– Я могу подождать тебя после уроков, хён, вместе домой пойдем, – Чонгук натягивает на плечи пиджак и берёт со стола свой поднос. – Хорошо?
Два года – с ума сойти – полтора из которых Сокджин, кажется, уже.
– Хорошо.
– Второго урока не будет, – сообщает учитель Мо, как только класс после приветственного поклона опускается на свои места. – Не радуйтесь раньше времени, – он машет рукой, призывая учеников к тишине. – Вместо этого придёт завуч, чтобы обсудить с вами некоторые моменты, касающиеся вашей дальнейшей жизни, поэтому после звонка не расходимся.
– А устный опрос? – спрашивает кто-то с первых парт. Сокджин хмыкает себе под нос – в каждом классе всегда есть тот, кто напоминает о контрольных, не заданных домашних работах и дополнительных занятиях – и лениво перелистывает страницы учебника, вспоминая, что вообще нужно было готовить на сегодняшний день. Учитель Мо всегда спрашивает строго сверху вниз по списку, и сегодня он должен отвечать вторым, сразу после Ким Ёны, которая опять сошлётся на какую-нибудь совершенно очевидную глупость и откажется от ответа. Сокджин перелистывает страницы, останавливается на смутно знакомой теме; к опросу он не готов совершенно, но вместо того, чтобы прочесть хоть что-нибудь, загибает уголок страницы и с силой скребет ногтем по бумаге. От ощущений передергивает, но Сокджин царапает по полям страницы снова, и думает о том, что его совершенно неуместное желание получить заслуженное наказание за то, что он не готов, скребется где-то внутри точно так же:
« – Что вы можете рассказать о преодолении «эпохи Международного валютного фонда», Ким Сокджин? А об основных достижениях политики Ким Дэчжуна?
– Я не готовился к уроку, учитель.
– Значит, совсем ничего?
– Ничего. И плевать я хотел на вашего Ким Дэчжуна, и на его валютный фонд. И вообще на всё хотел плевать».
«Так себе время ты выбрал для подросткового бунта, Ким Сокджин» – Сокджин сам себе улыбается и с каким-то болезненным удовольствием представляет десятый лист ещё не законченного конспекта про Корейскую Республику в условиях демократии, на которую он на самом деле хотел плевать. На демократию, на историю, на учителя Мо, на то, что все от него чего-то ждут, и этим ожиданиям он обязательно должен соответствовать.
– Опроса не будет, – сдержанно отвечает учитель. – Но я включу эту тему в контрольную, поэтому не учить у вас не получится. А сейчас откройте учебники на странице триста девяносто четыре.
Сокджин на автомате выполняет требование, берет ручку в руки и за урок исписывает полтора листа в тетради, и это тоже раздражает на подсознательном уровне. До завершающего перемену звонка остается четыре с небольшим минуты – Сокджин больше следит за временем, чем вникает в суть своих записей – и Чонгук уже наверняка его ждёт. Учитель Мо замолкает и закрывает свою тетрадь только тогда, когда в классную комнату заходят завуч вместе с социальным работником.
– И, кто-нибудь, разбудите Мин Юнги, – напоследок говорит учитель и выходит из классной комнаты.
Сокджин трёт уставшие глаза кончиками пальцев, тянется назад и толкает Юнги в плечо, а после почти не слушает стандартные фразы про выбор профессии, светлое будущее и успешных выпускников их школы, но полностью игнорировать опущенные перед ним на парту бланки тестов на профориентацию не может.
Шестьдесят вопросов о сфере интересов и тридцать – о мотивации.
И Чонгук, у которого уже закончилась его физика, обещал подождать.
Сокджин щелкает ручкой и просматривает первый лист.
«Мне нравится, когда люди…», – читает Сокджин и давит в себе желание спросить, можно ли на полях вписать свой ответ, потому что из предложенного ему выбрать сложно. Потому что Сокджину нравится, когда люди не навязывают ему свои идеи и мысли, не ждут чего-то особенного и не напоминают каждый раз, что от его выбора сейчас будет зависеть вся его жизнь, но отмечает «радуются выполненной работе», потому что этот вариант кажется наиболее общественно приемлемым.
«Изучение законов, законодательных актов, отслеживание изменений в законодательстве – это ...»
На мгновение обернувшись назад, он замечает, что Юнги переворачивает, кажется, уже третий лист, и везде отмечает второй вариант.
«Придурок», – ласково тянет про себя Сокджин и ставит галочку напротив «не вызывает отторжения».
Тест кажется настолько примитивным и предсказуемым, что Сокджин, перелистывая страницу, невольно начинает думать о том, что у всех школ есть определенная количественная норма будущих программистов, учителей и медицинских работников.
Юнги тянет вверх руку и спрашивает, можно ли сдать, поднимается с места, не дожидаясь ответа, а мифический Сеульский заборостроительный всё ещё кажется Сокджину вполне достойным местом для дальнейшего обучения.
Все тридцать вопросов на мотивацию Сокджин даже не читает – просто отмечает самый длинный вариант ответа.
– Я тоже закончил, – говорит он и подхватывает свой рюкзак.
– Вы уверены в том, что ответили на все вопросы правильно? – настороженно спрашивает завуч.
«Правильно».
Сокджин морщится.
– Так, как хотели ответить на самом деле, – поправляет социальный работник.
– Если я уверен, то могу быть свободен?
– Конечно.
Сокджин не успевает догнать Юнги в коридоре, но на выходе из школы его всё же ждёт уткнувшийся в телефон Чонгук.
– Идём? – спрашивает Сокджин, расстегивает пуговицы пиджака и скидывает с плеча рюкзак – одна лямка волочется за ним по асфальту.
– Ты что-то рано, хён, – Чонгук расплывается в улыбке и прячет телефон в карман. – Ещё двадцать минут до звонка.
– У нас отменили последний урок, притащив вместо этого кучу дурацких тестов, – Сокджин щурится от солнечного света, поднимает голову и откидывает назад чёлку.
– Замучили?
– Немного.
– Тогда давай по пути купим оденг, а?
– Давай. Как прошла твоя физика?
Чонгук перебрасывает свой пиджак через плечо, прячет руки в карманы брюк и рассказывает что-то про задачи на оптику, которые он принципиально решает по формуле второго закона Ньютона, потому что может, а потом запускает ладонь в волосы и ерошит их на затылке.
«Потому что я туповат для физики, на самом деле», – говорит, и Сокджин совершенно некстати находит это милым, но отвечает только – «ну и ладно».
– Физика – это не для каждого, – мягко улыбается Сокджин. – Когда я был в средней школе, меня отправили на олимпиаду, а потом вся учительская неделю смеялась с того, что у меня в одной из задач плотность огурцов в бочке получилась меньше плотности воды.
Чонгук сдавленно хихикает.
– Так что в этом мы с тобой немного похожи, – Сокджин опускает ладонь на чонгукову макушку.
– Ну хён, ты же знаешь, что я это не люблю, – дуется Чонгук, но от прикосновения не уходит.
– Мне можно.
– Только тебе, понятно?
Сокджин кивает и прячет руки в карманы точно так же, как Чонгук – они даже идут нога в ногу – а потом покупает на оставшуюся в карманах мелочь оденг – Чонгуку четыре шпажки, а себе две, просит стаканчик бульона для Чонгука.
– А пойдем ко мне, хён? Можно поиграть в приставку, пока мои с работы не вернулись, – Чонгук стаскивает зубами с палочки рыбный блинчик и кивает в сторону своего дома. – Пойдем, а?
– В другой раз, Чонгукки, хорошо?
– Я слежу за тобой, – Чонгук хмурится, переводит два пальца с себя на Сокджина и уносится, дождавшись зелёного. – Слежу! – напоследок кричит он снова.
Сокджин повторяет его жест, дожидается, пока Чонгук скроется за поворотом, смотрит на остывший оденг и вытаскивает из кармана пиджака наушники. До дома остаётся всего полторы улицы, но идти туда совершенно не хочется.
Один трек сменяется вторым, а затем и третьим, и Сокджин просто безуспешно пытается растянуть время, потому что к концу последней песни всё равно оказывается возле своего подъезда с недоеденным оденгом на шпажке и запоздалой мыслью о том, что лучше бы Чонгук со своим Мортал Комбатом на приставке, в который Сокджин раз за разом проигрывает.
Он бережно сматывает наушники и убирает в рюкзак, зажав шпажку зубами, и ищет по карманам ключи, когда замечает сидящую под балконом кошку.
– Хочешь? – спрашивает он осторожно и присаживается на корточки, вытягивая перед собой оденг. Кошка принюхивается, переминается с лапы на лапу и облизывается, но не подходит. Сокджин не торопится – вытягивает руку сильнее и опускает шпажку к самой земле. – Иди сюда?
Сокджин привык ждать – всю свою жизнь, кажется, всё время чего-то ждёт, никогда особенно не надеясь, правда. Ждет сначала родителей, которые пропадают неделями в командировках с тех пор, как Сокджину исполняется девять, ждёт маячащий на горизонте того времени переезд в Сеул, все три года, пока живёт у бабушки в пригороде. Ждет звонков от старых друзей, а потом, уже в Сеуле, записывается на все дополнительные занятия, чтобы дождаться, когда у Юнги закончится тренировка по баскетболу, пусть в то время Юнги и не был для него кем-то особенным – Юнги просто был. Сокджину хватало и этого. И, когда устаёт ждать совместных семейных ужинов, ждёт разрешения пойти в ту же старшую школу, что и Юнги, который всё ещё есть, но уже не совсем просто. Сокджин ждёт и после – пацана, который по чистой случайности оставляет у него свою куртку, и упускает тот момент, когда начинает ждать его без веской причины, а потом Чонгук дожидается его сам – после занятий, чтобы пойти домой вместе, как сегодня.
Кошка принюхивается, громко мяукает и делает осторожный шаг навстречу. Сокджин опускает голову, упираясь подбородком в колени, чтобы казаться ниже и не вызывать опасений – когда-то давно он читал о том, что с кошками нужно именно так, чтобы не спугнуть.
– Я тебя не обижу, – заверяет он ласково и наклоняет голову вбок, прижимаясь к коленям щекой. – Хочешь же?
Сокджин видит, что та хочет, и всё ещё ждет – не просто кошку, а того, о чём вслух родители в его присутствии пока не говорят, но Сокджин уже не настолько наивный и глупый, и ему уже давно не четырнадцать. Кошка подходит совсем близко и Сокджин тянет к ней другую руку, касаясь кончиками пальцев макушки и ушей – та едва слышно урчит и лижет кончик шпажки.
– Вот так, – Сокджин снимает рыбный пирожок с палочки, гладит принюхивающуюся к еде кошку по спине, и её шерсть под пальцами жесткая, совсем не такая, как у домашних. – Будешь со мной дружить?
Кошка мурлычет и дёргает кончиком хвоста.
– Сокджини? Ты уже вернулся?
Сокджин оборачивается на голос матери и приветливо улыбается.
– Поможешь мне, милый? Отец скоро вернется, вместе поужинаем, – она шуршит пакетами и треплет Сокджина по волосам, проходя к двери подъезда. Сокджин гладит кошку за ухом и нехотя поднимается.
– Конечно.
– И не прикармливай тут котика, хорошо?
Сокджин прячет руку в карман брюк, всё ещё ощущая кошачье мурлыканье кончиками пальцев, а другой придерживает подъездную дверь, а потом забирает один из пакетов.
– Что будем готовить, мам?
Вместе с матерью на кухне Сокджин чувствует себя не в своей тарелке: сталкиваться с кем-то возле рисоварки или тянуться к одному и тому же ножу – ощущение непривычное, и Сокджин не может с уверенностью сказать, что ему это нравится. Чего-то подобного не хватало – может быть, отрицать это попросту глупо – но отделаться от ощущения подкрадывающегося неизбежного Сокджин оказывается не в силах.
«Сегодня», – проговаривает он про себя раз за разом и под непринужденный рассказ матери о дочери одной из её близких подруг, выпускает из рук кусок говяжьей вырезки, который звучно шлёпается на дно раковины.
– Сокджини?
– Нужно промыть мясо, – Сокджин выворачивает воду в кране на максимум, шлепает вырезку о раковину другой стороной, возит по ней ладонью, а потом – губкой по стене, стирая брызги.
Дочь близкой подруги, что на третьем курсе университета Сонгёль. Сокджину впервые за последнее время жаль, что ему не четырнадцать, потому что тогда всё казалось пусть не намного, но проще.
Значит, обратно в Анян.
Сокджин раздражённо сам себе улыбается, укладывает вырезку на разделочную доску, режет тонкими полосками, и у него получается аккуратнее, чем у матери, что раздражает ещё сильнее.
– Открой дверь, мам, – Сокджин вываливает мясо в маринад, перемешивает, косится на таймер рисоварки. – Нам ещё минимум минут сорок нужно, – говорит и грохает чайник на плиту с такой силой, чтобы было слышно даже в прихожей.
Сокджин уже почти не сомневается – Анян – когда относит отцу чашку чая в гостиную, натянуто улыбается, когда слышит, что они давно уже не обедали всей семьёй, и прикусывает губу с внутренней стороны, чтобы не спросить, сколько ещё можно тянуть – притворяться, что он ни о чём не догадывается, оказывается гораздо сложнее.
– Отцу предлагают новую работу, да? – спрашивает он у матери тихо, переворачивает мясо и зачем-то машет над ним ладонью.
– Ты знаешь?
– Скорее догадывался, – Сокджин убавляет огонь и перекладывает ломтики говядины с одной стороны сковороды на другую, только чтобы не поворачиваться. – Слышал ваш разговор не так давно. И как отец обсуждал перевод с начальством по телефону – тоже.
– Сокджин.
– О таких вещах нужно сразу говорить, а не тогда, когда уже всё решили, – Сокджин мягко ведет плечом, уходя от прикосновения.
– Позови отца, пожалуйста, и садись за стол, а то рис остынет.
– Мам. Я должен был знать об этом, разве нет?
– Этот вопрос еще обсуждается, а тебе нужно сосредоточиться на выпускных экзаменах. Мы ещё ничего не решили.
– А моё мнение вообще будет учитываться?
– Сокджин!
– Я, кажется, не голоден, – врёт Сокджин, убирает свою тарелку со стола обратно в шкаф и уходит к себе в комнату, чувствуя на себе тяжелый взгляд. От злости его почти трясёт. Дверь за собой он закрывает тихо, пусть и хочется со всей силы ударить ей о косяк, чтобы с шумом и треском. Плюхнувшись на кровать, Сокджин утыкается лицом в подушку и орёт в неё, пока хватает воздуха. Как ни странно, после этого ему становится чуть легче. Перевернувшись обратно, он утыкается взглядом в потолок.
Сокджин не понимает сам себя. Он всё ещё не знает, что хочет дальше сделать со своей жизнью, но не хочет, чтобы ею распоряжался кто-то другой. И, на самом-то деле, он может всё исправить, но для этого ему нужно разобраться с собой. Но если бы прямо Сокджину дали выбор между этим самым «разобраться с собой» и квестом на победу над драконом, он выбрал бы дракона – потому что дракона победить легче, чем себя. Отвлекшись на навязчивые мысли, Сокджин сам не замечает, как проваливается в сон и просыпается только ближе к одиннадцати с тяжелой головой, пустым желудком и не сделанным домашним по математике. Но вместо того, чтобы сесть за учебники, он включает ноутбук и кликает по первой попавшейся иконке игры с трудночитаемым названием, которую установил еще месяца три назад.
«А мог бы в нормальные игры играть», – назидательно говорит воображаемый Чонгук, машет перед собой джойстиком и выбирает Саб-Зиро.
«Мог бы», – соглашается про себя Сокджин, вздыхает и закрывает окно запуска, раздражённо кликая мышкой. – «Но не буду. Ничего делать не буду». И сам себе противоречит, когда тянется за телефоном и набирает Юнги.
– Не хочешь пройтись?
– Встретимся, где обычно? – предлагает тот, из трубки раздаётся шорох и звук отбиваемого об асфальт мяча.
– Идёт, – Сокджин открывает дверцу шкафа и копошится на полках, прижимая телефон к плечу щекой. – Минут через двадцать буду.
– Хорошо.
Сокджин зябко ёжится, прячет руки в карманах толстовки и вжимает голову в плечи, игнорируя вибрирующий в кармане телефон – родители наверняка заметили его отсутствие, но разговаривать с матерью, а тем более с отцом – последнее, чего Сокджину сейчас хочется. В мыслях раз за разом прокручивается их так и не состоявшийся разговор, но Сокджин и так знает, что ничем хорошим он бы в любом случае не кончился, сжимает телефон в руке и переходит на бег – до школы так всего минут десять.
Сокджин притормаживает возле закрытых ворот, успокаивает сбившееся дыхание и вслушивается в густую и тяжелую тишину школьного двора, цепляется за металлические прутья, прижимается к ним лбом и закрывает глаза – мимолетное желание и очень странный, смущающий жест. Телефон в кармане вибрирует снова, но на этот раз это скорее всего Юнги, и Сокджин поднимает взгляд на само здание школы, всматриваясь в пустые окна, и ловит себя на мысли, что наверное, будет скучать, но не по людям – по месту.
Экран мобильника снова вспыхивает, высвечивая входящее сообщение, и Сокджин отрывает себя от ворот и осматривается по сторонам.
«Поднимайся уже, а то выглядишь тупо», – пишет Юнги. Видел, значит.
Уведомления о восьми пропущенных вызовах от матери Сокджин сбрасывает без зазрения совести, закатывает рукава толстовки и привычно уже перебирается через ворота, пробегает через баскетбольную площадку и забегает за угол здания, туда, где соединяются два корпуса. Запрыгивает на мусорный бак, цепляется за пожарную лестницу и подтягивается на руках – со второго, правда, раза. У Юнги получается куда лучше.
– Серьёзно, Сокджин, очень тупо.
Юнги сидит к нему спиной на бортике крыши, свесив ноги вниз, и даже не поворачивается, просто вскидывает вверх руку.
– Да иди ты, – Сокджин улыбается, подходя ближе, и слышит характерный щелчок открываемой Юнги банки.
– Не пиво, кола, – поясняет Юнги, хотя Сокджин не говорит ни слова. – Там в рюкзаке еще одна, возьми себе.
Сокджин наощупь находит в рюкзаке банку, подходит к краю крыши и облокачивается о перила. Небо низкое, тяжелое, словно собирается дождь, и ветер совершенно не летний, холодный.
– Иногда я думаю, что оттуда, снизу мы выглядим потенциальными суицидниками.
Юнги хмыкает, откидывается назад, держась за поручень, и смотрит на Сокджина в упор.
– Случилось чего, да?
Сокджин неопределенно ведет плечами и с удивлением замечает, что раздражение отступает, оставляя после себя усталость и пустоту, и если разговора с родителями так и не вышло, почему бы не поговорить с Юнги.
– Моему старику предлагают новую работу.
Юнги хлопает по бортику рядом с собой, лезет во внутренний карман ветровки за сигаретами и щелкает зажигалкой. Сокджин садится, отгоняет от себя дым ладонью и возит пятками кроссовок по стене. Юнги стряхивает пепел вниз и молча смотрит перед собой – не торопит.
– В Аняне.
– Это, конечно, круто, – говорит Юнги, немного помедлив. – Но я не совсем понимаю, причём тут ты, – вопрос ставит Сокджина в тупик, но Юнги продолжает, прокашлявшись. – Ты меня извини, конечно, но они решили вдруг, что ты недостаточно самостоятельный для того, чтобы жить отдельно?
– Скорее, недостаточно состоятельный. Но мы об этом пока не говорили.
– Почему?
– Я сбежал, – Сокджин накидывает на голову капюшон толстовки, свешивается вниз и следит за угасающим огоньком сброшенной вниз сигареты, отстраненно представляя, какой завтра поднимется шум, когда на окурок наткнется кто-нибудь из учителей. – Мать хочет, чтобы я поступал в Сонгёль.
– Никогда о таком не слышал.
– Вот-вот.
– А сам ты чего хочешь?
Сокджин вздыхает тяжело и опускает подбородок на сцепленные в замок пальцы.
– Понятия не имею. А ты?
– Same shit.
– На переводчика иди, хорошо получается, – Сокджин толкает Юнги локтем в бок, и тот весело хмыкает. – А то всё тесты на профориентацию какие-то.
– Нет уж, лучше в заборостроительный. Плевать, на самом деле, – Юнги подхватывает лежащий возле него мяч и раскручивает его на пальце. – Поступлю куда-нибудь на заочку, буду работать у тёти в кофейне, накоплю немного денег. Мне проще – чтобы заниматься тем, чем я хочу, вышка не так уж и важна. Эй, Сокджин.
– М?
– Смотри, как я могу, – Юнги перехватывает мяч двумя руками, целится в баскетбольное кольцо внизу, высунув кончик языка, выпускает мяч в полёт, но в итоге промахивается на добрых пару метров. – Блин, я думал, что получится.
– Придурок, – весело усмехается Сокджин, Юнги только разводит руками – мол, я правда пытался – и Сокджин вдруг предельно чётко осознает одну вещь: он всё ещё не знает, что делать со своим будущим, но по-настоящему уверен только в одном.
Он хочет остаться в Сеуле.
На следующий день, ближе к вечеру, родители уезжают снова. Из их разговоров даже можно понять, куда именно, но Сокджин нарочно не прислушивается. Глупо и по-детски, но Сокджин чувствует себя неожиданно усталым от всего этого дерьма.
– Мы уехали! – привычно оповещает мама перед тем, закрывается входная дверь.
– Пока, – говорит Сокджин, прекрасно зная, что его не слышно.
Несмотря ни на что, он всё равно любит своих родителей, но из-за их постоянных поездок в промотуры уже привык жить один и быть самостоятельным. Да и сами родители, как ему иногда кажется, порой не совсем понимают, что делать с сыном, который вырос у них как будто сам собой.
Немного бесцельно покопавшись в интернете, Сокджин принимается за домашнее задание, которое, несмотря на его мечты и желания, никогда не делает само себя, и неожиданно так погружается решением задачи по физике – той, что усложненная, что и не замечает, как проходит время. И только когда записи в тетради становятся не такими уж разборчивыми, он понимает, что скоро уже стемнеет.
Сокджин закапывает тетрадь в ворох других, потому что ближе к последней формуле она начала его смутно раздражать, и понимает, что хочет есть. Дверной звонок раздается как раз тогда, когда он открывает холодильник. Сокджин бросает последний взгляд на еду и захлопывает дверцу.
– Иду! – громко оповещает он, когда звонок повторяется.
– Хён, ты один сегодня? – слышит Сокджин прежде, чем успевает до конца открыть дверь. На лестничной клетке темно, и Чонгук отворачивается прежде, чем полоса света из прихожей успевает скользнуть по его лицу. – Я переночую сегодня у тебя, можно? – спрашивает он снова, упрямо пряча лицо под капюшоном толстовки, натянутой поверх форменного пиджака.
Сокджин молча отступает назад, прислоняется к стене и скрещивает руки на груди.
Чонгук натягивает капюшон на глаза и заходит внутрь, разувается, не поворачиваясь к Сокджину лицом, и закрывает дверь так намекающе долго, что Сокджину уже давно следовало бы отвернуться.
– Ну что? – раздражённо огрызается он, запинывает рюкзак под полку для обуви и сдергивает головы капюшон. – Давай, отчитай меня ещё.
Сокджин цокает языком, тянет руку к чонгуковым волосам – тот едва заметно вжимает голову в плечи, но взгляда не отводит – и аккуратно убирает с лица встрепанную чёлку. Чонгук пытается держать лицо, но морщится и закрывает глаза, когда Сокджин задевает пальцем ссадину на скуле, выдыхает медленно и тихо и весь сникает.
– Толстовку снимай, бестолочь. В стирку закину. И штаны тоже.
– Я упал, – раздражение Чонгука сменяется сомнительным желанием оправдаться. – С мотоцикла.
«Ага, лицом на чей-то кулак», – хмыкает про себя Сокджин, но вслух лишь спрашивает:
– Голодный?
Чонгук пожимает плечами, переминается с ноги на ногу и аккуратно стряхивает с себя ладонь Сокджина.
– В душ можно?
– Я оставлю полотенце и одежду на стиральной машинке, – кивает Сокджин и прячет руки в карманах потасканной домашней толстовки, пока Чонгук осторожно проскальзывает мимо него, и стоит в прихожей до тех пор, пока не слышит, как в ванной включается вода.
Когда Сокджин перебирает свои вещи в поисках того, что более-менее может подойти Чонгуку, то уже не пытается отрицать очевидное. Чонгук, скорее всего, сейчас сидит в самом углу ванной, подставившись под горячий душ и обняв руками колени, и Сокджин думает, чего ему хочется больше – приложить головой о стену тех, с кем он подрался, самого Чонгука или же приложиться самому.
Третий вариант неплох.
Сокджин стучит в дверь, толкает её плечом – замок сломался ещё вчера, а руки никак не дошли починить – кладёт чистые вещи на стиральную машинку и задергивает шторку в ванной плотнее.
– Хён? – Чонгук высовывается из-за занавески с зубной щёткой Сокджина во рту, стирает потекшую по подбородку пасту, и только потом спрашивает. – Я тут взял, можно же?
– Можно, – кивает Сокджин. – И задергивай плотнее, лужу нальешь.
– Извини.
Сокджин растирает брызги по кафелю упавшим с батареи полотенцем, собирает вещи Чонгука с пола, закидывает в машинку, на автомате засыпает порошок и выставляет режим.
– Хён, я не буду сейчас есть, наверное, – говорит Чонгук и тянется к стоящему на полке под зеркалом шампуню. Сокджин цепляется взглядом за ссадины на костяшках пальцев – упал он, да-да – дожидается, пока барабан машинки начинает вращаться, и выходит, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Есть он, пожалуй, тоже не будет, а вот выпить – можно.
Сокджин раздвигает контейнеры с едой на нижней полке и достает из холодильника припасённые для Юнги две банки пива, которые родители никогда не успевают найти, открывает первую и делает большой глоток, крутит банку в руках и выпивает залпом почти половину. Душевного равновесия это не возвращает, но едва уловимо становится легче.
Чонгук в ванной выключает воду, чем-то гремит и выходит на кухню, шлепая по полу босыми ногами, в тот момент, когда Сокджин заканчивает доставать всё необходимое из аптечки. Чонгук мнётся в проходе, но садится на специально для него выдвинутый стул, отводит взгляд в сторону и даже не морщится, когда Сокджин щедро поливает его разбитую скулу перекисью, стирает лишнее ватой и лепит дурацкий детский пластырь с котятами.
– Ты же не упал, правда?
Сокджин захлопывает аптечку, отодвигает на другой край стола и прислоняется спиной к холодильнику. Чонгук хмурится, двигает к Сокджину его пиво и в его вещах выглядит нелепо – футболка велика в плечах размера на три. Да ещё и эти мультяшные котята на пластыре.
– Отдай мне эту футболку, хён? Люблю оверсайз.
Чонгук скребет ногтем по пластырю, поджимает под себя ногу и смотрит на Сокджина снизу вверх. Сокджин сдаётся, устало трёт глаза кончиками пальцев и бросает по Чонгуку вторую банку.
– На вот. С боевым крещением, что ли.
Чонгук недоверчиво крутит банку в руках, но ничего не спрашивает.
– Пей, – кивает Сокджин. – Лучше уж со мной, чем неизвестно где. И не ковыряй ничего, а то шрам останется.
– Девчонкам нравятся шрамы. Нравятся же?
– Не знаю, не дрался никогда.
– Тепличный хён, – улыбается Чонгук, прижимая к щеке холодную банку. Сокджин несильно пихает ногой стул под ним. – Хотя ты и так девчонкам нравишься. Ты красивый, я бы даже на свидание с тобой пошел.
Сокджин давится на последнем глотке, и приложиться о стену головой самому – всё ещё ничего мысль. Чонгук тихо смеётся в кулак, поднимает взгляд и будто бы без слов спрашивает – «ну а что? Правда же».
– Пойдем, – Сокджин наконец справляется с лицом и добавляет: – спать.
Чонгук не хочет спать, а хочет говорить по душам и, может быть, еще выпить, но Сокджин перестилает постель в своей комнате, стягивает со спинки стула пижамные штаны и выходит из комнаты, включив Чонгуку ночник. Ссадина на скуле противно тянет; Чонгук снова скребет ногтем по пластырю, забирается на кровать с ногами и рассматривает комнату Сокджина. Не то, чтобы он тут никогда не был, но вот ночует впервые, и с доверием к нему, Чонгуку, у Сокджина никаких проблем нет – отчего-то очень тёплое, приятное осознание.
Чонгук падает головой на подушку и закрывает глаза – наволочка жесткая, отглаженная и пахнет порошком. В ванной за стеной стиральная машинка несколько раз пищит и выключается, и Чонгук почти тут же слышит шаги Сокджина, будто бы тот специально не ложился, чтобы не пропустить время.
Сокджин – хороший хён, думает Чонгук. Быть Сокджином, наверное, здорово.
Судя по звукам, Сокджин заканчивает развешивать постиранную одежду, чем-то гремит в ванной, а затем прикрывает за собой дверь, выключает свет и уходит в гостиную. Чонгук слышит сигнал выключающегося телевизора – в квартире Сокджина очень тонкие стены – но сон всё ещё не идёт.
Ночник расчерчивает комнату на светлые и тёмные полосы, и Чонгук принципиально рассматривает только светлые – выбоину на паркете возле самой кровати, дверцу шкафа в наклейках, настенную полку, заставленную фигурками Марио, краешек стола со светильником и уголком фоторамки. Чонгук улыбается – Сокджин никогда не казался ему тем человеком, который ставит на письменный стол совместные фотографии с родителями – и даже поднимается с кровати, чтобы лучше рассмотреть, а потом пытается задавить в себе рвущуюся наружу тупую улыбку.
На снимке первый учебный день – последний год Сокджина в этой школе, а для Чонгука наоборот, первый. Юнги пытается втащить в кадр Донхёка, который запаздывает и влезает только наполовину, Намджун щурится в улыбке, Хосок выпрыгивает откуда-то сзади, и его волосы очень смешно торчат в разные стороны, а в центре всего этого Сокджин, держащий его, Чонгука, в захвате.
– Ну Сокджини-хён.
Чонгук бережно ставит фоторамку обратно на стол, заворачивается в одеяло, как в мантию, подхватывает подушку и выходит из комнаты, совсем не думая о том, что хочет так тоже в свой последний год – чтобы эти же улыбки, люди, и Сокджин всё так же ерошит ему волосы – очень дурная привычка, которая только ему и простительна. Чтобы Юнги и Донхёк в своём заборостроительном, вечно спасающий в неловких ситуациях Хосок, и даже Намджун, с которым Чонгук общается, но всё ещё весьма поверхностно.
Такие друзья-хёны – это здорово, думает Чонгук. Такое должно быть навсегда и насовсем.
Сокджин обнаруживается на неразложенном диване в гостиной, повернувшимся лицом к спинке, и Чонгук бросает одеяло на пол рядом с диваном, ложится на один край и накрывается другим, а потом зовёт тихо:
– Хён?
А затем тянет руку и легко царапает Сокджина где-то под лопаткой, на что тот отзывается сонным «мм?», возится, переворачиваясь, и переводит на Чонгука бездумный взгляд.
– Ты почему не спишь?
Судя по тону, гнать Чонгука спать он, кажется, не думает.
– Ты очень клёвый друг, хён, – говорит Чонгук.
«Клёвый», – мысленно соглашается с ним Сокджин, но вслух только хмыкает и заворачивается в плед точно так же, как и Чонгук.
– Тогда тебе повезло? – шутливо уточняет он.
Клёвый, как же, ага.
– Хён, – Чонгук пропускает вопрос мимо ушей, а потом будто задумывается и спрашивает. – А тебе какие девушки нравятся, хён?
Сокджин натягивает плед выше и на мгновение жмурится – так сильно, что под веками начинают плавать цветные кляксы.
– Забавные и смешные, – наконец говорит он неуверенно, будто бы не знает, какие нужно подобрать слова. – И чтобы тёмные волосы.
– А короткие или длинные?
– Короткие. Ну, или до плеч.
– А грудь? – ехидно хмыкает Чонгук и выставляет ладони перед собой, обозначая размер. Сокджин закатывает глаза и давит в себе желание отвернуться обратно и притвориться спящим.
– Грудь – это второстепенное, – выходит очень нравоучительно. – Главное, чтобы человек был хороший. Чтобы понимал, чтобы доверие и всё такое, – Сокджин прикладывает ладонь к лицу – настолько тупо это звучит. – А ещё здорово, когда она не просто бегает за тобой и «оппа, то», «оппа, это», а имеет своё мнение и может за себя постоять.
Сокджин с силой сдавливает виски пальцами и в буквальном смысле прикусывает кончик языка, чтобы не сказать что-нибудь ещё.
– Это какая-то Юнджи-нуна, хён, – вдруг совершенно серьёзно говорит Чонгук. – Ты уверен, что оно тебе надо?
«Это ты, придурок», – сам себе говорит Сокджин и всё же отворачивается к стене, потому что говорить о своём идеальном типе девушки, которая и не девушка вовсе, в действительности оказывается не так уж и просто, но всё равно переспрашивает:
– Юнджи-нуна?
– Ну Юнги, Юнги-хён. Я думаю, будь он девчонкой, был бы Юнджи. Знаешь, такая очень опасная нуна, которая курит на крыше, пока никто не видит, и говорит «I have a gun in mу bag», когда к ней пытаются подкатить, – Чонгук шумно ворочается и очень тупо хихикает.
Сокджин глубоко вздыхает и пытается провалиться в медитативный сон, но Чонгук снова хихикает и говорит что-то ещё – Сокджин почти уже не слышит, но перед тем, как заснуть окончательно, всё же улавливает одну фразу.
– Мне кое-кто нравится, хён.
Сокджин просыпается, только небо за окном начинает светлеть, и, если не поворачиваться лицом к комнате, а так и лежать, уткнувшись лицом в щель между подушкой и спинкой дивана, можно даже поверить в то, что замотанный в одеяло Чонгук со своими ночными откровениями ему просто приснился.
«Мне кое-кто нравится, хён»
Сокджин прижимает пальцы к противно ноющим вискам и закапывается глубже в плед, но всё оставшееся до будильника время лежит без сна, рассматривая то узоры на обоях, то тень на полу, то растрепанную макушку Чонгука, который вдруг дёргается, скидывая с себя одеяло, вздыхает во сне и переворачивается к Сокджину лицом.
Рано или поздно это должно было случиться, и Сокджин в какой-то степени даже рад, что ни на что никогда не надеялся.
Утром они идут в школу вместе, и ночную тему никто из них не поднимает.
До обеденного перерыва Сокджин дотягивает на чистом энтузиазме, потому что – видимо, от Юнги заразился – спать хочется невыносимо. Прозвеневший звонок слышится Сокджину как благословение свыше.
– Хочу спать, – ноет он, повисая на Юнги. Тот бурчит что-то нелестное себе под нос и порывается уложить Сокджина прямо на пол. – Юнги, ты же не бросишь меня здесь?
– С крыши я тебя брошу, – неласково бросает Юнги.
– Не ври, – Сокджин тянет его за щеку. – Я твой друг, если что.
Юнги очень выразительно молчит, и Сокджин, занятый выведением его из себя, даже не замечает, как они выходят на улицу. Бледное солнце неожиданно слепит, и Сокджин жмурится, подставляя лицо его лучам. Юнги же тем временем с облегченным вздохом сгружает его на траву и сам опускается рядом, тут же затихая. И, черт, Сокджин всегда завидовал его способности засыпать в любое время и в любом месте.
Впрочем, Сокджин с большим удовольствием и сам лег бы рядом, и проспал бы до вечера прямо в школьном дворе, но расписание и врожденное чувство ответственности перевешивает все его революционные порывы, так что он лишь устало вздыхает и косится на часы. До конца перерыва остается ещё почти пятнадцать минут, и он улыбается уголками губ, совершенно не обращая внимание на громкое «Оппа!», раздавшееся за спиной.
– Сокджин-оппа! – раздается снова, но уже совсем рядом с ухом, и уже на этот раз Сокджин понимает, что зовут его.
– Зову тебя, зову, а ты не реагируешь, – недоуменно говорит Суджин.
– Так я же тут не один, – хмыкает Сокджин, чуть склоняя голову набок. – Полный двор учеников, вдруг ты зовешь не меня?
– И то верно, – Суджин заправляет за ухо выбившиеся от ветра волосы и лезет в карман форменного пиджака. – Вот, это тебе.
Сокджин слегка растерянно принимает пакетик клубничного молока.
– Спасибо за помощь тогда.
– Пожалуйста, – он пожимает плечами. – Хотя не то чтобы я помогал, знаешь ли, у тебя же была карта.
Суджин пожимает плечами тоже.
– Ты мой первый знакомый в этой школе, так что не спорь, – упрямо говорит она.
Логики в этих словах чуть, но Сокджин сдается и кивает.
– Спасибо ещё раз.
– Обращайся, если что-то понадобится, – зачем-то говорит Сокджин.
– Я запомню, – Суджин расцветает в улыбке, взмахивает рукой на прощание и вприпрыжку уносится к школе. Сокджин провожает её взглядом и дергается от неожиданности, когда Юнги рядом спрашивает:
– Заводишь новых друзей?
– Не то чтобы. Просто как-то помог ей найти дорогу до школы.
– Привет! – бодро восклицает Чонгук, плюхаясь на траву рядом с ними. – Хён нашел себе девушку?
– Что?
– С девушкой вон сейчас говорил. Ууу, мой хён стал таким взрослым, – тон Чонгука веселый, а вот глаза, Сокджин видит, почему-то серьезные.
– Я знаю Суджин всего ничего, о чём ты вообще.
– Суджин, значит, – нарочито певуче тянет Чонгук, и Сокджин сам не знает, кто тянет его за язык.
– Могу вас познакомить, если хочешь.
Чонгук в упор смотрит на него.
– Я подумаю.
– Идиоты, – с неодобрением говорит Юнги и садится. И Сокджин прекрасно понимает, к чему он это говорит, но привычно уже решает притвориться дурачком.
– Мы тебя разбудили? Прости.
– Все равно звонок скоро, – вклинивается Чонгук. – Ты не можешь проспать всю жизнь, хён.
– А я-то так надеялся…
Слушая их ленивую перебранку, Сокджин протыкает соломинкой фольгу и одним глотком выпивает, наверное, сразу половину молока. Чонгук перешучивается с Юнги, но не перестает коситься на Сокджина – внимательно, испытующе, из-за чего молоко будто застревает в горле. Сокджину очень хочется спросить, что же происходит, но он попросту не успевает – перемена заканчивается одновременно с молоком.
После школы он снова бредет домой один, потому что Юнги, похоже, реально рассматривающий будущую работу в кафе, уходит туда.
– Тетя взялась за меня всерьез, – объясняет он Сокджину, пока они вместе идут к выходу. – Этот бесконечный кофе снится мне по ночам.
Сокджин, не сдержавшись, фыркает, и его не останавливает даже то, что Юнги прямо на ходу пытается сделать ему подсечку.
– Тебе смешно, – ворчит он.
– Естественно, – подтверждает Сокджин, даже не пытаясь скрывать, как его это веселит.
– Ненавижу тебя.
– Конечно-конечно.
От дальнейшей бесцельной ругани их останавливает только развилка, так что они дают друг другу «пять» и расходятся. Оставшись в одиночестве, Сокджин совершенно не удивляется, обнаружив, что его мысли снова сводятся к Чонгуку.
На самом деле, Сокджин не может понять, когда он вообще в него влюбился. Он ведь знает Чонгука с тех пор, когда тот был смешным (это сам Чонгук яростно отрицает) и не слишком-то приветливым с незнакомцами мелким донсэном Хосока. И, казалось бы, это только должно подтверждать, насколько вкусы Сокджина необычны. Но… это же Чонгук. Чонгук, на улыбку которого Сокджин не может не улыбнуться в ответ. Чонгук, который обожает зависать дома у Сокджина, когда его родителей нет. Чонгук, который неожиданно и так быстро стал слишком взрослым.
«Чужие дети быстро растут», – всплывает в голове дурацкая фраза, которую любят повторять все их родственники, приезжая в гости. Следом же, цепляясь за какие-то непонятные ассоциативные связи, приходит и то самое воспоминание.
Да, Сокджин не может понять, когда он влюбился в Чонгука, но он прекрасно помнит, как он это осознал. Не было никаких драматичных озарений, лепестков роз, летающих вокруг ангелочков со стрелами.
Они тогда в очередной раз сидели дома у Сокджина, который должен был следить, чтобы Чонгук сделал домашку, но вместо этого позорно проигрывал этому самому Чонгуку уже третий заезд в гонках.
Машины на экране пересекли финишную черту, следом всплыла и таблица с результатами. Чонгук довольно вскинул кулак вверх, а Сокджин досадливо отбросил джойстик в сторону, а потом и вовсё лег на пол.
– Да как ты это делаешь вообще?! Щупальца отрастил и втихую ими кнопки нажимаешь?
– Ну у тебя и фантазии, хён, – показательно сморщился Чонгук, отодвигаясь подальше. – Щупальца, надо же такое придумать…
– А тебя что-то смущает в щупальцах? – лениво протянул Сокджин, жмуря уставшие от долгого напряжения глаза. – Хочешь поговорить об этом с хёном? Хочешь пожаловаться ему на проблемы?
– Вот это сейчас прозвучало ещё более странно. Вообще, хён…
– М? – Сокджин приоткрыл один глаз и обнаружил, что Чонгук нависает над ним.
– Тебе пора уже признать, что я постоянно обыгрываю тебя потому, что клёвенький.
В голосе Чонгука было невыразимое самодовольство, его палец утыкался в сокджинов нос, а сам Сокджин смотрел Чонгуку в глаза, ничего не отвечая, и с отчаянной остротой понимал, что в голове крутилось только одно: «Я влюбился в тебя, потому что ты клёвенький».
Осознав наконец, что пауза слишком уж затягивается, он практически на автомате отшутился, понимая, что это осознание, кажется, перевернет всю его жизнь с головы на ноги. Чонгук тогда ничего не заметил, а сам Сокджин ещё с неделю переваривал неожиданное осознание, и собственные мысли ему не нравились вовсе.
Тогда его состояние заметил именно Юнги. Нет, конечно, другие заметили тоже, но именно Юнги тогда спросил практически мимоходом: «Ты там влюбился, что ли?». По мере краткого рассказа Сокджина он становился всё более мрачным, а в конце сказал только:
– У тебя ещё будут из-за этого проблемы.
– С тобой тоже?
Юнги выразительно посмотрел на него в ответ.
– Ты придурок. Мне вообще без разницы, кого ты там любишь. С Чонгуком у тебя проблемы будут.
И до недавнего времени он был неправ. А потом Чонгук сказал с пола: «Мне кое-кто нравится, хён». И его тон говорил о том, что эта проблема только что появилась.
Сообщение приходит, когда Сокджин уже закрывает за собой дверь квартиры. Он некоторое время смотрит на пиксельный конвертик, уже зная, что увидит на экране, а потом быстро тыкает в него. Мама спрашивает, поел ли он, а потом добавляет, что ей звонили из школы. «Ты уже давно должен был решить, куда поступишь, Сокджини. Нельзя больше тянуть» – это вместо точки. Только вот проблема в том, что Сокджин не знает, чего он хочет от жизни. Внутренний голос иногда на полном серьезе предлагает поддаться шуткам Донхёка с Юнги про Сеульский Заборостроительный и пойти каким-нибудь маляром на стройку. Ну а что, тоже ведь профессия.
Уже в своей комнате Сокджин отбрасывает телефон на кровать, а сам останавливается у окна и утыкается взглядом в крыши соседних домов. В блокноте Юнги он как-то подсмотрел строчку «А вообще у меня нет мечты»; Сокджин в другие-то дни был согласен с ней целиком и полностью, а именно сейчас так и вообще задумывается о том, чтобы сделать её своим девизом, жизненным кредо и статусом в соцсетях.
– Медицинский? – на пробу спрашивает Сокджин сам у себя, а потом хмыкает. Это, конечно, не очко в его пользу, но он пока ещё не готов морально так близко сталкиваться с чужим горем. Слабоват. Юнги бы сказал, наверное, что лучше быть честным никем, чем лицемерным всем, и это слегка утешает.
Нужно бы, в принципе, собраться с мыслями и приняться за уроки, но вместо этого Сокджин так и остается стоять, бесцельно прокручивая в голове список любовно отобранных профессий. Среди приличных вкрадывается почему-то переворачиватель пингвинов, Сокджин хмыкает, представляя себя возящимся с пингвинами, и понимает, что перспектива-то в целом неплохая. В Антарктике ведь точно не будет Чон Чонгука, начавшего наконец-то интересоваться девушками. Любого Чон Чонгука там не будет, и это прекрасно. Наверное.
Сокджин вздыхает (в последнее время он делает это слишком часто), смотрит на стоящую на столе фотографию, и первое, что он видит – улыбку Чонгука.
Чонгук, Чонгук, везде Чонгук, всегда Чонгук, Чонгук в мыслях, Чонгук по соседству, всегда, везде. Угораздило же Сокджина в него вот так – с головой, пусть даже и Чонгук мальчишка ещё совсем, иногда смешной, иногда серьезный, с этой своей улыбкой невыносимой. Где-то на этом пассаже Сокджин себя обрывает с привычной уже решимостью, потому что бесперспективная влюбленность в собственного донсэна и самокопания по этому поводу мира ему не принесут, нет.